Нина Эптон - Любовь и французы

• Название: Любовь и французы
• Автор: Нина Эптон
• Издательство: Издательство «Урал Л.Т.Д.»
• Жанр: Культурология
• Год: 2001
• ISBN: 5-8029-0116-0

Российскому читателю предоставляется уникальная возможность познакомиться с серией книг Нины Эптон — английского литератора, искусствоведа, путешественницы,— посвященных любви во всех ее проявлениях и описывающих историю развития главнейшего из человеческих переживаний у трех различных народов — англичан, французов и испанцев — со времен средневековья до наших дней. Написанные ярким, живым языком, исполненные тонкого юмора и изобилующие занимательными сведениями из литературы и истории, эти книги несомненно доставят читателю много приятных минут.

---

Беглый обзор различных мемуаров и тогдашних руководств по поведению за столом убеждает нас, что успехи французов в этой сфере оставляли желать много лучшего. Довольно странно, но французы, которые в большинстве сторон жизни проявляют такую утонченность, даже в наше время просто возмутительно ведут себя за столом. Поглядите, как плотно средний француз оборачивает громадную салфетку вокруг своей короткой шеи! Послушайте, как он, чавкая, поглощает свой суп, взгляните, как он перемалывает челюстями эти ломти хлеба, которые приличия ради именует сэндвичами! Огромные усилия, чтобы помочь своим соотечественникам в этих и других вопросах, прилагал Антуан Кур-тэн, и потребность в советах, содержавшихся в его Nouveau Traite de la civilite qui se pratique en France parmi les honnetes gens[121], впервые вышедшем в свет в 1671 году, была общепризнанной, поскольку эта книга переиздавалась несколько раз на протяжении семнадцатого и восемнадцатого столетий.

«Нет ничего невоспитанней,— наставлял своих читателей Куртэн,— чем облизывать пальцы, нож, ложку или вилку. Не следует вытирать пальцами тарелку, нельзя сморкаться ни в скатерть, ни в салфетку. (Об этом людям твердили со времен средневековья, но эти наставления явно пропускались мимо ушей.) Чрезвычайно некрасиво класть в карман, чтобы унести домой, фрукты и прочее съестное».

Мужчины в гостях сидели за столом со шпагами на боку и в шляпах с плюмажами, однако строгий этикет не мешал им приниматься за еду с грязными руками. Семнадцатый век боялся воды как огня. В средневековье люди мылись чаще. Опубликованные в 1640 году Законы французской галантности предписывали людям «иногда посещать бани, чтобы очистить тело; целесообразно каждый день натирать руки миндальной пастой и изредка умываться, помня, что вода вредит зрению, вызывает катар, зубную боль и бледность лица». В немногих домах были ванные комнаты, медную ванну можно было взять напрокат с доставкой на дом за двадцать су в день, а деревянная ванна обходилась всего в десять су.

Нам неизвестно, как часто стирались замысловатые одежды того времени, но нужда в стирке возникала, вероятно, довольно часто, судя по грубым выходкам, которые позволяли себе в быту даже наизнатнейшие лица. (По поводу белья Франсион в романе Сореля отмечает, что его учитель менял сорочку раз в месяц, но, влюбившись, стал менять ее каждые две недели.) Маркиз де ла Каз в разгар банкета схватил баранью ногу, политую соусом, и ударил ею по лицу сидевшую рядом даму. Однажды во время танца дама закатила пощечину графу де Брежи за то, что он прижал ее к себе немного сильнее, чем следовало. Граф в отместку стащил с нее парик на глазах у всей публики. Строгий Людовик XIII, заметив среди тех, кому было позволено присутствовать при его трапезе, даму с чересчур глубоким декольте, набрал в рот вина и, подойдя, выплюнул его нарушительнице приличий на голую грудь. Капризная герцогиня за то, что поэт забыл упомянуть ее имя, описывая красоты Шантильи, публично дала ему пощечину, а затем выплеснула стакан воды ему в лицо, воскликнув: «А вот и дождь после бури!»

Антуан Куртэн говорит нам, как должен был вести себя дворянин в присутствии женщин: «Нельзя целовать даму неожиданно, срывать с нее чепец, шейный платок, браслет или ленту, чтобы затем носить ее как бант, давая другим понять, что вы в нее до безумия влюблены. Нельзя брать ее книги или письма, читать ее личные записи. Такое поведение будет воспринято как чрезвычайно фамильярное. Также весьма неприлично снимать публично плащ, верхнюю одежду, парик или поправлять подвязки...»

Правила поведения в спальне впервые были отдельно упомянуты доктором Луи Гюйоном в популярных Diverses Legons[122], вышедших в 1625 году. По словам доктора, он был поражен тем, как много супружеских ссор начинается в постели. «Невежливо среди ночи заводить разговор с супругой, если вам не спится; не следует разваливаться на кровати, почти не оставляя жене места. Храпеть в супружеской постели — верх неприличия. Если вы страдаете от этой ужасной привычки, то перед тем как лечь в постель, следует в течение четверти часа полоскать горло горячим уксусом и, кроме того, следует избегать спать на спине».

Глава 3. Брак, деньги и престиж

«В наши дни,— писал в 1609 году по поводу брака Пьер д’Этуаль,— матери и отцы думают только о деньгах, и никакие другие соображения во внимание не принимаются».

«Много ли браков из всех, которые заключаются каждый день,— спросил великий проповедник Бурдалу своих многочисленных прихожан,— основаны на взаимной симпатии и уважении?» Затем он принялся живописать печальную — и кощунственную в глазах Всевышнего — участь дочерей, которыми жертвуют ради того, чтобы их старшие братья сделали карьеру, посылая в монастыри, поскольку их приданое слишком мало, чтобы можно было купить им мужей. «Жертву,— гремел Бурдалу,— приводят в храм, связанную по рукам и ногам, ее уста запечатаны страхом и почтением к отцу, которому она всегда повиновалась. Она предстает перед священником во время церемонии, блестящей для зрителей, но для главного действующего лица — погребальной...» Описание Бурдалу было столь точным, что один из прихожан, маршал Грамон, прервал его возгласом: «Боже милосердный, как же он прав!»

Мольер также критиковал браки, заключавшиеся родителями для дочерей, желания которых никогда не учитывались. В его пьесе{117} неверная жена Жоржа Дандена говорит мужу: «А моего согласия вы спросили, прежде чем на мне жениться? А у меня вы спросили, хочу я вас или нет? Вы советовались только с моими родителями — это они пошли с вами под венец — вот им и жалуйтесь, если думаете, что вас оскорбили».

В таких условиях ухаживание свелось к простой формальности, жених и невеста мало виделись друг с другом до свадьбы. «Я только однажды видел мою невесту с тех пор, как она вышла из монастыря, где воспитывалась с четырех лет,— писал Шарль Перро,— но я в течение многих лет часто виделся с ее родителями. Они хорошо знают меня, а я — их. Поэтому я уверен, что мы все будем жить вместе в согласии и мире».

Хотя будущий канцлер д’Агессо{118} сам занимался устройством своего брака, он не преминул объяснить, что отец «одобрил мой вкус, так как мой выбор, обусловленный склонностью в гораздо меньшей степени, нежели рассудком, пал на особу, которая приносила мне достаточное для моих нужд приданое и которую родители наделили скромностью, умом и сдержанностью щедрее, нежели мой отец наделил меня».

Свадьба аристократа была дорогостоящим мероприятием, способным поглотить до трети приданого. Вот как мадам де Се-винье в письме к дочери рассказывает о свадьбе (мадемуазель де Аувуа и сына принца де Марсильяка), с которой она пришла, едва переводя дыхание: «Что я могу сказать? Великолепие, иллюминация, собралась вся Франция — все, кто хоть что-нибудь собой представляет. Отягощенные золотыми украшениями парчовые платья, драгоценные камни, цветы, горящие жаровни, путаница карет, зажженные факелы, крики «ура!» на улицах, гости, поспешно отскакивающие, чтобы не угодить под колеса,— короче, вихрь — рассеяние — отвечаешь на комплименты, не поняв толком, что тебе сказали, задаешь вопросы, не надеясь, что тебе ответят, рассыпаешься в любезностях, сама не ведая, перед кем, путаешься ногами в чужих шлейфах... О, суета сует!..»

Брачная ночь по-прежнему оставалась наполовину публичным зрелищем. Невесту и жениха церемонно раздевали и укладывали в брачную постель, куда им, перед тем как скромно задернуть полог, подавали ночные одежды. Однако «укладывание в постель» сводилось к простой формальности, если новобрачные были детьми — а такое случалось нередко. Мадам де Севинье, рассказывая в письме о свадьбе мадемуазель де Невшатель, в тринадцать лет выданной замуж за четырнадцатилетнего герцога де Аюиня, замечает: «Поскольку они оба чрезвычайно юны, их всего на четверть часа оставили вместе, после чего полог отдернули, причем никто из гостей из комнаты не выходил».

Но детей в большинстве случаев только обручали (настоящая свадебная церемония происходила, когда девушкам было шестнадцать—восемнадцать лет). Маргарита де Сюлли ребенком была выдана замуж за Анри де Рогана, но после свадьбы новобрачных разлучили. «Если эта молодая особа, которая рождена для любви,— замечает современник-хронист,— родила ребенка раньше, нежели этого можно было ожидать, учитывая раздельное проживание супругов, то муж ее в этом не повинен, поскольку он первым выразил удивление по поводу сего события».

(В спальне не приходилось особо рассчитывать на уединение. Маршал де ла Форс, празднуя свою третью свадьбу, пригласил в брачный покой своих родственников, дабы те могли убедиться, что брак свершился.

Новобрачному было девяносто лет, и его «дурной пример», как отмечал Тальман де Рео, «побудил жениться многих пожилых людей».)