Робер Параго - Макалу. Западное ребро.

• Название: Макалу. Западное ребро.
• Автор: Робер Параго
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1977

Книга посвящена экспедиции Французского альпинистского клуба, цель которой была ― восхождение на одну из высочайших гор земли ― Макалу, причем восхождение было совершено по чрезвычайно сложному маршруту ― Западному ребру.

 В книге читатель найдет не только описание повседневной жизни горовосходителей, в ней дается суровая картина высокогорья, образы жизни и обычай местных жителей. Поскольку высокогорные районы довольно редко посещаются учеными, то каждая экспедиция в такие районы обязательно дает что-то новое для высокогорной географии. Несомненно, такой вклад внесла и экспедиция на Макалу.

---

Ночь нас застает точно в тот момент, когда мы добираемся до первой навешенной веревки. Мой налобный фонарь сломался, и мне придется спускаться, держа фонарь в зубах! Дай бог вам счастья, тебе, Жорж, и тебе, Галка, навесившим эти веревки три дня тому назад, когда выход из строя ваших кислородных аппаратов преградил вам путь к вершине! Без вас, без вашего беспримерного чувства товарищества (вот что такое Гималаи!), без вашей ариадниной нити что было бы с нами?

Наконец в 22 часа мы вновь в нашем лагере VI, кажущемся мирной гаванью. Мы его покинули двадцать часов тому назад!

В лагере II сверкает звезда. Шерпы разожгли гигантский костер, наверное чтобы отметить нашу победу.

Завтра мы будем в лагере V, где нас ждет Жакоб. Затем лагерь II, где нас встретит Параго. И наконец, Базовый лагерь и все товарищи. Конец эпопеи.

В ОБЪЯТИЯХ РАДОСТИ И ГОРДОСТИ, В ТИСКАХ ТРЕВОГИ

Последние угли зажженного шерпами костра темнеют и потухают. Правильнее было бы сказать, что это был не костер радости, а конкретное выражение их облегчения. Они собрали для этого костра все бумажки, валявшиеся между палатками, все обломки ящиков; они чувствовали, что теперь все кончено, что они вновь вернутся к семьям, к своим селениям. Гийо, Маршаль и я, мы болтали без конца в общей палатке и наконец разошлись «по домам».

Спят ли мои два товарища? Не знаю. Что касается меня, я не сплю и знаю, что сон придет не скоро. Все мое «я» разрывается между законной радостью и гордостью этой победой (все другие экспедиции отступили) и тревогой, потому что экспедиция закончится по-настоящему лишь после возвращения всех в Базовый лагерь. Трое восходителей, двое с вершины и Жан-Поль Пари, еще наверху. Если бы какой-нибудь добрый гений мог бы завернуть их в вату и доставить сюда! Я не хочу теперь, чтобы они подвергались малейшему риску. Это снаряжение, лагеря на ребре, километры навешенных веревок-зачем их собирать? Зачем рисковать? Палатки, поврежденные ветром, веревки, истертые о гранит... Да будь они даже новыми, они не стоили бы опасностей, которые нам угрожают, если начнется непогода, и еще больше, если начнется спад психологического напряжения (после восхождения) С чем надо считаться ― так это с человеческими жизнями.

Спать? Исключительное напряжение этого дня было для меня слишком большим испытанием. Одной лишь радости хватило бы для обеспечения бессонницы. Это как озарение. Я чувствую себя освобожденным, освобожденным от тисков, которые меня душили, лишали воли, давили до невообразимой степени. Только теперь я сознаю, насколько я был угнетен в течение всей экспедиции. Как будто внезапно открылся предохранительный клапан.

Хотелось бы мне знать, что каждый из моих товарищей в сущности думает? Испытывают ли они радость? Радость, подобную моей, или только облегчение? Счастливы ли они нашим успехом или разочарованы тем, что не были на вершине, что у них нет больше шансов попасть туда в последующие дни? Так как попытка связки Мелле ― Сеньёр ― это действительно последний патрон. Представляю себя на их месте. Однако по сравнению с ними у меня некоторое преимущество. В то время как, за редким исключением, все альпинисты являются непримиримыми индивидуалистами, я хорошо сознаю именно потому, что я отвечаю за экспедицию, что наша победа-это командная победа. Это чувство коллективной победы схватывает меня значительно интенсивнее, чем во время любого восхождения, в котором я до сих пор принимал участие. Причем участие самое полное, так как каждый раз я достигал вершины. Но я не был начальником экспедиции.

Я не хочу, чтобы кто-либо из моих друзей чувствовал себя обойденным. Если завтра или позже кто-либо будет себя спрашивать: был ли я на своем месте? Все ли нужное я сделал, чтобы взойти на вершину?! Неужели я был менее достоин, чем Сеньёр или Мелле? Если я не добрался до вершины, не потому ли это, что я действительно был никуда не годен? ― я скажу ему тогда, что он не прав, что он был на своем месте, что он великолепно выполнил свой долг.

Я не хочу, чтобы на некоторых лицах можно было прочесть чувства, обуревавшие меня при возвращении из той или иной экспедиции. Я не хочу вновь наблюдать такое возвращение в Орли: начальник, оторванный от своих людей, запертый в маленькой отдельной комнате с журналистами, с цветами, с речами; и товарищи, забытые, ничтожные, оказавшиеся в роли бедных родственников, говорящие: «Ладно, ну что ж, наши жены нас ждут, до свидания...»

Четыре, пять месяцев волнующих переживаний, чтобы прийти к такому унижению! Какой жалкий конец! Конечно, я скажу журналистам, что Яник и Бернар были на вершине, что Яник показал потрясающую мощь, что он был ударной силой нашей экспедиции; но его победа (он и сам отлично это знает), я скажу, я буду повторять без устали, была суммой усилий всех без исключения, тесно связанных со всеми ударами молотка, всеми приступами кашля, обморожениями, бессонницей, этих шагов, прибавленных к предыдущим шагам, гнева, отчаяния, голода, со всем, что было нашими буднями, с хлебом, солью, медом и желчью наших дней. Рука Пайо, когда он забивал крюк для навесной веревки над лагерем V, рука Бернара и Яника, держащая флаг на вершине, ― это одна и та же рука. То же самое для Моска, то же самое для Пари, то же самое для всех.

Я хотел бы иметь возможность немедленно сообщить об этой коллективной победе всем тем, кто верил в нас. Конечно, моя благодарность не считается с иерархией: скорее сумбур царит в моем усталом мозгу. Но все же прежде всего я думаю о Люсьене Деви. Он всегда верил в наш успех, он жаждал этого успеха с самого момента зарождения идеи, несмотря на всевозможные трудности, наибольшие из всех, какие пришлось ему преодолевать при организации экспедиций. Без его страстного упорства, без постоянной помощи Гималайского комитета в целом мы бы даже не выехали из Франции.

Смог бы я уехать, если бы меня не понимала моя жена Франсуаза? Ее вера абсолютна. Анды или Гималаи ― во всех экспедициях она всегда была рядом со мной. Все так просто... Я буду отсутствовать некоторое время, а потом я добьюсь успеха, а потом я вернусь. Она знает достоинства Берардини, она довольна, что он со мной. Мы давно уже ходим вместе, ничего с нами случиться не может.

А Вы, терпеливая мадам Морган, неутомимый секретарь? Как мы злоупотребляли Вашей услужливостью, растягивая Ваши рабочие вечера до неурочных часов! Это экспедиция, которую Вы переживали с энтузиазмом, Вы ожидали ее исход с обычным Вашим спокойствием и все же боялись в душе неудачи, которую Вы переживали бы, как свою собственную. Так вот, будьте счастливы, мы добились успеха.

А ты, Сеги?! Покинув в очередной раз свою жену Франсуазу в Катманду, ты прилетишь в Базовый лагерь, ничего еще не зная; я так и вижу тебя, удобно устроившегося на сиденье, улыбающегося, с блестящими глазами, когда ты выключаешь турбину. Ребята решили устроить хохму, ни слова не говорить, но ты уже догадался. Здесь же находятся и журналисты, которых ты сегодня увозишь с собой. Они так же довольны, как и мы, успехом. Это немного и их успех. Они так интенсивно переживали последние дни Макалу! За месяц, проведенный с нами, они вжились в экспедицию. Эти ребята, которые, за исключением Жана Крейзе, прошедшего в Альпах несколько неплохих маршрутов, об альпинизме не знали ровно ничего, выбрали Гималаи для знакомства с горами! О, конечно, они прочли пару рассказов, составили себе кое-какое, представление. Но перенестись одним махом на 4900 м и прожить там месяц, надрываться до полусмерти, чтобы просто пройти сотню метров по морене вокруг лагеря, ― это совсем другое дело.

Вы тоже будете довольны, парни из экспедиции 1955-го, с которыми мы виделись перед нашим отъездом: Франко, Маньон Бордэ, Виалат. Да, вы верили в меня, верили в нас, но в ваших глазах можно было прочесть то, о чем умалчивал ваш язык. Это Ребро, вы его видели, долго изучали. Невозможно, практически непреодолимо... они потерпят поражение. Вот что вы думали но были настолько тактичны, чтобы этого не говорить, и я вам признателен[12].

В Катманду также должны с беспокойством ждать сведений об экспедиции. Все, кто нам помогал: новый посол Франции только что прибывший в Непал, консул Омнэ, секретари посольства, вся французская колония, врач Сула и его милая супруга Они наверняка думают о нашей команде, висящей где-то на этом Ребре, когда все другие экспедиции повернули вспять. Они знают, что мы очень близки к успеху, но ведь бывали экспедиции терпящие поражение менее чем в ста метрах от вершины.

Франция, Париж. Какая погода сейчас в Париже?! Я вновь увижу утренние и вечерние оживленные улицы, вновь буду совершать ежедневный пробег на мопеде на работу, увижу моих коллег, которые скорее просто друзья, а не коллеги; увижу своих боссов. Мне хотелось бы, чтобы все мои товарищи по работе в Париже узнали: 23 мая 1971 г. Мелле, Сеньёр, две крошечные красные точки, были на вершине Макалу, на 8481 м. Все слышали о нашем мероприятии, о его исключительном характере все переживают его вместе с нами. Что же касается моих начальников, генерального директора М. Мора, то они уже привыкли ― я в шестой раз прошу отпуск! Как я признателен за их понимание! Они сумели за служащим разглядеть человека; они поняли глубокое значение этого необычного предприятия не только для меня, но и для всех наших сотрудников, начиная с самого скромного клерка до руководящих лиц. Этот Параго, он мог бы вполне удовлетвориться участью маленького спокойного бумагомарателя, ведущего спокойную жизнь среди других спокойных бумагомарателей, спокойно ожидая, чего? Мирных воскресений... продвижения по службе и пенсии?! Ничего не поделаешь. Они помогают мне быть человеком, и я благодарю их от всего мужского сердца.