Ханс Хенни Янн - "Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты

• Название: "Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты
• Автор: Ханс Хенни Янн
• Жанр: Современная проза

---

<3десъ текст обрывается; девять страниц в тетради пропущено >

Агасфер

Теперь корабль стоял, пришвартованный, у причала, на берег перебросили мостик, и мы наконец могли сойти. Сердце у меня бешено колотилось, я напрягал глаза, чтобы высмотреть в темноте, как выглядит город. Имеются ли в нем замки и церкви или другие постройки, никогда мною не виданные... - все напрасно, была темная ночь. Я увидел лишь, что у причала стоят несколько человек; они, казалось, никого не ждали, но я-то приплыл. Чего же я хочу? Потом я увидел, как вперед пробиваются какие-то девушки, как Пауль сбегает с мостика и, громко вскрикнув, заключает в объятия возлюбленную. Тут же раздался протяжный жалобный звук, похожий на вой собаки, но это все-таки был человеческий голос. Я почувствовал, что от этого звука кровь стынет в моих жилах и что я закрываю глаза из-за ощущения невыразимой безысходности. Потом я тоже сошел на берег. Припоминаю, что по земле катался человек. Все люди устремились к нему, а я стоял совершенно один на набережной Угрино. Глаза мои наполнились слезами: я думал, что через те ворота мы попали в новый мир, но сам я к нему не причастен и здесь никто обо мне не спросит. Мелькнула мысль, что капитану или Паулю все же следовало бы обо мне позаботиться; но такое умозаключение наверняка было ложным. Потом мимо меня пронесли того человека. Вдали вспыхивали огни, порывами налетал ветер. Все это было мне знакомо, но находился я, тем не менее, в другом мире. Пока я еще стоял в нерешительности, не зная, что предпринять, ко мне подошел молодой человек, взял обе мои руки и сказал:

- Я знал, Мастер, что когда-нибудь вы найдете обратную дорогу к нам.

Я уставился на него, хотел что-то возразить, но тут вокруг нас собралась небольшая толпа, другие люди тоже брали меня за руку и произносили по нескольку слов. Я хотел вспомнить их, бормотал имена... Напрасно, имена были явно неправильными. Я видел, что в лица стоящих вокруг впечатался ужас. Я не сумел с собой справиться, и внезапно мой голос уподобился голосу того чужака: я завыл, как воют собаки. Тогда все лица обратились в ту сторону, куда унесли чужака, хотя голос-то был моим. Но они этого не поняли. Потом мы пошли по дороге, вымощенной гладкими обтесанными камнями, и, уже прошагав порядочное расстояние, увидели мчащийся навстречу экипаж, запряженный четверкой белоснежных лошадей. Поравнявшись с нами, он остановился, и молодой человек, который все еще держал одну мою руку, сказал, что теперь мы с ним должны сесть. Как только мы устроились внутри, лошади рванули с места. Я чувствовал себя, как если бы был молнией, прорывающей тучи, или Богом, парящим в небе, или Люцифером, проваливающимся из-за своего гнева сквозь все миры.

Вероятно, человек, сидевший рядом со мной, уже долго что-то говорил, но я его не слушал. Можно ли требовать, чтоб мы в одно мгновенье преодолели все миры, и должно ли это происходить вне времени? Ах, законы... Законы, которые я знал, законы мира, более не действовали. Сосредоточься, сосредоточься! Человек говорил, говорил, он говорил о крике. Да: говорил, что там на пристани был некий актер. Тот, дескать, может актерствовать как угодно, но никогда не кричит. Значит, кричал только я. Но человек продолжал говорить и сказал еще, что с этим актером трудно играть, потому что играет он очень хорошо - и когда, скажем, должен кого-то поцеловать, кусает так, что кровь брызжет струей. Но после сам он будто бы умирает, в каждой пьесе. Больше я ничего не понял. Внезапно я спросил своего собеседника любезнейшим голосом на свете:

- Так он, значит, актер по призванию?

- Да, - ответил этот человек.

И потом надолго умолк. Я почувствовал, что между нами вклинился какой-то незримый предмет: белые кобылы все так же мчались вперед, но незримое рассекло экипаж надвое, по центральной оси. Две лошади - мне, две - ему, но мы с ним едем вместе только в силу случайности, а у ближайшего угла разделимся. Экипаж разлетится вдребезги, появятся существа, словно сотканные из синего сернистого пламени, Боже... Боже... Я схватил этого человека за руку... И тогда кошмарное видение исчезло. Он заговорил снова: дружелюбно сказал, что чужаку тому некого любить... И я внезапно с ужасом понял, что, произнося эту фразу, он имел в виду меня.

Снаружи вынырнули высокие стены, удары копыт получили отзвук - снизу глухо отзывался мост; потом, на мгновенье, - снова свободное пространство; вскоре затем - шум речной воды; потом, опять, - стены, огни, ворота; лошади замедлили бег. Мимо проносились дома, сады, потом мы остановились. Кто-то позвонил в колокольчик. Ворота скрипнули, мы въехали во двор. Сбежались люди, стали распрягать лошадей, служанка с фонарем спустилась по большой лестнице. Тут мы вышли из экипажа, я огляделся: большой квадратный двор, по всему периметру окруженный постройками. На одной стороне, как я увидел, за высокими готическими окнами горел свет. Распахнулось и несколько дверей конюшни, оттуда тоже падал свет. Эту картину запутывало обилие колонн и арок, столь мощных, что из-за них все казалось нереальным и я почувствовал потребность поскорее лечь спать. Я знал наверняка, что все эти вещи превосходят мое разумение, как же я мог выдерживать конфронтацию с ними?

Я в принципе отказался от всяких мыслительных усилий. Меня повели вверх по лестнице, потом - через помещение со сводчатым потолком, где под защитой арки стояли трое изваянных из мрамора мальчиков. Теперь перед нами простирался длинный, несомый множеством колонн коридор, на стенах которого - с нерегулярными промежутками - горели свечи в больших медных подсвечниках. У меня постоянно было ощущение, что за всеми этими жестами, посредством которых обращались ко мне арки и своды и огни, должны скрываться несказанно глубокие вещи. Ощущение в какие-то мгновения становилось настолько навязчивым, что мне казалось, я нахожусь в преддверии сводчатого склепа. Тогда по телу пробегала сильная дрожь, и я, чтобы преодолеть ее, взглядывал в лицо своему проводнику - смущение, написанное на этом лице, заставляло меня устыдиться.

Мы молча шагали по коридору, миновали семь колонн и четырнадцать свечей. Восемь раз я замечал над головой перекрестья сводов. Все это я запомнил так же твердо, как школьник - какой-нибудь арифметический пример. Потом мы подошли к двери, и мой проводник открыл ее. Помещение, в которое мы ступили, было почти темным; в камине горели несколько поленьев и торф. Иное освещение отсутствовало. Снаружи же проникал в комнату внешний вид двух больших стрельчатых окон, ибо даже в эту ночь их стекла отличались друг от друга разным распределением теней...

Проводник спросил, не хочу ли я, чтобы мы сели к камину и чтобы он зажег свечи.

Я ответил, что не хотел бы предпринимать ничего, что не соответствовало бы - целиком и полностью - его желаниям. В итоге мы сели к огню.

Я с радостью почувствовал, как тепло в этом помещении, и только теперь вспомнил, что снаружи холодно, что весной пока и не пахнет. Силу ветра можно было ощутить по очень тихому ритму периодических вспышек огня. Ветра как такового мы не слышали... Вообще здесь было так тихо, так тихо... И опять во мне что-то всколыхнулось - как в могильном склепе... Все же за каждым окном есть надземное пространство... Огонь помог мне, я смотрел в него... Ну и на камин, конечно... Камин был сделан из лилового полированного камня, его портал заканчивался широкой стрельчатой аркой, опирающейся на красивые причудливые колонки. От огня защищал большой медный экран...

Потом моя рука взяла брикет торфа. Мерцание огня пронизало руку насквозь, превратило в пурпур. Внезапно я понял ее и полюбил: полюбил эту пурпурную, прошитую кровью ладонь с костями внутри и плотью снаружи.

Человек, сидевший рядом со мной, вскочил и сказал:

- Я, пожалуй, зажгу все свечи: вы должны увидеть, что вы себе нафантазировали, - еще сегодня вечером. Я об этом совсем забыл...

Потом вспыхнули огни, пространство пластически выступило из темноты. Я знал, что все так и должно быть: что посередине должна стоять колонна, поддерживающая свод, а вдоль стен - занавешенные книжные шкафы.

- Не зажигайте больше свечей, - сказал я.

И начал обходить помещение: ощупывал все предметы, останавливался под оконными арками.

- Разве все сделано не так, как вы имели в виду? - спросил меня человек. - Разве не такой должна быть ваша рабочая комната? Она ведь должна представлять собой библиотеку Угрино и иметь винтовую лестницу, ведущую в потайную спальню, из которой, опять-таки, можно попасть в спальни мальчиков и девочек, чтобы втайне бодрствовать над их сновидениями, ежели у вас появится такое желание...

Едва он сказал это, сознание ускользнуло от меня; я что-то забормотал, уставился на него, ничего больше не понимая. Бросился на ковер и заплакал. Он же истолковал мое поведение неправильно: он потушил свечи и вышел.