Борис Норд - Льды и люди

• Название: Льды и люди
• Автор: Борис Норд
• Издательство: ОГИЗ — Северное краевое издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1931

---

Правее и ближе к берегу — четырехугольная изгородь из бамбуковых шестов. Это жалкий скелет второй хижины зимовавшей на мысе Флоры американской экспедиции Фиала. Посредине сгнившего пола лежит чугунная печка с украшениями. Зубная щетка. Изорванные старинного фасона английские высокие галоши. Вокруг печки валяются осколки посуды, обрывки зеленых брюк. На подступающих вплотную к хижине кочках болота — масса медных гильз к старинным карабинам. Четырехугольные ржавые жестяные ящики с законсервированным сушеным мясом — пеммиканом и круглые жестянки из-под галет вросли до половины в мох. Около одного из валунов белеет куча выцветших от старости парусов и канатов. В воде болотистого озерка мокли полусгнившие дубовые бочки и разбитые ящики.

На пригорке за развалинами дома Седова я нахожу во мху синюю эмалированную солонку. Эмаль снаружи и изнутри потрескалась, открывая черный чугун. Внезапно меня осеняет догадка В моих руках солонка, из которой брал соль Нансен в доме у Джексона. Хижина Джексона стояла на этом месте пригорка. Прислонившись спиной к валуну, стараюсь проникнуть воображением к тем временам, когда на этом пригорке стоял полярный поселок Эльмвуд. Когда-то с этого пригорка с надеждой смотрел на море, ожидая корабля из Европы, Фритьоф Нансен. Синяя солонка. Я уже почти убежден в том, что в нее погружалось лезвие ножа Нансена.

■

„— Очень рад вас видеть! — произносит Фредерик Джексон.

— Благодарю. Я также.

— У вас здесь корабль?

— Нет, „Фрам“[9] не здесь.

— Сколько спутников с вами?

— У меня один товарищ там на льду.

Разговаривая, мы подвигались к земле. Я был уверен, что мой собеседник узнал меня или, но всяком случае, догадался, кто скрывается под наружностью дикаря. Но вдруг, когда я обронил какое-то замечание, он остановился и с удивлением спросил:

— Да вы не Нансен ли?

— Фритьоф Нансен.

— Клянусь Юпитером, я рад вас видеть! — и он схватил мою руку и еще раз крепко пожал ее. Все лицо его сияло; а в темных глазах светилась радость от неожиданной встречи.

— Откуда вы сейчас?

— Я оставил „Фрам“ на 84 градусе северной широты, после двухлетнего дрейфа во льдах. С Иогансеном я добрался до 86°14′ северной широты. Затем мы повернули обратно. Год мы зимовали вдвоем в хижине из валунов и моржовых шкур, на неизвестном острове, на севере архипелага. С весны идем по льду и островам на юг.

— Поздравляю вас от всего сердца! Я ужасно рад, что могу первый поздравить вас по возвращении из этого героического путешествия.

Навстречу нам шло трое одетых в полярные костюмы мужчин. Это были помощник Джексона Армитедж, химик Уайльд и доктор Кетлитц.

— Фритьоф Нансен. Достиг 86 градусов 14 минут северной широты. Вот он. Его спутник Иогансен ждет на льду пролива.

Среди торосов прокатилось вырвавшееся из глоток англичан восторженное ура. Трое из них, взяв нарты, отправились навстречу Иогансену. Мы вошли с Джексоном в низенькую русскую бревенчатую избу, стоявшую на береговой террасе. Около жилого дома были расположены конюшня для манчжурских пони и четыре круглых палатки с провиантом и снаряжением. Очутившись внутри дома, я не верил себе. Стены общей комнаты были оклеены хорошенькими зелеными обоями. Кругом были развешены фотографии родных и гравюры. На полках стояли книги и различные научные инструменты. После полуторагодовой жизни во льдах окружающая обстановка казалась мне необыкновенной. В маленькой чугунной печке приветливо пылал каменный уголь. Джексон дал мне переданные ему моими родными письма. Сев в мягкое кресло, я с волнением прочел их. Все было хорошо. Но меня опечалила мысль, что ведь этим письмам два года. Два года, как Джексон безвыездно жил на Кап-Флоре. Когда письма были прочитаны, в открывшуюся дверь ввалился Иогансен с нашедшими его англичанами.

— Этот способ путешествия мне определенно нравится! — сбрасывая с себя рваную верхнюю одежду, пошутил он.

Англичане, найдя его на льду, не дали ему дотронуться до нарты с нашим багажом. Иогансен шел налегке, барином.

Я поздравил его:

— Яльмар, с людьми!

— И с землей, Фритьоф! — значительно подчеркнул он.

— Да, и с землей, Иогансен! Мы так долго ведь были с тобой среди льда“.

Вечер семнадцатого июля 1896 года застал Нансена в Эльмвуде рассказывающим о событиях, предшествовавших встрече с Джексоном. Едва ли у него когда после были такие внимательные слушатели, как жители полярного поселка Эльмвуда.

— Сегодня утром была моя очередь быть поваром, — рассказывал Нансен. — Зажегши ворванную лампу, я поставил на нее котелок с мясом молодого моржа. Иогансен еще спал. Чтобы ориентироваться, куда нам идти, я взлез на ближайший торос. До моего слуха донеслись звуки, настолько похожие на собачий лай, что я вздрогнул. Я стал напряженно вслушиваться; но ничего больше не слышал, кроме гама морских птиц. Решив, что ошибся, я продолжал осматривать пролив и острова на западе. Вдруг опять послышались те же звуки, сначала глухие, отрывистые, потом громкий лай.

— Яльмар, лает собака! — крикнул я Иогансену.

Дремавший в спальном мешке Иогансен, выскочив из него, мгновенно кинулся на торос. Он сидел на нем все время, пока я доваривал моржовую похлебку. Несколько раз ему также чудился отдаленный лай, но настолько невнятный, что это показалось Иогансену шумом отдаленного птичьего базара.

После завтрака, надев лыжи, я ушел на разведку. Иогансен остался у каяков. Все было тихо. И я шел в сомнении, считая, что стал жертвой галлюцинации. Но минут через десять я увидел свежие звериные следы на снегу. По величине они были больше песцовых. Но как мы не слышали лая собаки, когда она пробегала в двухстах шагах от нашего лагеря? Что-то невероятное. Но чьи же тогда следы? Волчьи?.. Волнуемый самыми противоположными мыслями, то надеясь, то снова впадая в сомнение, шел я на лыжах дальше. В голове и сердце был настоящий хаос мыслей и чувств, и я бессознательно выбирал дорогу между торосами.

Вдруг мне почудился окрик мужского голоса… такой странный, чужой. Первый чужой голос за три года. Сердце забилось, кровь хлынула в голову. Взбежав на торос, я крикнул во всю силу легких. Голос, раздавшийся среди ледяной пустыни, говорил о жизни, о родине, о всем, что я оставил там. И я, не думая ни о чем другом, не помня себя, понесся, как ветер. С тороса я увидел собаку, за ней пробирался на лыжах среди льдин человек.

Я приподнял шапку, мы протянули друг другу руки.

Над нами повис туман, скрывший весь окружающий мир: под нами был исковерканный пловучий лед, окутанный туманом. А тут стояли: европеец в английском изящном костюме, в высоких резиновых башмаках, выбритый. Против него — дикарь в рваном меховом рубище, измазанный моржовым жиром, кровью, косматый, с лицом, покрытым слоем ворвани и грязи.

Нансен разлегся на медвежьей шкуре, лежавшей около чугунной печки, рядом с Иогансеном.

— Остальное известно. Мистер Джексон, ваша очередь. Мы с Иогансеном с нетерпением ждем вашего рассказа об исследовании архипелага.

Джексон принес из своего маленького кабинета пухлую пачку рукописных карт.

— Вот результаты нашей двухлетней зимовки на Кап-Флоре, — потряс он ими. — Карта Пайера безбожно врала. Земля Франца-Иосифа не земля, а архипелаг.

— Мы в этом лично убедились, — подтвердил, отодвигаясь от раскалившейся печки, Нансен.

— В первую же нашу экспедицию весной 1894 года, — продолжал Джексон, — пройдя на восток от Британского канала, мы открыли острова Скот-Кельти, Сальсбюри, Омманей, острова Елизаветы и Луиджи. Открытый на северо-запад от Гукера остров мы назвали именем нашего геолога: вот этого, — Джексон хлопнул по плечу сидевшего на медвежьей шкуре около его кресла Кетлитца.

— А соседний, Фредерик? — лукаво спросил Кетлитц. — Как мы назвали его?

— Соседний мы назвали, Фредерик, — Джексон поклонился в сторону Нансена, — именем нашего отважного гостя. Островом Фритьофа Нансена… — Гип! Гип! Гип! Фритьофу Нансену! — прокричали, вскакивая, англичане: — Гип! Гип! Гип! Смелому Иогансену!

Смущенные Нансен и Иогансен подошли к столу, на котором Джексон разложил карты.

— От острова Нансена, — указывал он циркулем путь, — мы пошли на северо-запад. С берега последнего острова мы увидели неизвестное море.

— Мы с Фритьофом пересекли его на каяках, — подтвердил Иогансен.

— Это море мы назвали именем английской королевы Виктории, — сказал Джексон. — Обратный путь на Кап-Флору был очень труден. Мы шли по тронувшимся льдам Британского пролива. Торосы. Трещины. Полыньи. Третьего июля „Уиндуорд“, застигнутое льдами у Кап-Флоры наше судно, освободившись, ушло в Англию, Летом мы исследовали юг и запад архипелага. Когда мы были у синих глетчеров Земли Александры, шлюпка попала в сильнейший шторм. Пристать было негде. Кругом вертикально вздымались льды ледников. Шлюпку вынесло в море. В продолжение нескольких часов мы боролись в бушевавшем море за жизнь. Нам удалось спастись. За лето мы посетили земли принца Георга и королевы Александры. На мысе Стивенса, на земле Георга, вот тут, — передвинул циркуль на карте Джексон, — Армитедж нашел рог оленя. Он принадлежал той же породе оленей, что и найденный Ли-Смитом на Кап-Флоре олений рог. Рога говорят за то, что некогда на оледенелых островах архипелага билась жизнь юга. В нынешнюю весну я, Армитедж и Бломквист опять были на северо-востоке.