Владимир Мавродин - Рождение новой России

• Название: Рождение новой России
• Автор: Владимир Мавродин
• Издательство: Издательство Ленинградского университета
• Жанр: История
• Год: 1988
• ISBN: 5-288-00114-6

Книга видного советского историка является переизданием трех его трудов «Петр Первый» (1948 г.), «Классовая борьба и общественно-политическая мысль в России в XVIII в. (1725–1773 гг.). Курс лекций» (1964 г.), «Под знаменем Крестьянской войны» (1974 г.). В ней прослеживается история Русского государства на протяжении трех четвертей XVIII в.; раскрывается значимость петровских реформ в деле преобразования всех сторон жизни государства; рассматривается вся совокупность проблем, связанных с анализом развития общественно-политической мысли; рассказывается о грозных событиях крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева.

Для историков, а также всех интересующихся историей нашей страны.

---

До нас дошло немного документов Государственной военной коллегии: Пугачев «сжег все бывшие в злодейской его коллегии дела». Но и сохранившихся материалов достаточно для того, чтобы высоко оценить ее деятельность. Государственная военная коллегия повстанцев была тем важнейшим руководящим органом власти восставших, создание и деятельность которого свидетельствуют о наличии известных элементов организованности в Крестьянской войне 1773–1775 гг.

Глава 8 Пугачев и пугачевцы

«Люди сами творят свою историю…»[80], — писал В. И. Ленин.

Кто же были те люди, которые творили историю народов России в грозные годы Крестьянской войны?

Во главе восставшего народа стоял Емельян Иванович Пугачев. Он был отважен, решителен, храбр. Это отмечали и друзья и враги. Даже Екатерина II должна была признать, что он «человек чрезвычайно смелый и решительный». Пугачев всегда был «сам на переди, не мало не опасался стрельбы ни из пушек, ни из ружей», подавал пример прочим. Когда ему советовали быть осторожней и поберечь свою жизнь, он, усмехаясь, говорил: «Пушка царя не убьет! Где это видано, чтоб пушка царя убила». Но безрассудная отчаянность была чужда Пугачеву: в бою он «всегда надевал на себя платье худое, для того чтобы его не признали». По свидетельству очевидцев, он лучше всех знал и «как в порядке артиллерию содержать», и как «правильно палить из пушек». Очень часто он сам наводил орудия на цель и «указывал всегда сам канонирам». Кроме того, он великолепно владел ружьем, саблей, пикой. На постоянно устраиваемых в Берде учениях и соревнованиях в стрельбе и скачках он на всем скаку на предельном расстоянии пробивал пулей из ружья набитую сеном кольчугу или попадал в шапку, поднятую на пике.

Не случайно, отправляя в подарок Денису Давыдову свою «Историю Пугачевского бунта», А. С. Пушкин писал знаменитому поэту-партизану, герою Отечественной войны 1812 г.:

Вот мой Пугач — при первом взгляде,
Он виден: плут, казак прямой!
В передовом твоем отряде
Урядник был бы он лихой.

Но Пугачев не просто лихой казак-рубака, герой Семилетней и русско-турецкой войн, получивший за храбрость первый казачий офицерский чин хорунжего, он — предводитель Крестьянской войны. В организации Государственной военной коллегии восставших, на которую были возложены все функции руководства армией с ее довольно сложной и четкой структурой, со знаменами и наградными знаками, с жалованьем и различными формами набора в войско, в создании власти на местах и, наконец, в пропаганде самих идей восстания, изложенных в многочисленных манифестах и именных указах «Третьего императора», в указах, письмах и обращениях его полковников и атаманов, поднявших на восстание народные массы от Гурьева до Екатеринбурга, от Кургана до Керенска — во всем этом немалая заслуга самого Пугачева.

Пугачев был военным человеком. Предводитель мятежного казачества и крестьянства, он был и оставался казаком. Возглавив борьбу против угнетателей «всей черни бедной», он понимал, что трудно победить, если основная масса восставших плохо вооружена и не умеет сражаться. Вот почему на следствии Пугачев говорил, что он имел людей «сколько для Меня потребно, только люд нерегулярный». Когда он потерпел поражение под Татищевой крепостью, то оставил при себе казаков, а «оставшейся же толпе… большей частью из мужиков» сказал, «чтоб они убирались, кто куда хочет». В этом сказалось отношение каказов к крестьянству. Сами выходцы из него, они уже утратили кровные связи с крестьянством. Полная опасности жизнь казаков на окраинах земли русской сделала из них отважных воинов, они создали свою военную организацию. Многие казаки свысока относились к крестьянам, вооруженным лишь топорами, копьями, а чаще просто дубинами. В устном творчестве яицких казаков это нашло отражение в рассказе о том, что под конец восстания у Пугачева была большая рать, «да все из крестьян. Что толку-то? С такой ратью ничего не поделаешь, хотя бы и совсем ее не было», ибо «российский народ не воин».

Пугачев на следствии подчеркнул, что «надежными в его полке», т. е. способными, по его мнению, сражаться, были яицкие казаки. Но именно яицкие казаки его и выдали.

Пугачев обладал живым и веселым характером. Любил шутку, крепкое, соленое словцо, песню. Предание говорит, что Устинья Кузнецова тем и остановила на себе выбор Пугачева, что сложила о нем песню, которую и исполнила на смотринах. Песня была «такая жалостная, все насчет него, как он страдал за правду и как бог незримо за добро его навел на добрых людей, которые рады жизни свои за него положить». Народное предание говорит о том, что Пугачев будто бы очень любил песню «Не шуми, мати, зеленая дубравушка».

Среди пугачевцев была популярной песня-поговорка: «Ходи браво, гляди прямо, говори, что вольны мы…». Яицкие казаки певали песню, составленную ими в честь Пугачева, величая его «государем». Любил Пугачев и музыку, часто слушал игру на скрипке.

Пугачев умел поговорить и говорил хорошо, живо и убедительно, пересыпая речь поговорками, пословицами. Говорил он на наречии донских казаков: «робята», «здеся», «сюды», «откель ты?», «погоди трохи» и т. п. К словам Пугачев прибавлял «та»: «чем нам по хвостам-то хватать, так хвоста-та…». Пугачев легко и быстро возбуждался, был вспыльчив и отходчив, обладал живым умом. Он был удивительно находчив: не растерялся, когда на улице горящей Казани его узнал и окликнул сын Трофим, а спустя некоторое время называл по имени и «признавший» его донской казак. Он, несомненно, рисковал, когда под Осой, став в одну шеренгу с другими казаками, умело заданными вопросами заставил старика гвардейца, знавшего в лицо Петра III, признать в нем «государя».

Пугачев был добр и отзывчив к горю каждого и народа в целом. Человек, которому дворянство приписывало все смертные грехи, именуя его «тигром», «извергом», «ехидной», «бунтовщиком» и «разбойником», «кровопийцей» и т. п., чтобы избежать ненужного кровопролития, рассылал повсюду свои манифесты и указы, «увещевая» губернаторов и комендантов крепостей, чиновные власти и духовенство «добровольно приклониться» ему. Если так и происходило, он не только не трогал ни офицеров, ни чиновников, но «жаловал» их и зачислял себе «в службу». Герой «Капитанской дочки» А. С. Пушкина Гринев явился литературным прототипом многих дворян-офицеров.

Пугачев карал за измену, за ложь, за предательство, не прощал мародерства. За насилие над простым людом виновного ожидала смерть. Пугачев любил правду. Он простил Хлопушу и Перфильева, подосланных к нему властями и чистосердечно все ему рассказавших, сделал их полковниками в своем войске. Пугачев был гостеприимным, хлебосольным хозяином, но сам он «от излишнего питья воздерживался и употреблял редко».

Мятежная и ищущая натура Пугачева оторвала его от семьи, но семью он свою любил и, случайно встретив ее в Казани, несмотря на то, что это могло привести к его разоблачению, как мог, старался ей помочь. Его женитьба на Устинье Кузнецовой была скорее результатом активного вмешательства яицких казаков, стремившихся теснее связать судьбу «Петра Федоровича» с интересами казачества, лелеявшего мечту стать «первым сословием».

Пугачев обладал завидной физической силой, здоровьем и выносливостью. Он мог по двое суток не сходить с седла, переносить холод и жару, голод и жажду. Ходил он легко и быстро. Любил лошадей и хорошую конскую сбрую. Надевая на себя дорогое платье, делал это отнюдь не из щегольства, но прежде всего потому, что «императору» не пригоже было ходить в простом обычном казачьем одеянии.

До нас дошло несколько портретов Пугачева, написанных с натуры современниками, и много описаний его наружности. Паспорт, выданный Емельяну Пугачеву в августе 1772 г. на Добрянском форпосте, так характеризует внешний облик Пугачева: «…росту два аршина четыре вершка с половиной… волосы на голове темно-русые и борода черная с сединой, от золотухи на левом виску шрам…». Первая жена Пугачева, Софья Дмитриевна Недюжева, о наружности своего мужа на следствии говорила следующее: «Росту среднего, долголиц и сухощав, волосы на голове русые, а борода черная, с проседью, клином, глаза карие…». По показанию Максима Шигаева, Пугачев был «среднего росту, лицом продолговат, смугл, глаза карие, волосы темно-русые, пострижены по-казацки. Борода черная, с сединою, плечист, но в животе тонок». Стройную фигуру Пугачева подметил и корнет Пустовалов: «В плечах хотя и широк, но в пояснице очень тонок, лицо имеет смуглое, но чистое, глаза острые…». Верхоланцев вторит ему: Пугачев был «среднего роста, корпусной, в плечах широк, смугловат, борода окладистая, глаза черные, большие». Уральская казачка, видавшая Пугачева, рассказывала: «Как теперь на него гляжу: мужик был плотный, здоровенный, плечистый, борода русая, окладистая, ростом не больно высок и не мал». Некоторые люди, знавшие Пугачева, к этому согласному описанию его наружности добавляют, что у него «лицо… смуглое и сухощавое, нос с горбом… левый глаз щурит и часто им мигает».