Дитмар Дат - Погода массового поражения

• Название: Погода массового поражения
• Автор: Дитмар Дат
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7516-0878-1

Роман современного немецкого писателя Дитмара Дата (р. 1970) «Погода массового поражения» — своеобразный дневник чувств и мыслей девятнадцатилетней Клавдии Старик, поданный в несколько непривычной, но весьма изящной художественной форме. Клавдия считает себя вполне обычной немецкой девушкой, отличающейся от своих подруг лишь наличием дедушки-коммуниста Константина Старика… Однако позже ей предстоит узнать свое истинное происхождение и предназначение. Для этого ей придется отправиться на Аляску и погрузиться в тайны секретного проекта американских военных — HAARP.

---

«но… уходите, дети, давайте… идите…», мое ухо было уже у его рта, я не хотела ничего пропустить, прослушать. «быстрей», еще тише, «только быстрей, дети… взгляд назад, и вы… в…» с тех пор молчит

013343

увидели меня, но мне еще все равно, доносится гром и треск, там стреляют по складным стульям, флагштоку, спутниковой тарелке? двери к другой хижине в мертвом угле, наша — муруна — недостаточно широко открыта, он смотрит на стену, на постер, совсем другим взглядом, чем раньше — когда я подумала, что он мертв, другим: теперь он мертв.

зачем мне бежать? все равно.

утешитель мой, покровитель: одеяло сползло, я не знаю, как это делается, как закрывать глаза, и немного боюсь, потом все же решаюсь, и это легко, утешитель: я стягиваю одеяло с кровати справа от него, накрываю им его, до корней волос; не знаю даже почему, как-то мне кажется, так просто делают, чтобы покой, ну

иду к двери, чтобы показаться им, что надо делать, поднять руки? меня видят двое, но тот, за которым они идут, указывает согнутой рукой вверх и затем, удар краем ладони, вперед, и тогда оба поднимают ружья, приходят остальные, и когда я ступаю на порог, я только и могу, что удивляться гусенице, парням с трубчатыми штуковинами на спине, ребенок на лестнице, у шоп-н-стопа, мать-перемать со сломанной рукой орет на него, тянет обратно в дом, ребенок стоял там весь израненный и взглядом искал что-то. еще больше мужчин приходит, нет, не знаю, может, там и женщины есть, эти униформы делают всё

гарпуны или мясные крюки на руках, что это за прибор, но и обычное огнестрельное оружие, что

больше фейерверка, взрывающиеся тыквы, оторванные полосы красного бархата, много яркого — так, что даже звездный шатер исчезает, бледнеет и смотрится, как поверхность воды, которую со дна озера стая обезьян, управляемая силой мысли какого-то вуду, эти зверьки — его глаза и уши, юркие и проворные, там, наверно, психогенерал сидит в контрольной будке наверху в haarp, и смотрит, и слушает все, но если бы кто-нибудь вот сейчас застрелил всех этих парней, то это вожглось бы в мозг генерала, тогда он ослеп бы и весь свой остаток жизни ничего бы больше не видел, кроме огней, которые

один справа орет, за домом есть что-то, турбина начинает реветь, сперва низко, затем быстро шершни, рой вой, хрип крик

сосредоточенно храбро, из ряда вон планомерно, смешно и абсурдно, как щелкунчики, наступают они, триады старательных обезьян, по всем направлениям, что надо завоевать, как насчет неизменной банановой кожуры или льда под снегом, почему это так ужасно смешно, сошла ли я правда с ума, нет: до меня не доходит, почему они так устраивают свой балет, будто тут в деревне самый что ни на есть вьетконг, при этом тут никого нет, только бедные души, которые пекутся об этом пристанище, да я, на веранде, с открытым ртом и, вероятно, сказочно идиотским выражением лица, они топают, они спешат, целятся во что-то. во что? мне бы хотелось сказать муруну: смотри, что за придурки, разве им не где-нибудь в третьем мире охранять нефтяные поля или предотвращать резню? но в этом нет смысла, мурун не смог бы, мурун бы не

что это страшно воняет, надувная лодка у фургона перед плитами на въезде, потому что теперь и она горит, и что-то таится, дрожит, это люди, это

в строю, двое пинками тяжелых сапог опрокидывают скамью, один выбивает окно у другого домика, фонарем, и что-то теперь стреляет в ответ, там где труба за перегородкой на

почему они здесь, конечно: за заснеженным ограждением, где стоит дурацкая будка с эспрессо, на краю леса за американским флагом, переломанный тюбик краски, мерцая металлом, зарывшись правым крылом в снег, как ребенок рукой: самолет, который должен был нам помочь, каким-то самодельным шоу на манер специалиста райана. где шлем муруна?

десантники окружили обломки, один решительно наступает с огнетушителем, но явно не для того, чтобы тушить: пусть они спокойно себе горят, наши товарищи, что мне делать теперь, меня схватят, ско

справа быстрее шагают в ногу, под рык командира, теперь военные на всем пространстве вплоть до джанкшн, за вывеской, рядом с туалетом они выскакивают из ветвей, пара десятков, рыскают фонариками и ищут, по краю пандуса крадутся трое, из них четверо согнув колени, как на учениях, мне это кажется каким-то упражнением, но мне бы лучше обратно в дом и надо

что такое, они меня видят, они, что ли, хотят, чтобы я

у глаза, справа на щеке, что-то вколачивается в меня, в цель, сперва тупо думаю, челюсть, мой язык мое легкое, откуда же этот вкус, потом что-то с ногами, они хотят отвалиться назад, как так, щека ноет до виска, ломится череп, ай что это ай черт темнота теперь самая

013401

режет и свербит в моем бедре, чувство такое, будто вплоть до костей доходит, толкает и дергает, как тогда в челюсти, когда мне под наркозом пришлось избавляться от зуба мудрости, они всё рвали и рвали, а он никак не хотел выходить, в итоге они его прямо-таки выкорчевали. мне немного смешно, все еще, как когда — когда

это было — наступали солдаты, такая газообразная веселость, и свою лепту, конечно, вносит то, что все сверление, ковыряние и копание в своей ноге доходит до меня только как кинетическое мероприятие, не как боль, под наркозом: так надо, свет здесь — вверху — как в американских супермаркетах, в «уолмарте» или «каррс» в анкоридже, вспышка гранаты, я ее вижу только одним глазом, который меня тоже не вполне слушается, мое изображение постоянно съезжает, катится прочь, будто мышка, курсор

сначала со всем усердием: пытаюсь осознать, что вокруг меня, сориентироваться, но эта горизонталь просто внушение, я хочу покоя, лишиться сознания, опять уснуть, сквозь веки я еще вижу мониторы, две штуки, примитивные, там что-то волнами-зигзагами, наверно, мои жизненные показатели или как это в больничном телевизоре

вверх? не видно?

одного глаза нет, одной половины, сферы.

«you’re weak, you know.[132] не вставай», я узнаю свой голос: это я — та, кто мне это говорит, я стою возле раковины, я это вижу, потому что ровно настолько могу повернуть голову, и на мне зеленый халат, как у хирурга, я наниди.

а клавдия старик лежит здесь, и у нее, ой-ой-ой. что-то давит в ушах, в голове, в ноге, в которой сверлили-кромсали, долбит так, что за каждым стуком следует маленький укол из головного мозга, вдоль по костной орбите до самой ноги, неприятно, металлически, электрически, нервно.

звук как от очень большого компьютера: что это? линия электропередач? возможно, кондиционер, теперь шея выворачивается еще дальше, до другой стороны, до края перспективы: ни одного окна, что-то капает, булькает, на слух бак для воды или апельсиновый сок в стеклянной бутылке, которую спешно высасывают до дна. свет, убери свет, слишком резкий.

ложечку за маму, ложечку за папу, пюре, фруктовое, пластмассовая ложка, наниди сидит на складном стуле и говорит: «молодец, теперь это усвоится, не придется больше блевать мне на колени».

меня рвало? я не помню, в моем голосе слышен сгоревший миндаль, когда я говорю: «я… мы здесь…?»

«в безопасности, underground, я вытащила тебя… и мару оттуда, было нелегко… мне помогли люди, которые заботятся о маре».

«это… что за… какие люди?»

«их больше нет», говорит наниди и пихает мне в рот последнюю ложку баночного пюре, больше нет. людей, которые помогли ей меня и… кого?

«мара?»

«наша сестра, похожая на нас. she’s hurt pretty badly[133], тяжелей, чем ты. лежит рядом, под маской», маской, какой еще? ах, кислород, черт. это больница? «где… скажи, мы… где…»

«копать тоннели и строить убежища умеет не только армия, мы в… это называется bomb shelter[134], на случай атомной войны, на частном участке, который они купили, чтобы контролировать все, что находится в радиусе haarp. только они об этом убежище ничего не знали и до сих пор не знают, вход хорошо скрыт, у нас… есть карты. эта штука… когда был построен этот бункер, аляска еще даже не была штатом, crazy, да?» ну если тебе так кажется, я падаю, проваливаюсь в сон, леччч…

013500

«твой дедушка ввязался в совершенно дилетантское мероприятие», трудно с этим поспорить, так что я упорно не отрываю взгляда от мары, которая рядом борется со смертью, а мы даже помочь ей не можем, за молочной шторой, в противоожоговой мази, под сонмом инъекций: сестра.

наниди оскорбляет Константина, но если я стану требовать объяснений, это ничего не даст, хотя ей бы надо знать, что нельзя так со мной разговаривать, если хочешь дождаться ответа.

пропеллер крутится и крутится, это все, что он делает, «тебе надо подвигаться», говорит она и протягивает мне чашку с противным супом, я попадаюсь на удочку, дура тупая, самая настоящая дура: «что предлагаешь, сквош?»