Матео Алеман - Гусман де Альфараче. Часть вторая

• Название: Гусман де Альфараче. Часть вторая
• Автор: Матео Алеман
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1963

---

Человек, идущий по вымощенному плитками или кирпичом полу и старающийся ставить ногу непременно посередине квадратов или на их стыках и усердно соблюдающий таковой порядок, подлежит столь же строгому взысканию.

Кто идет по улице и, высунув из-под плаща руку, ведет пальцем вдоль стен, допускается к шестимесячному послушничеству, в течение коего имеет право одуматься; если же за это время он от своей привычки не отстанет, то председатель ложи выдает ему мантию и прочие знаки отличия, и новообращенный брат может считать себя полноправным членом ордена.

Если кто, играя в кегли, не точно пускает шар, а затем начинает извиваться вслед ему всем телом, словно надеясь, что шар послушается его телодвижений и свернет на правильный путь, этот человек признается неисправимым и осуждается пребывать в своем звании, до гроба; объявляем его без проволочек постриженным дураком. Сей параграф распространяется и на тех, кто проделывает сходные телодвижения, уронив или повалив какой-либо предмет, а также на тех, которые, надев карнавальный балахон или шутовскую маску, кривляются и гримасничают под ними, словно кто-нибудь может это видеть. Сюда же мы относим и всех тех, кто, сам того не замечая, копирует чужие движения и ужимки, а также тех, кто режет бумагу или материю ножницами и при этом кривит рот, высовывает язык и корчит другие подходящие к случаю рожи.

Если кто, послав своего лакея с поручением и поджидая его обратно, упорно торчит у двери или окна, воображая, очевидно, что благодаря этому посланный вернется скорее, то этого человека мы приговариваем к покаянию, дабы он признал свою вину; за неисполнение же приговора с ним будет поступлено по усмотрению суда.

Кто медленно и с опаской приоткрывает сданные ему карты, словно от этого они могут измениться и стать лучше, приговаривается к тому же наказанию; если других грешков за виновным не водится, то в виде исключения провинность сию можно простить при одном условии: встретив на улице председателя братства или проходя мимо его дома, виновный обязан засвидетельствовать ему свое почтение снятием шляпы.

Тот, кто любит, очутившись на высоте, плевать вниз, — оттого ли, что желает убедиться в прямизне стен или чтобы посмотреть, удастся ли плевком попасть в намеченную точку, — приговаривается к покаянию и изменению своих привычек в кратчайший срок, в противном же случае зачисляется в братство.

Кто путешествует пешком пли в седле и при этом поминутно пристает к своим спутникам с вопросом, долго ли еще придется ехать и когда наконец покажется постоялый двор, — как будто от этого они скорей прибудут на место, — приговаривается к такому же наказанию; выкупом может служить вынужденная езда но нашим дорогам и общение с погонщиками и корчмарями; но облегчение участи допускается, само собой, лишь при твердом намерении исправиться.

Кто, справляя нужду, выделывает струей узоры на земле или на стенке или же норовит попасть в ямку, должен немедленно бросить эту привычку; при злостном же упорствовании он подлежит наказанию по приговору местного судьи и сдается с рук на руки председателю братства.

Кто, слыша бой часов, ударов считать не хочет и предпочитает спрашивать у других, сколько пробило, хотя гораздо проще и приличнее было бы сосчитать их самому (каковое уклонение происходит от преизбытка желчи), тому рекомендуется обратиться к врачу; если это человек нуждающийся, то обязать председателя общины устроить его в больницу и предписать лечение кислыми вишнями и апельсинами, ибо в противном случае больному грозит помраченье ума.

Когда еды на столе мало, а приглашенных много, то иные принимаются забавлять общество прибаутками, рискуя прослыть краснобаями, болтунами и пустомелями, лишь бы кто-нибудь не подумал, что они голодны; этих мы объявляем дураками круглыми или стоеросовыми, признаем их неизлечимыми и просим обращаться с ними бережно и уважительно, ибо они уже прошли все семь ступеней посвящения и в скором времени будут помещены в известную обитель.

Кто по скупости или другой причине, за исключением нужды или насилия (ибо в таковых обстоятельствах человек не подлежит действию законов), покупает на базаре попорченные продукты, лишь бы они стоили дешевле, и забывает, что врач, аптекарь и цирюльник, поселившись на целый год в его доме для излечения захворавшего семейства, обойдутся ему много дороже, тех мы приговариваем к длительному расстройству желудка и рекомендуем принять их в общину, а вместе с тем даем им совет больше так не делать. В случае же неповиновения они будут наказаны рукой приходского священника, звонаря и могильщика, — если того потребует ущерб, причиненный их дуростью.

Кто летней или зимней ночью, удобно расположившись на внутреннем дворе, или на галерее, или у окна, или в другом подходящем месте, начинает обозревать небосклон и выискивать в облаках очертания драконов, львов и других зверей, того мы объявляем членом братства; но ежели он предается подобному времяпрепровождению с целью созерцать и вопрошать созвездия Тельца, Овна или Козерога (занятие дурашливое и непотребное), то мы повелеваем принять его в общину, но без права на привилегии ордена, а именно: не допускать в капитулы оного и не давать свечей в дни храмовых праздников.

Кто, надев черные, белые или цветные бархатные туфли и желая их почистить, стирает с них пыль полой плаща (забывая о том, что плащ — вещь благородная и делается из более дорогого и тонкого материала, чем башмаки) и ради чистоты обуви портит и пачкает одежду, то таких мы объявляем дураками обыкновенными, дубленой кожи; если же они благородного звания, то замшевыми выворотными на дурьей подкладке.

Есть чудаки, имеющие обыкновение, встретив на улице знакомого, с которым не виделись несколько дней, спрашивать: «А, так вы живы? Ходите-бродите, землю топчете?» (вопрос пустой и праздный), — этих мы зачисляем в братство, ибо можно без труда найти более подходящие приветствия и не спрашивать, жив ли и ходит ли по земле человек, который стоит перед нами и никогда не бывал на том свете. Таких дураков повелеваем метить восклицательным знаком, и чтобы без этой метки не смели нигде показываться до нового решения суда.

Те, кто, отстояв мессу и дождавшись «Ave Maria» или колокольного звона, возвещающего конец службы, говорит пастырю в ответ на добрые напутствия: «Целую руки вашей милости», — приговариваются к вступлению в братство; предписываем им отречься от сего вредного обыкновения под страхом очутиться среди дураков меченых. Зачем произносить лживые и полные притворства слова о целовании рук, если они вовсе не целуют священнику руку и целовать не собираются, будь это хоть сам епископ, тем более что руки бывают с болячками, паршой или с такими грязными ногтями, что противно смотреть. Почему бы не сказать попросту: «Пошли вам бог доброй ночи» или «доброго утра»? Наказание за вышеупомянутые глупые слова полагается и тем, кто произносит их, когда кто-нибудь чихает; при такой оказии гораздо уместнее было бы сказать: «Будьте здоровы».

Кто приходит к приятелю и на вопрос, дома ли такой-то, получает ответ, что его нету, ушел, но все-таки переспрашивает: «Так его дома нет?» — таких мы считаем вздорными упрямцами, поскольку они строптиво повторяют вопрос, на который уже получили ответ.

Если кому на ногу упадет камень и отдавит полноги, вернее сказать — кончики пальцев, и он долго и со злобой смотрит на этот камень, то по справедливости такому дурню следует отдавить и вторую ногу. В подобных обстоятельствах советуем пострадавшему сбросить с ноги камень и больше на него не смотреть; в противном же случае наказание будет усугублено.

Кто, высморкав нос, не спешит положить свой платок в карман, а вместо этого внимательно рассматривает его содержимое, словно надеется, что туда могла попасть из носа жемчужина, которую надо тщательно припрятать, того мы повелеваем принять в общину; при каждом подобном прегрешении с него следует взимать пеню в пользу больницы для неизлечимых собратьев, дабы другие впоследствии оказали ему такую же услугу.

Дойдя до этого места, трактирщик залился таким дурацким смехом, словно он-то и был служителем ордена.

Я тоже рассмеялся и, прервав чтение, так как тетрадь была претолстая, спросил:

— Раз вы, сеньор хозяин, оказали мне любезность и разъяснили мою вину, я хотел бы узнать подробнее об этой больнице: где она находится, кто в ней состоит попечителем и каков бюджет заведения?

Он же ответил:

— Сеньор, больных на свете тьма-тьмущая, а больничка была поначалу маленькая и тесная, вследствие чего здоровым пришлось уступить им помещение, и ныне вся земля превратилась в сумасшедший дом.

— Где же, — спросил я, — помещаются немногие разумные и здравомыслящие и как они оберегаются от заразы?