Люк Райнхарт - ДайсМен или человек жребия

• Название: ДайсМен или человек жребия
• Автор: Люк Райнхарт
• Издательство: СОФИЯ
• Жанр: Психология
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91250-824-0

Безбашенная книга и потрясающая пародия на психоанализ, «Дайсмен» увлекателен, насмешлив и шокирующ, настоящий диверсант в тылу американской поп-культуры. В общем — самый культовый бестселлер наших дней.

Одолеваемый депрессией психоаналитик Люк Райнхарт живет с женой и двумя детьми в Манхэттене. Восточная и западная философии с их тщетой объять смысл и бессмысленность его уже просто бесят. Однажды он рискнул доверить игральному кубику выбор своих поступков — и вскоре понял: единственный путь спасения души — позволить все решать жребию. Катясь, как кубик, сквозь секс и психотерапию, Люк распространяет новую религию, забавно сочетая проповеднический пыл и собственную развращенность, ставя дыбом и свою жизнь, и мир вокруг.

---

Терри Трейси глядела на меня радостно, как подросток, пришедший присмотреть за детьми. Она была невысокой и свежей, с теплыми карими глазами, мягкими каштановыми волосами и нервной грацией, которая напомнила мне Натали Вуд[84]. На ней была юбка и свободный свитер, в левой руке она зажимала свернутую в рулон домашнюю работу (которая на деле оказалась запечатанным конвертом с анкетой). Стушевавшись, я пригласил ее войти, чувствуя себя дряхлым и до отвращения развратным стариком.

— Могу я предложить вам выпить? — спросил я. Мне пришло в голову, что эта девочка, возможно, неправильно поняла указания.

— Да, пожалуйста, — сказала она, прошла на середину комнаты и стала рассматривать совершенно обыкновенные на вид современный диван, стулья, комод, книжный шкаф и ковры так, будто их привезли с Луны.

— Меня зовут Роберт О'Коннор. Я преподаю историю в университете Лонг-Айленда.

— Я Терри Трейси, — сказала она радостно, глядя на меня как на занятного дядюшку, который сейчас пустится развлекать ее морскими байками.

С мнимым спокойствием я пытался медитировать над своим стаканом, но чувствовал себя нелепо.

— Смотрели какие-нибудь хорошие фильмы в последнее время? — спросил я.

— О нет. Я не очень-то хожу в кино.

— Теперь это очень дорого.

— О да. И многие фильмы… ну… они не очень стоящие.

— Это верно.

Она окинула взглядом камин. Я тоже посмотрел на камин. У него был маленький очаг для дров, выглядевший так, будто им не пользовались с того времени, как построили дом девяносто лет назад.

— Не разжечь ли огонь? — спросил я.

— О нет. Здесь достаточно тепло, спасибо.

Я сделал маленький глоток и лизнул запотевший холодный стакан. Мне пришло в голову, что это, вполне возможно, самая чувственная вещь, которую мне удастся совершить за весь вечер.

— Подходите и садитесь рядом, что же вы. — Гиппопотам, поедающий маргаритку.

— Мне здесь очень удобно, спасибо. — Нервно взглянув на камин, она добавила через некоторое время:

— Ладно.

Она подошла, осторожно неся стакан, как ребенок свою первую чашку молока, и села на диван примерно в футе от меня. Застенчиво одернула мини-юбку, которая, тем не менее, оставалась на несколько футов выше ее коленей. Она казалась невероятно маленькой. При росте шесть футов четыре дюйма я привык смотреть на людей сверху вниз, но глядя сверху вниз на Терри Трейси, сидевшую слева от меня, я видел только ее вьющиеся каштановые волосы и пару голых на вид ног.

— Эй, — сказал я.

Она подняла голову и улыбнулась, но мне показалось, что в ее взгляд закралось определенное недоумение, будто ее рассказывающий небылицы дядюшка только что употребил слово бордель.

— Можно мне вас поцеловать? — спросил я, решив, что за сто баксов не зазорно попросить о такой малости.

В ее глазах появилось еще больше недоумения, и она сказала:

— О да.

Я притянул к себе ее маленькое тело и наклонился навстречу ее губам. Неожиданно я обнаружил, что только мои губы целуют ее губы. Ее ротик был сжат, губы сухие. Через несколько секунд я выпрямился.

— Вы ужасно хорошенькая, — сказал я.

— Спасибо.

— У вас очень приятные губы.

— У вас тоже, — сказала она.

— Теперь вы поцелуйте меня.

Она посмотрела вверх и подождала, когда я опущу голову, но я не стал этого делать и даже откинулся на диван, продолжая сексапильно глядеть на нее.

После секундной заминки она поставила свой стакан на журнальный столик и стала на колени. Положив руки мне на шею, она медленно склонилась ко мне. Мои руки заключили ее в объятия, одна ладонь крепко сомкнулась вокруг ягодицы, и я впился в ее рот и язык ртом и языком. Десять, пятнадцать, двадцать, тридцать секунд я орудовал языком у нее во рту, а руками водил по ее спине, ягодицам и бедрам. Ее тело было маленьким, но крепким, задик под шерстяной юбкой ощущался круглым и упругим. Наконец я ретировался и посмотрел на нее. Она улыбнулась, как круглая отличница.

— Это было страшно приятно, — сказал я.

— О да. Было хорошо, — ответила она.

— Положите язык мне в рот, — сказал я, сдвинулся в сторону, принимая горизонтальное положение на диване, и потянул ее на себя. Она была замечательно легкой, ее язык выходил из маленького ротика маленькими осторожными бросками, как змейка, пытающаяся кого-то напугать. Я проник обеими руками под ее юбку и трусики и в своих исследованиях между ее ногами заблудился. То есть из двух пещер, обычно расположенных в подлеске, я смог найти только одну, и, говоря бессмертными словами Роберта Фроста, это была та, что «нехоженей»[85]. Ее что, зашили? Я раскрыл и ласкал скользкую расщелину, но она вела не в теплую бархатистость отверстия Лил или Арлин, но в тупик: девственница на всю катушку.

Она приподнялась, отодвинувшись от меня на несколько дюймов.

— Пожалуйста, не трогайте меня там, — сказала она.

— Прошу прощения, — сказал я, деликатно убрал руки и оправил ей юбку.

Она мгновение поколебалась и потом накрыла мой рот своим маленьким теплым ртом, взяв мое лицо в ладони. Ее живот, вжатый в мой расширившийся пенис, начал вызывать кульминационные ощущения, так что я прервал наш поцелуй и перекатил нас обоих назад в положение сидя. Она радостно посмотрела на меня, как Девочка, довольная, что принесла домой хороший табель успеваемости. Конечно, это могло быть живостью, вызванной сексуальным возбуждением: естественно, мои липкие пальцы не выказали ученого интереса. Глядя на нее в некотором опьянении, я спросил охрипшим голосом:

— Пойдем в спальню?

— О нет, — сказала она, — я должна допить. — Снова приведя в порядок юбку, она потянулась к стакану и сделала более существенный глоток джина с тоником. Я разыскал свой стакан на полу у ног и допил его содержимое.

— Вы преподаватель? — спросила она.

— Да.

— Чего?

— Истории.

— А, да, вы говорили. Это, наверное, интересно. Какую историю вы больше всего любите?

— Я специалист по папским буллам эпохи Возрождения. Послушайте, могу я принести вам еще выпить?

— Правда? Мне нравилось читать о Чезаре Борджа и папах. Я бы не отказалась еще выпить. А папы, правда, были такими плохими, как пишут в книжках?

Я отправился за спиртным, слегка раздраженный, но сказал через плечо:

— Всё зависит от того, что вы понимаете под плохим.

— Ну, то есть имели детей и всё такое.

— Александр I имел нескольких детей, как и папа Иоанн IX, но до того, как стали папами.

— Сегодня Церковь гораздо чище.

Я налил ей здоровенную порцию джина с парой капель тоника, себе — стакан скотча размером с ванную и проследовал назад к дивану.

— Сколько вы уже отучились в колледже? — спросил я.

— Это мой четвертый семестр в Хантере[86]. Думаю, буду специализироваться по социологии. О! Э!..

— Что такое? — На мгновение я подумал, что, наверное, пролил ее напиток, когда передавал его ей, но это было не так. И ширинка вроде бы не расстегнута. Но она выглядела испуганной.

— Ничего, — сказала она и сделала большой глоток джина с тоником. — Но… как вы… то есть, почему вы решили, что я учусь в колледже?

— Вы производите впечатление умной, — сказал я. — Вы не можете столько знать о Возрождении только по средней школе.

Она перевела взгляд с меня на грязный заброшенный камин и уже не казалась такой веселой, как раньше.

— Разве не… странно, что студентка оказалась… здесь?

Ах вот что. Ее беспокоил прокол в исполнении роли.

— Конечно, нет, — твердо сказал я. — По словам моего друга, почти все известные ему девушки по вызову — студентки колледжа, многие из них круглые отличницы. Плата за обучение такова, что бедной девушке ничего больше не остается делать.

Такая цепочка умозаключений, очевидно, требовала некоторого времени на осмысление. На словах «девушка по вызову» она вспыхнула и отвернулась, но в конце концов сказала тихо:

— Это правда.

— Кроме того, — сказал я, — студентки знают, насколько иррациональны любые сексуальные сдерживания. Они узнают, каким безопасным может быть половое сношение и каким полезным.

— Но… — сказала она. — Но… конечно, некоторые Девочки продолжают бояться, что Бог… что секс…

— Вы правы, конечно. Но девушками по вызову стали даже многие глубоко верующие студентки.

Теперь она смотрела на меня вопросительно.

— Они понимают, — продолжил я, — что Бог всегда проверяет причины, по которым мы что-то делаем. Если девушка отдает свое тело мужчине, чтобы доставить ему удовольствие и заработать денег, чтобы получить образование и тем самым иметь способность лучше служить Богу, она на самом деле совершает хороший поступок.

Она нервно отвела взгляд.

— Но Бог говорит, что прелюбодеяние — это грех, — сказала она.

— Ах, но древнееврейское слово для прелюбодеяния, fornucatio[87], на самом деле означает половое сношение, совершаемое только ради удовольствия. Заповедь в действительности следует переводить так: «Не отдавайся прелюбодеянию корысти ради». Многие девочки на курсе библейской истории в УЛА[88] были весьма удивлены и обрадованы, когда постигли истинную природу Божьего повеления.