Люк Райнхарт - ДайсМен или человек жребия

• Название: ДайсМен или человек жребия
• Автор: Люк Райнхарт
• Издательство: СОФИЯ
• Жанр: Психология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91250-824-0

Безбашенная книга и потрясающая пародия на психоанализ, «Дайсмен» увлекателен, насмешлив и шокирующ, настоящий диверсант в тылу американской поп-культуры. В общем — самый культовый бестселлер наших дней.

Одолеваемый депрессией психоаналитик Люк Райнхарт живет с женой и двумя детьми в Манхэттене. Восточная и западная философии с их тщетой объять смысл и бессмысленность его уже просто бесят. Однажды он рискнул доверить игральному кубику выбор своих поступков — и вскоре понял: единственный путь спасения души — позволить все решать жребию. Катясь, как кубик, сквозь секс и психотерапию, Люк распространяет новую религию, забавно сочетая проповеднический пыл и собственную развращенность, ставя дыбом и свою жизнь, и мир вокруг.

---

Я стал неуклюже искать в кармане часовой корпус с кубиком.

— Разве вы не чувствуете страдание? — повторила мисс Вэлиш.

Вытаскивая часовой корпус, я трижды дернул головой и промычал одно «Ун».

— Боже мой, вы мужчины такие упрямые.

Я медленно подтянул нижнюю челюсть; она ныла от отвисания. Пробежав языком по сухой верхней губе, я вытер платком слюну с груди и в упор посмотрел на мисс Вэлиш.

— Сколько сейчас времени? — спросила она.

— Как раз пора перестать играть в слова и заняться делом, — сказал я.

— Я тоже так думаю. Не выношу эту пустую болтовню на вечеринках с коктейлями, — казалось, она была довольна, что мы наконец будем выше всего этого.

— Что под этим прекрасным платьем?

— Вам нравится? Фред купил мне его в «Орбахс»[115]. Вам нравится, как оно… мерцает? — Она качнула верхней частью тела, и платье заиграло, а ее полные руки заколыхались.

— Вы сложены, крошка… Слушайте, как ваше имя?

— Джойя. Глупое имя, но мне нравится.

— Джойя. Прекрасное имя. Вы прекрасны. Ваша кожа невероятно гладкая и кремовая. Я бы с удовольствием пробежал по ней языком. — Я протянул руку и погладил ее по щеке, а потом сзади по шее. Она снова залилась краской.

— Думаю, это у меня от рождения. У моей мамы прекрасная кожа, и у папы тоже. На самом деле, папа…

— А ваши бедра и животик и грудь того же кремово-белого цвета?

— Ну… думаю, да. Только когда я не загоревшая.

— Я бы с удовольствием получил возможность пробежать руками по всему вашему телу.

— Она у меня хорошая. Когда я мажусь лосьоном для загара, она такая гладкая-гладкая.

Я полузакрыл глаза и попытался выглядеть сексуально.

— Вы перестали пускать слюну, — сказала она.

— Слушайте, Джойя, от этой коктейльной болтовни у меня разболелась голова. Мы не могли бы пойти на пару минут куда-нибудь, где бы остались одни? — Я осторожно подтолкнул ее по направлению к коридору, который, как я знал, вел в кабинет доктора Манна.

— О, разговоры-разговоры-разговоры. Это так быстро надоедает.

— Давайте я покажу вам кабинет доктора Манна. У него есть несколько интереснейших книг о первобытных сексуальных практиках, с иллюстрациями.

— Картинок цыплят там нет? — и она радостно засмеялась над своей шуткой, и я тоже засмеялся. Доктор Феллони кивнула нам головой, когда мы проходили мимо дивана, Джейк бросил взгляд через плечо Важной особы, когда мы огибали группу Крума, Арлин чуть повела грудью и улыбнулась, и мы проследовали по коридору в кабинет доктора Манна. Когда мы вошли, раздался пронзительный визг, и я увидел сидевших на полу доктора Богглза и мисс Рейнголд с парой зелёных кубиков между ними. Богглз, лишившийся двух третей одежды, как раз победно тянулся, чтобы снять блузку с мисс Рейнголд (победно улыбавшейся).

Пока мы давали задний ход, мисс Вэлиш сказала:

— Ох, это отвратительно. В кабинете доктора Манна! Это отвратительно.

— Вы правы, Джойя, пойдемте в ванную.

— Ванную?

— Это вон туда.

— О чем вы говорите?

— О месте, в котором можно поговорить без свидетелей.

— О… — Она остановилась посреди коридора, сжав обеими руками стакан.

— Нет, — сказала она. — Я хочу вернуться на вечеринку.

— Джойя, единственное, чего мне хочется, — это воспользоваться вашим прекрасным телом. Это не займет много времени.

— О чем мы будем разговаривать?

— Что? Мы будем говорить о теории послеоперационной дисфории Гарри Стэка Салливана[116]. Пойдемте.

Поскольку она не сдвинулась с места, я понял, что вел себя слишком буржуазно для разнузданного сексуального маньяка, роль которого выбрал для меня Жребий. И когда мисс Вэлиш снова заговорила о возвращении в гостиную, я подошел к ней, выбил стакан у нее из рук, так что он упал на пол, и попытался страстно поцеловать ее в рот.

Взрыв боли в яйцах был настолько сильным, что на мгновение я подумал, что меня подстрелили. Я ослеп от боли, меня шатнуло, и я ударился о стену. Неимоверным усилием воли, достойным святого, я заставил себя открыть глаза и увидел мерцающую серебристую спину удаляющейся мисс Вэлиш. Она возвращалась в гостиную — слава Богу! — оставляя меня наедине с моей катастрофой.

Я предположил, что не смогу разогнуться по крайней мере месяц, и гадал, станет ли мистер Торнтон регулярно вытирать с меня пыль. Кроме того, мне в голову пришел вопрос, как «разнузданный сексуальный маньяк» отреагировал бы на внушительный удар по яйцам. Ответ был ясен: маньяк, кроткий Иисус, психотик-хиппи, немой дебил, Джейк Экштейн, Хью Хефнер, Лао-цзы, Норман Винсент Пил, Билли Грэхем — все они отреагировали бы точно так же, как я, простой Люк Райнхарт в очках. Хотя обе мои руки были на месте происшествия, они ни до чего не дотрагивались; вероятно, они находились там, чтобы что-нибудь предпринять — если это вообще было возможно, — скажем, в следующем месяце. И всё же я не мог заставить свои руки принять другое положение. В коридоре появились доктор Крум и Арлин Экштейн. Я попробовал выпрямиться и чуть не закричал. Они посмотрели на осколки стакана, а потом остановились передо мной.

— Мучительная боль в животе, — сказал я. — Сильные спазмы в брюшной полости. Может потребоваться обезболивающее.

— Ну-ну. Шифот болит, фи говорите?

— Низ живота, в брюшной полости, помогите. — Я говорил шепотом.

— Люк, в какую игру ты сейчас играешь? — сказала Арлин, склонив голову (я так скрючился, что стал ниже на целый фут с половиной) с улыбкой, говорившей о ее замешательстве.

— Ты… ты потрясающая, детка, — я задыхался. — Сними… это платье. — Я медленно осел боком на пол, боль в локте отвлекала от другой боли и потому казалась почти блаженством.

Я услышал в дальнем конце коридора голос Фреда Бойда, спрашивающий «Что случилось?», а потом услышал, как он смеется совсем рядом, склонившись надо мной.

— Я думаю, его ранили, — сказал доктор Крум. — Есть серьезно.

— Ничего, жив будет, — сказал Фред, и я почувствовал, как он берет меня за одну руку, а Арлин за другую. Фред перебросил мою руку через свое плечо и потащил меня в спальню. Они бросили меня на кровать.

Боль уже стихала, и когда все трое ушли, я был способен немного двигаться, в основном это касалось глаз, но и это уже был прогресс. Затем я вспомнил, что пришло время опять проконсультироваться со Жребием. Содрогаясь от перспективы второго раунда разнузданного сексуального маньяка и превозмогая боль, я вытащил из кармана подложный часовой корпус и заглянул в него. Тройка: честный человек, живущий по воле Жребия.

Какое-то время я лежал на кровати и смотрел в потолок. Я слышал голоса проходящих по коридору людей, а потом только неясный отдаленный гул доносился из гостиной. Дверь открылась, вошла Лил.

— Что случилось? — резко спросила она. Она была безупречно красива в своем черном вечернем платье с глубоким вырезом, но глаза были холодны, а губы сжаты. Я поднял на нее глаза и почувствовал внутри пустоту: что за время и место для такого объяснения?

— Доктор Крум сказал, что тебе было плохо. Ты исчезаешь с Блонди, а потом вдруг объявляешься больным. Что случилось?

С трудом я принял сидячее положение, стащил ноги с кровати и опустил на пол. Я поднял на нее глаза.

— Это длинная история, Лил.

— Ты приставал к Блонди.

— Длиннее, гораздо длиннее.

— Я тебя ненавижу.

— Да. Это неизбежно, — сказал я. — Я — дайсмен, Человек, живущий по воле Жребия.

— Ты был знаком с ней раньше? Фред вроде бы говорил мне, что сам только что с ней познакомился.

— Я никогда ее раньше не видел. Ее бросили на моем пути, и Жребий велел взять ее.

— Жребий? О чем ты говоришь?

— Я — Человек Жребия. — Скрюченный пополам и всклокоченный, боюсь, я выглядел не слишком впечатляюще в это мгновение. Мы смотрели друг на друга, разделенные всего шестью футами, в маленькой спальне музея-мавзолея доктора Манна. Лил покачала головой, будто пытаясь прочистить мозги.

— Можно поинтересоваться, что такое «дайсмен»? Снова появились доктор Крум и Арлин. У доктора Крума черный чемоданчик, точь-в-точь как у врачей общей практики в начале XIX века.

— Фам лучше? — сказал он.

— Да. Спасибо. Я буду жить.

— Хорошо, хорошо. У меня есть обезболифающее. Фы хотите?

— Нет. Это не понадобится. Спасибо.

— Что такое «дайсмен», Люк? — повторила Лил. Она не сдвинулась с места с того момента, как вошла в комнату. Я видел, что Арлин смотрит на меня. Я чувствовал на себе ее взгляд, когда повернулся к Лил.

— Дайсмен, живущий по воле Жребия, — медленно сказал я, — это эксперимент по изменению личности, по разрушению личности.