Диана Виньковецкая - По ту сторону воспитания

• Название: По ту сторону воспитания
• Автор: Диана Виньковецкая
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1998

«По ту сторону воспитания» — смешные и грустные рассказы о взаимодействии родителей и детей. Как часто родителям приходится учиться у детей, в «пограничных ситуациях» быстро изменяющегося мира, когда дети адаптируются быстрее родителей. Читатели посмеются, погрустят и поразмышляют над труднейшей проблемой «отцы и дети». 

---

— Даничка, мне негры даже нравятся, они весёлые, открытые, — продолжала оправдываться Оля. — Они похожи на русских, — тоже, наверно, не могут приспособиться к безумному темпу американской жизни.

Даничка, расслабившись, сказал совсем спокойно:

— Вас могут побить чёрные, если услышат, как вы говорите. В Хьюстоне в школе, когда меня дразнили «коми», я дрался.

— Это что значит — «коми»? — спросила сестра.

— Так дразнят коммунистов, — ответил Даничка.

— Скажи, Даничка, а евреев дразнят? — поинте–ресовалась сестра.

— В Хьюстоне в школе дразнили.

— Как?

— Мат, посмотри, пени покатилось… У тебя длинный нос, потому что воздух бесплатный…

По мере того, как приближалось время её отъезда, Оля достаточно наудивлялась в Америке, смеялась, что её никто не изнасиловал, хотя предупреждали, что каждую минуту насилуют, никто не ограбил, хотя тоже советовали прятать кошелёк. Но больше всего удивилась, когда услышала, что в Америке бывает «домашнее изнасилование». Она сказала об этом Даничке:

— Я не верю, что бывают «дэйт рэйп»: знал человека, пришёл на свидание, и он тебя изнасиловал — это большой обман. Я была в Сибири в экспедициях среди одних мужчин, которые по полгода не видели женщин, и никто никогда меня не насиловал, и более того, мне никто из женщин не жаловался. Если кто и попристаёт, то шуганут, и всё…

— Оля, ты как чёрная, — сказал ей Даничка, — они тоже так считают, — дать сдачу мужику, и он отстанет. В белых семьях девочку воспитывают бояться мужчин… И если парень скажет: У… У…У… , то девочка считает, что всё… — её насилуют!

— Видишь, Даничка, разве твоя тётка может быть расисткой, если у неё чёрные взгляды, — произнесла «почерневшая» Оля.

— Привэт!

Зимние забавы

После рождества вся наша семья выезжала кататься в Белые горы Нью–Хэмпшира. Два или три часа, в зависимости от накала ссор между детьми, ехали мы в машине до Лунных гор, отрогов Белых, прикрепляя лыжи на подтяжках к крыше автомобиля и усаживая троих детей на заднем сидении. За время езды несколько раз машина останавливалась и съезжала на полосу крайней необходимости. Лёня увещевал детей, что не может управлять и вести их в горы для приятных забав, пока не прекратятся разногласия и потасовки. Угомонив детей и поправив лыжи, машина выезжала на дорогу для дальнейшего продвижения в сторону гор и развлечений.

В год присоединения сестры Оли, оказавшейся в Америке в пору нашего лыжного времяпровождения, наш автомобиль проскользнул путь до гор с одной только остановкой. Лёня провёл с детьми предварительную беседу о том, что толкаться в машине, когда впереди сидят три человека, — не следует. Он говорил, обращаясь к каждому из них, пока они укладывали и таскали вещи, прикрепляли лыжи. Лёня поругал их заранее даже без напоминания. «Напомни мне поругать Борю», — говорил Лёня, часто забывая о таком неприятном удовольствии.

В дороге Оля хотела поменяться местами с Даничкой, сидевшим на заднем сидении, но Даничка ответил: «У меня тут сэндвичи!»

От удивления сестра не могла ничего возразить, думая, что в Америке есть такие особые сэндвичи, которые привязываются к месту, которые нельзя переносить, и села впереди. Долго потом Оля вспоминала об абсурдных Даничкиных сэндвичах, вернее, о таком абсурдном ответе и ввела в поговорку при отказе и нежелании что‑либо делать: «Я не могу — у меня тут сэндвичи.»

Дети всю дорогу тихо жевали сэндвичи, и с остановкой в винно–ликёрном безналоговом магазине Нью–Хэмпшира мы доехали до отеля.

Не без удовольствия мы вошли в двухэтажную квартиру в отеле с балконом и окнами, выходившими на ручей и на лилово–дымчатые горы. Такую роскошь мы позволили себе в первый раз.

Утром, ни свет ни заря, дети проснулись и приготовили себе горячий сидр и сэндвичи.

Надо сказать, что уменье быстро приготовить самим себе еду свойственно всем американским детям: раз–раз, схватят что‑нибудь из холодильника, разогреют и — никаких беспокойств. Особенно любил готовить Даничка. Он артистически–изощрённо кидал всё, что есть в доме, на горячую сковородку, подкидывал несколько раз содержимое, и минут через пять–десять — готовый продукт. Любимым его блюдом были макароны, или, как тут выражаются, «паста», с приправами всего, что есть на свете. Все мечтали отведывать Даничкиных изысков, но за эти отведывания всегда нужно было кому‑то расплачиваться: не только мыть всю посуду и убирать, но и вынимать использованные ложки–поварёшки из холодильника, шкафов, соскребать со всего окружения соусы, снимать с потолка и вентилятора улетающие макароны. Моя подруга художница Алида соскребла однажды целую картину из кетчупа с потолка, помогая нам привести в порядок потолок таунхаузной квартиры.

Желание скорей оказаться на горах подняло их, и… они уехали, не дожидаясь нас, на автобусе–подкидыше, объезжающем места поселений лыжников. Взрослый состав нашей семьи приехал к тому моменту, когда машину нужно было оставлять за долами, и подъезжать на другом подкидыше к началу развлечений.

Оля удивилась, что все бросают свою одежду в раздевалке: «Неужели никто не украдёт? У нас бы ничего не осталось».

Я и Оля пошли «брать уроки» скатывания с гор, вернее, я пошла помогать Оле выполнять требования инструктора. Парень, который обучал Олю, был швейцарцем, и, узнав, что она из России, проявил к ней особое внимание, наверно из‑за того, что не любил американцев? Как он выразился, «американцы совсем некультурные и необразованные». Каким образом он определил, что Оля, ни слова не знающая по— английски, «культурная» и «образованная»? — я не знаю, но Оля быстро присоединилась к его мнению. А может, потому что она слишком скоро освоила торможение, привыкнув в России к невероятным трюкам и изощрениям, или, как говорит бабка в анекдоте, освоив позицию «стоять в раскорячку». Что правда, то правда, уже через час образованная и культурная Оля спускалась с горы, расставив ноги и выпучив глаза. Можно было видеть, как швейцарец при спуске делал изысканные движения, его ноги сливались в единое целое, пружиня, едва скользя, и за ним, по касательной к горе, очерчивая зигзаги от края до края, ехала Оля, скрестив ноги в коленях, расставив руки с палками и замирая от страха. Но не падала! Знай наших!

Во второй Олин спуск мимо нас пронеслась ватага наших лыжников. Как они промчались! Кружась со скоростью торнадо, подпрыгивая — да так, что снег аж взвывал под их лыжами и расступался, они летели цепочкой друг за другом. Оля и я остановились посреди горы и следили за их полётом. Освещённые и белизной снега, и солнечными лучами, несущиеся люди в одежде самых фантастических окрасок, казалось, разрисо–вывали снег, как белую бумагу, своими движениями, и весь склон горы представлял живую, движущуюся абстрактную картину. На Боре была красная шапка с хвостом, на Даничке жёлтые штаны с чёрными полосами, а на Эле зелёная куртка в крапинку. Они без страха скакали и подпрыгивали через маленькие горки и взлетали под небеса. Мы успели только ахнуть, как они уже оказались у подножья горы и слились с толпой, ожидавшей поднятий.

Наши мальчики потому хорошо летали по горам, что были натренированы, освоив взлёты и подкидывания на досках–самокатах. В первый месяц после приобретения дома в Бостоне они соорудили в гараже трамплин из фанеры и по нему взлетали с визгами вверх и вниз, наводя ужас на тех редко проходивших мимо дома людей, а больше всего на нас с Лёней. И тогда Лёня настоял, чтобы это сооружение они выбросили вместе с прикреплённым к гаражу кругом — сеткой для баскетбола. Это были наши победы в борьбе за тишину и безопасность. Шум от баскетбольной игры перешёл в парк, а от досок — в специальный стадион для досочников.

Поднятие на высоту происходило на подвешенных скамейках. Я и Оля дрожали от страха, повиснув над горой. Однако через какое‑то количество проездов привыкаешь висеть над горой и спокойно зависаешь, глядя на скользящих под тобой лыжников.

Мы спускались по самому тихому и несложному пути, названному Олей «Бродвеем», вдоль ручья, идущего под уклон в два или в три градуса. Встав на него, можно было ехать до бесконечности. Бродвей был узкий, с обеих сторон сжат крутыми скалистыми горами. Ветки сосен образовывали над головою свод, и лыжник оказывался будто в галерее со стеклянной крышей. Иногда мелькала тень редкого заблудивше–гося аса, исчезавшая раньше взвизга его лыж, и долго только точки поднятых палок очерчивались в воздухе.

Скатывались мы спокойно и скатывались. Но мальчики затащили меня с Олей на самую большую гору… на гондоле. Как мы оказались в ракете, сами не знаем. Захотели испытать горную высоту? Новые ощущения? Или поддались комплиментам ребят, что прекрасно катаемся? И вот стоим на вершине. Дух захватывает от открывающейся перспективы. Сверху кажется, что гора покрыта стаей мотыльков, с дрожащими, волнующимися крыльями. И где‑то внизу все сливается в чёрные точки, пятна, разбросанные на белом снегу.