Владимир Мавродин - Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

• Название: Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)
• Автор: Владимир Мавродин
• Издательство: «Наука»
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5-02-026834-8

Данная работа преследует своей целью обрисовать историю одной из частей Украины, а именно Днепровского Левобережья, с древнейших времен и до второй половины XIV в., т. е. до захвата Левобережной Украины Литвой.

… я попытался поставить и в какой-то мере подойти к разрешению ряда вопросов (например, о древнейшем населении Днепровского Левобережья и о его связи со славянами, об этногенезе славян, о разложении первобытнообщинного строя и развитии феодализма, о роли Хазарского каганата и тюрко-яфетических племен лесостепной полосы и степей Причерноморья в жизни и быте населения Левобережья, о формировании украинской народности на территории древней Северской земли, о наиболее слабо изученном времени татарского владычества на Украине и др.), не затронутых или неправильно разрешенных моими предшественниками: П. Голубовским, Д. Багалеем, В. Ляскоронским, М. Грушевским, Р. Зотовым и др.

---

Вот и все, что нам известно о Болохове. Тем не менее, тщательное исследование дало возможность Дашкевичу дать интересные, хотя и не лишенные ошибок, работы по географии и истории Болоховской земли, из которых одна представляет довольно большую монографию.[1059] За Дашкевичем выступили М. С. Грушевский, в ряде своих работ по сути дела лишь несколько продвинувший изучение проблемы по линии, намеченной еще Дашкевичем,[1060] А. Петрушевич[1061] и И. Линниченко,[1062] усматривающие в болоховцах результат румынской, «волошской», колонизации XI–XII вв.

К ним примыкают также еще Калужняцкий, Похилевич и Миклошич. За эту теорию, по их мнению, говорят многочисленность болоховского княжья и их тесная связь с «землей», с болоховцами в целом, которая, якобы, присуща румынам, где «князь», собственно, означает сельского старосту, и, кроме того, сходство «болох» — «болохово» — с «волох», т. е. термином, обозначающим румын. Теория румынского, «волошского», происхождения болоховцев не подтвердилась последними изысканиями в области языка. Наличие румынского этнического элемента, как результата колонизации в данном районе (Подолии), оказалось явлением позднейшего происхождения, а Дашкевич в своих ответах сторонникам теории «румынского» этно-культурного начала болоховцев отметил, что в языке славянского населения Боснии и Герцеговины, среди задунайских славян и угроруссов, также встречается данный термин «князь» и в том же значении «сельского старосты», что и у румын. Им даже была приведена былина о «болоховской княжиненьке», причем по самому смыслу былины видно, что речь идет совсем не о княгине из «дома Рюриковичей».[1063] Вторая группа исследователей, к которым принадлежат Карамзин,[1064] Арцыбашев,[1065] Соловьев,[1066] Квашнин-Самарин,[1067] Зотов[1068] и М. Любавский,[1069] считают болоховских князей не только Рюриковичами, но даже именно потомками галицких Ольговичей — путивльскими Игоревичами. Последние три исследователя мобилизуют все имеющиеся в их распоряжении методы доказательств, но, несмотря на оперирование со всеми известными летописными указаниями, эти последние настолько произвольно ими толкуются, что выводы обоих авторов оказываются построенными на очень шатком фундаменте, в основе которого лежит мысль: как же могли существовать в XIII в. князья не «Рюриковичи»? Первые три вообще уделили очень мало внимания интересующей нас проблеме. Особняком стоят суждения о болоховских князьях Костомарова, считающего их потомками древних племенных князей Подольской земли, и Н. Молчановского, усматривающего в болоховских князьях потомков галицких бояр, ушедших из Галича от князя и пытавшихся на окраине княжества отстоять свою самостоятельность.[1070] И, наконец, третья группа, имеющая общие воззрения на болоховскую проблему, представлена Дашкевичем,[1071] М. С. Грушевским,[1072] И. Каманиным[1073] и отчасти Н. Молчановским.[1074] Последний не является создателем новой точки зрения, а использует взгляды Дашкевича и Грушевского, причем Грушевский, в свою очередь, по сути дела лишь заостряет вопросы, поставленные Дашкевичем. Сущность их сводится к следующему. Н. Дашкевич видит в болоховских князьях «земских старшин», «связанных с землей», пребывающей «в общинном строе».[1075] М. С. Грушевский с удовольствием подхватывает эту мысль, указывая на «выборность»(?) «земских» болоховских князей, которые были чем-то средним между старостами общин и позднейшими казачьими атаманами.[1076] Каманин также считает болоховских князей «выборными казачьими атаманами», причем весь исторический процесс рисуется так: болоховцы сопротивляются княжеско-боярской экспансии, идущей из Галича, стремятся сохранить автономию, свои общинные порядки; борьба тяжела, и когда приходят татары, они становятся «избавителями» болоховцев-общинников и их доблестных «атаманов», обязательно выборных. Болоховцы «подаются» татарам, пашут на них пшеницу и просо, лихо дерутся с Галичем, пока, наконец, возмущенный их изменой Даниил не проходит огнем и мечом Болоховскую землю. Эта точка зрения развивается в обеих главных работах Н. Дашкевича и также в двух трудах М. С. Грушевского.[1077] Наконец, их точка зрения получила полное оформление под пером украинских «историков»-националистов, врагов народа, вроде Яворского, считавшего, что антифеодальные «крестьянско-казацкие» (болоховцы, берладники, бродники, «татарские люди») общественные движения на Украине были поддержаны вторгнувшимися завоевателями-татарами, которые помогли низам бить бояр и князей. Этот восторженный певец интервенции, нагло фальсифицируя историю, утверждает, что татаро-монгольское завоевание (о «кровавом болоте монгольского рабства» которого говорил в своей «Истории секретной дипломатии XVIII века» К. Маркс) было «спасением» сельского населения от феодалов и причиной того, что на Украине якобы отсутствовали классы и классовая борьба, привнесенные туда вместе с московскими порядками, а «татарщину» (выступление населения местностей, живших «за татары») и войны болоховских князей, боровшихся с передовыми стремлениями Даниила Романовича, выступавшего против консервативного боярства и окраинной знати своего княжества, предавшейся хану и перешедшей на сторону татар, — он именовал… народно-революционными восстаниями.

Мы не имеем никаких оснований утверждать, что болоховские князьки были выборными, и их выборность остается на совести тех, кто ее выдумал. Мы отвергаем теорию румынского и половецкого происхождения болоховских князей. Правы были М. Грушевский и В. А. Пархоменко, связавшие болоховцев с древлянами, а быть может, и с уличами.[1078] Болоховцы когда-то были древлянами-общинниками, долгое время благодаря собственному сопротивлению и географическому положению своей земли ускользавшими от непосредственного захвата феодалами. Когда-то князьки их были действительно «лучшими мужами», которые встречаются у румын и южных и юго-западных славян под названием «князья». Они сидят по селам и «градам», зачастую мало отличавшимся еще от села, типичным, по терминологии Н. Я. Марра, «село-градам» Болоховской земли, и, в совокупности, составляют летописных «болоховских князей». Имен их летопись не знает и не могла знать. Их много, они действительно ближе были связаны с «землей», нежели пришлые галицкие князья. Но из того, что их поддерживает «земля», не следует еще, что они выборные старшины и атаманы. И для раскрытия социальной сущности болоховских князей большую ценность представляет археологический материал. Раскопки Райковецкого городища, под Бердичевом, в котором следует усматривать один из болоховских городов — Божский, Меджибож или Котельницу, дали интересные результаты. Не вдаваясь в подробности результатов раскопок, остановимся лишь на наиболее интересных выводах. Прежде всего городище делится на «детинец» и окрестное поселение — «приселки». Обращает на себя внимание то обстоятельство, что «детинец», куда пряталось во время войны население «приселков» и сгонялся скот, представлял поселение феодальной знати. Жилища, хозяйственные постройки и землянки различного типа для всяких хозяйственных нужд в «детинце» совершенно несравнимы с «приселками». В «детинце» найдены дорогие вещи, золотые и серебряные украшения, хорошее оружие, импортные изделия и т. д. В «приселках» же царит бедность, встречаются только землянки и полуземлянки, скудный инвентарь, отсутствуют хозяйственные постройки. То же характеризует отдельные индивидуальные жилища болоховцев, разбросанные далеко от «детинца». Предметы христианского культа найдены именно главным образом в «детинце», тогда как в «приселках» они уступают свое место языческим. Имущественная дифференциация наблюдается и в погребениях. Могильники окрестного и «пригородного» населения беднее, проще, однообразнее, нежели могилы знати, расположенные на валу. На городище в большом количестве найдены остатки ремесленных мастерских, полуфабрикаты и изделия, формочки для литья, что свидетельствует о высокоразвитом ремесле, а следовательно, и о распадении, разложении общины.

Материалы ряда экспедиций, копавших Райковецкое городище начиная с 1929 по 1934 г., интересны и обширны и позволяют ждать определенного вывода о том, что перед нами уже феодальное общество.[1079]

Таким образом, отпадает характеристика болоховских князей как выборных сельских старост или атаманов. Болоховские князья потому-то и выступают часто вместе с галицкими боярами, что они такие же феодалы, только «свои», местные, «привычные», выросшие из «лучших мужей» древлянских, и им также присуща тенденция к отделению, к сохранению самостоятельности, к независимости. В этом сказывается децентралистские тенденции боярства, проистекающие из самой социально-экономической основы феодальных форм господства и подчинения. С другой стороны, Ольговичи потому их называют «братией», что они действительно «братия», такие же князья, хотя помельче, посерей, победней, и, конечно, для летописца «худородней», нежели «Рюриковичи», которые, кстати сказать, и собственную дружину не гнушались называть «братией». Конечно, болоховские князья — не «мужицкие выборные», с которыми бы Ольговичи постарались поскорей расправиться оружием, а не вести переговоры (и в этом отношении прав Любавский),[1080] а именно феодалы, быть может, правда, еще не окончательно трансформировавшиеся в таковых из общинной полуварварской верхушки «лучших людей», основывавших свое могущество на богатстве, рабстве, закабалении, силе оружия и своем привилегированном положении в общине. Последняя поддерживает их в борьбе с галицким Даниилом исключительно в силу нежелания попасть под двойной гнет, сменить привычные обязанности и повинности на нечто, очевидно, во всяком случае не лучшее. Галицкая дружина Даниила несла с собой не облегчение для общинника-смерда, а новую дань, захват в полон и жадную эксплуатацию еще не разграбленных общинников, примеры чему можно извлечь хотя бы из истории вятичей. Совершенно реальная угроза стояла перед болоховцами в случае их поражения и победы Даниила Романовича. Поэтому-то «земля» — болоховцы, так энергично поддерживают своих князей в борьбе с Даниилом, хотя те и другие вступают в борьбу с ним, побуждаемые различными причинами и преследуя различные цели. «Болоховский князь» боролся за собственную самостоятельность, за самостоятельное, независимое от князей Рюриковичей превращение в государя-вотчинника, а болоховец-общинник — за более легкую, привычную форму зависимости, которая еще частично напоминала те невозвратные времена, когда их племенные князьки «распасывали землю», так как были «добры». Ее угрожала сменить более систематическая и тяжелая эксплуатация победителей-дружинников, бояр Даниила. Болоховские князья и им подобная верхушка Семоця, Городка, городков по Тетереву, возвяглян и прочих «татарских людей» перешли к татарам, во-первых, потому, что чувствовали всю безнадежность сопротивления, а во-вторых — довольно рассудительно предполагая, что до такого сеньера, как татарский хан, дальше, нежели до Даниила, и вассальные отношения при татарах не лягут тяжелой обязанностью на плечи разных «князей», «князьков» и «воевод». Пахать же пшеницу и просо на татар должны были, конечно, не болоховские князьки, а все те же болоховцы-общинники, равно как общинники-смерды прочих земель, бывших «за татары». Украинская буржуазная историография в лице М. Грушевского и его продолжателей и последователей усматривала в татарах «освободителей» украинских крестьян от феодалов. В их представлении болоховцы — это крестьяне, а болоховские князья — крестьянские старосты, причем татары, оказывается, ликвидировали феодалов на Украине. Как мы видим, с исторической действительностью эта апологетика интервенции ничего общего не имеет. От нее мало чем отличаются взгляды, развиваемые в «Наукових записках Інстітуту історії матеріальної культури». Связывая разгром раскопанного Райковецкого городища из числа болоховских «побожских» городов с карательной экспедицией Даниила Романовича Галицкого в 1257–1258 гг., «Наукови записки» повторяют теорию о татарах, как возбудителях «движения трудового крестьянства (!?) и ремесленников (!?) против закрепощения», использованного, в частности, «болоховскими князьями в своих классовых политических целях».[1081] «Громадськії рух» М. С. Грушевского мало чем отличается от «движения трудового крестьянства и ремесленников против закрепощения», разве только невероятной модернизацией терминов и понятий.