Аллегра Гудман - Семья Марковиц

• Название: Семья Марковиц
• Автор: Аллегра Гудман
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9953-0247-6, 978-5-7516-1159-0

Американская писательница Аллегра Гудман — лидер, как характеризует ее критика, писателей, вступивших в литературу после Б. Маламуда, С. Беллоу и Ф. Рота.

Сборник рассказов «Семья Марковиц», по сути, роман о трех поколениях американско-еврейской семьи. В лучших традициях еврейского повествования сострадание в нем сочетается с юмором, а зоркость и беспощадность взгляда — с любовью к своим героям. Дедушки и бабушки, иммигранты, торговцы и мелкие предприниматели, и их дети, профессора, литераторы и инженеры, уже наполовину ассимилировались, а вот кое-кто из внуков возвращается к истокам. При этом в отношениях трех поколений непонимание не мешает любви, а раздражение нежности.

Блестящее мастерство, с каким А. Гудман лепит образы своих героев, делает ее книгу чтением, от которого не оторваться.

---

— Никогда этого не забуду. Никогда, — она еще плачет, но в голосе уже слышится смех.

Генри возвращается в Англию. Роза улетает в Калифорнию. В воскресенье, после отъезда Розы, Эд с Сарой едут в «Дж. С. Пенни»[102]— присмотреть жалюзи в комнату Мириам.

— А игрушки мы уберем в ящики, — говорит Эд, уже когда они идут по магазину.

— Ковер тоже придется заменить, — говорит Сара.

— Это еще зачем? Чем этот плох? Мы за него выложили кучу денег.

— Да вот цвет у него…

— А мне его цвет нравится. Для гостевой в самый раз.

— Видишь ли, он не подходит к жалюзи, — Сара проводит пальцем по планкам образцов.

— Раз так, давай купим занавески. Я ведь сразу так и предложил.

— Но нужно, чтобы они сочетались с тускло-розовым ковром.

— Идет.

Продавщица настигает их, когда они рассматривают белые кружевные занавески.

— Вам помочь?

— Видите ли, Филлис, — обращается к ней Эд: он прочел ее имя на бирке. — Мы подыскиваем что-то размером сто двенадцать на сто двадцать пять.

Вы имеете в виду размер окна? — спрашивает Филлис.

— Ну да.

— А в какого рода комнату?

— В спальню, — говорит Сара. — Притом в девичью.

Филлис кивает.

— А сколько лет девочке?

— Двадцать три, — говорит Эд.

— Она не живет дома, — Сара сознает, что их объяснения звучат глупо. — Учится в Гарвардской медицинской школе[103].

— Вообще-то она в июне выходит замуж.

— Поздравляю.

— Спасибо, — говорит Эд. — Мы решили сделать из спальни гостевую, но хотим… э-э, как бы это сказать, оттолкнуться от того, что там есть.

— Комната выдержана в тускло-розовом цвете, — объясняет Сара.

— Позвольте показать, что мы можем вам предложить, — Филлис подводит их к витрине.

— М-м-м, — в растерянности мычит Эд.

— В таком случае могу предложить вот эти из кружевного…

— Нет, нет, — Эд косится на Сару. — А вот те занавески у стены, это что? — спрашивает он. — Очень неплохие.

— Это новинка, — говорит Филлис.

— Очень, очень славные, — говорит Сара.

— Они называются «Фантазия в розовых тонах», — сообщает Филлис. — Рисунок — сплошь пунцовые, серые и палевые розы, хлопок с полиэстером пятьдесят на пятьдесят. Есть вариант с оборками, есть с фестонами… — Она расправляет занавески. — А под них — кружевные. Для этого вам понадобятся два карниза.

— Они отлично оттенят ковер, — говорит Сара, когда обсуждает с Эдом этот вариант у питьевого фонтанчика. — Если ты уверен, что не хочешь поменять ковер.

Вечером, когда занавески уже повешены, Сара уносит телефон в комнату Мириам, падает на кровать и звонит ей в Кембридж.

— Мириам, привет, — говорит она. — Это мама. Звоню тебе из Святилища. Мы только что повесили дивные занавески. Розово-серо-палевые. Знаю. Знаю. Эд, возьми трубку, я дозвонилась.

— Ой, ты меня оглушила, — это Эд из кухни. — Привет, детка. Все разъехались по домам. Мы купили в твою комнату розовые занавески. Очень красивые. Чудные. Сделаем из нее гостевую, когда вы с Джоном станете нас навещать, будете здесь жить. А мы туда еще и раскладной диван купим.

— Если у тебя родится девочка, — говорит Сара, — она, когда приедете погостить, может спать там.

— Ну а ты можешь приехать и сама по себе, когда сдашь анатомию, — говорит Эд: он не любит загадывать так далеко.

Персы пер. Л. Беспалова

Памяти Марион Магид

Эд идет в почтовое отделение кампуса — получить заказное письмо. За обедом он ворчал, говорил, что ему не с руки туда тащиться, но, едва выйдя из кафе, поспешил на почту. В последнее время ему много пишут, много звонят: приглашают выступить с комментариями на радио и телевидении. Из-за взрыва во Всемирном торговом центре[104] на Эда большой спрос: он же специалист по терроризму и вдобавок работает в Джорджтаунском университете, а значит, под боком. Вот и сегодня у него предварительное интервью с продюсером радиопрограммы «Поговорим о временах». За обедом коллеги подтрунивали над ним: не иначе как в письме приглашение в Белый дом, а он только отмахивался, но сейчас спеша на почту, отнюдь не исключает, что письмо из ФБР. Письма из ЦРУ он уже получал, но ничего впечатляющего в них не было.

Письмо из Ирана, на бланке, наверху текст на фарси. Само письмо на английском, и вот что в нем:

На имя Высочайше Почтеннейшего Профессора Э. Марковица Салаамон Алайком[105] — С нашим глубокосердечным приветом

Мы имеем честь оповестить ваше высочество, что Конгресс чествования Великого и Хвалимого Божественного мистика Муллы Садра[106] состоится в городе Исфахан с 1 по 6 Зикаде[107].

Сим мы находим в высочайшей степени своевременно требовать от вас сообщить, когда мы будем иметь удовольствие от вашего высокого присутствия. Наибольшей радостью для нас будет узнать, что ваше превосходительство отправится в Иран в скорейше удобный ему срок. В соответственном случае мы можем предпринять подготовления относительно билетов и комнат в древнем городе Исфахан нисф Джахан — Исфахан — половина мира.

С величайшим почтением к вашей милостивости.

Доктор В. П. Джамиль Секретарь комитета Конгресса чествования

Эда никогда еще не приглашали выступить с докладом в такой форме. Стоя посреди почтового отделения, он внимательно читает письмо дважды. Хвалимый Божественный Мулла Садра вне области его интересов, к тому же хотелось бы знать, у кого они раздобыли его имя. Это несколько тревожит его, ну а вместе с тем, разве письмо не доказывает, что его имя приобретает международную известность? Как бы не занестись — такое для него наступает время: он востребован на самых разных уровнях. Но что не выходит у него из головы, от чего он на обратном пути только что не прыгает — это стиль письма. В наше-то время, в наш-то век, когда аспиранты, звоня, спрашивают «Эда», а студенты ждут малейшей потачки, чтобы последовать их примеру, не приходится отрицать: когда к тебе обращаются, как к какому-нибудь члену королевского дома, и называют превосходительством, это греет душу. Похоже, в каждом ученом таится придворный, а в Эде и подавно: он же занимается современным миром и изысками прошедших времен не избалован. Он меряет шагами кабинет, ждет: в три часа ему должна позвонить продюсер с радио Джилл Бордлз. Он разбирает бумаги на обоих столах, перекладывает оттиски из одной пачки в другую. Кабинет у него просторный, захламленный, на стене фотографии Сары и детей.

— Моя дочь, она этим летом выходит замуж, — так он говорит посетителям, хотя на снимке Мириам в мундирчике, марширующая по улице с оркестром, на невесту никак не походит.

Звонит телефон.

— Профессор Марковиц, — говорит Джилл Бордлз. — Здравствуйте. Как поживаете?

— Отлично, — отвечает Эд. — Много работы. А вы как?

— Превосходно. Дайте я вам расскажу, как мы построим передачу. Наконец-то нам предоставляется возможность познакомиться получше с вами и вашей работой. Задать вам кое-какие вопросы.

— Идет. Начинайте.

— Я читала доклад, который вы сделали в 1989 году, «Террорист как Другой». В нем вы пишете, что сами наши попытки понять террориста обречены на неудачу, так как в глубине души мы питаем подозрение, что террорист для нас чужак. Что его моральные установки и мотивации никто в цивилизованном мире не может разделить.

— Совершенно верно, — подтверждает Эд. — Именно это и загоняет нас в тупик, поскольку у многих из нас двойные стандарты. Еврейское сообщество, к примеру, отказывается признать, что террористические акты облегчили рождение Государства Израиль. Тот террорист, кто выступает против наших политических и общественных институтов, для нас и чужак, и человек, преступивший все законы, и ему нет места в нашей истории — мы отказываем ему в нем. В сущности, мы отказываемся видеть в нем самих себя.

— Вот почему, — продолжает Бордлз, — когда мы учим историю в школе, нам не говорят, что Бостонское чаепитие[108] не что иное, как террористический акт, так как оно — часть нашего отечественного мифа?

— Именно так. Хотя, строго говоря, терроризм как идею родил в девятнадцатом веке Жорж Сорель,[109] а применила на практике «Народная воля» в России. Но если рассматривать терроризм в более общем плане, вы правы. Нечто вроде Бостонского чаепития прекрасно иллюстрирует мою точку зрения. Начиная с третьего класса и далее Бостонское чаепитие для нас — героическое событие А то, как при этом поступили с собственностью англичан, в школе даже не обсуждают. Никому и в голову не приходит трактовать Бостонское чаепитие как террористический акт. Вместе с тем, если разобраться, что собой представляет Бостонское чаепитие, мы обнаружим там и мятеж, и заговор, и саботаж — то есть три базовых части терроризма. Словом, канонизация этого события — прекрасный пример того, как мы преподносим историю в школе, иными словами, мы учим, что цель оправдывает средства, если цель — Соединенные Штаты.