Андрей Упит - Земля зеленая

• Название: Земля зеленая
• Автор: Андрей Упит
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

Роман Андрея Упита «Земля зеленая» является крупнейшим вкладом в сокровищницу многонациональной советской литературы. Произведение недаром названо энциклопедией жизни латышского народа на рубеже XIX–XX веков. Это история борьбы латышского крестьянства за клочок «земли зеленой». Остро и беспощадно вскрывает автор классовые противоречия в латышской деревне, показывает процесс ее расслоения.

Будучи большим мастером-реалистом, Упит глубоко и правдиво изобразил социальную среду, в которой жили и боролись его герои, ярко обрисовал их внешний и духовный облик.

---

В Риге теперь жизнь хоть куда! Приезжает столько деревенских, что можно сдать все комнаты, сколько бы их ни было. У ее мамы по Эрнистинской два дома: большой, окнами на улицу, занимает мать и они с Андреем и дочкой Аннулей. Большая Анна со своей Мартой помещаются в маленьком флигеле, он выходит в сад. Раньше этот флигель снимал Альфред Ритер, из дивайцев, друг Андрея, у него Андрей и поселился до своей женитьбы. Ритер тоже женился на богатой, ее отец владеет большим участком земли по улице Грегора у станции Засулаукс. Андрей работает на фабрике, получает рубль с лишним в день. Мария с Анной шьют для магазинов на базаре Берга,[73] Анна взяла в рассрочку машину, скоро будет собственная, в этом году думает выплатить.

Калвиц слушал, но так как многое из того, что рассказывала Мария, он уже знал от Андра, то не выказал особого удивления, по крайней мере его краткие и редкие замечания не удовлетворили рассказчицу. Она вздернула нос еще выше и стала присматриваться, как Марта Калвиц возится с маленькими девочками. Да, с детьми обращаться она умеет — выдвижные ящики комода открыты, там много всяких интересных вещичек. Не особенно приятно только то, что больше внимания она уделяет девочке Анны — маленькой Марте, которую знает с колыбели. Но выразить неудовольствие Мария не успела — Калвициене уже ставила на стол ужин.

Хозяйка все делала споро, хотя никакого волнения и подчеркнутой поспешности не было заметно. Перекинулась несколькими словами с Марией, расспросила о детях, но с Анной заговаривать как будто избегала, только изредка бросала на нее мимолетные взгляды. Чужая?.. Нет, этого сказать нельзя. То же лицо, та же осанка, но глаза совсем другие, чем были в те дни, когда она, затравленная, сжавшись в комочек и кутаясь в платок, сидела в комнате испольщика Силагайлей. Теперь же эти глаза смотрели уверенно, смело и мудро, словно ей уже не нужно ни у кого спрашивать совета и некого стало бояться. Калвициене держалась настороженно, — может быть, Анна все еще помнит, из-за чего ей пришлось убежать из Силагайлей, и сердится? Нет, кажется, уже забыла, выглядит довольной, успокоившейся, только серьезна, слишком серьезна. Эти морщинки в углах рта — прямо слезы навертываются, как вспомнишь, сколько ей пришлось перетерпеть и выстрадать.

Когда Анна вышла в кухню, помочь принести блюда с жарким и квашеной капустой, Калвициене не выдержала, обняла и, почти рыдая, припала головой к ее плечу. Ничего не могла вымолвить, чересчур многое надо было бы сказать.

Не только серьезной, но и умной стала Анна, — погладила крестную и сама ответила на невысказанное.

— Не говорите ничего, не надо, — сказала она просто, без всякой горечи. — Все, что тогда случилось, к лучшему. Теперь совсем хорошо. Мы обе твердо стоим на ногах, и ничто мне не страшно.

Только о Лиене захотела узнать. Как она живет со своим колонистом?.. Это был неприятный вопрос, хотя Анна ведь не знала о причастности крестной к судьбе Лиены. Калвициене ответила так, как частенько думала, успокаивая и оправдывая себя:

— Лиена могла бы жить барыней, кошелек с деньгами в ее руках. Светямур работает и хорошо зарабатывает, но только в корчме сидит. Но она сама не знает, чего хочет и что ищет. У каждого свой крест.

И сразу переменила разговор. Анна так и не узнала ничего о Лиене. Что жизнь у нее несладкая — это было ясно. Но Анна сама слишком много хлебнула горя, чтобы считать чужие беды чрезмерными и непреодолимыми. Кошелек с деньгами в руках, чего же еще можно желать!.. Анна помогла Калвициене принести блюда с жарким и капустой — домашние хлопоты, были, пожалуй, единственными, в чем они хорошо понимали друг друга и что их как-то сближало.

Андрей Осис осмотрел у Андра полочку с книгами. Их было немного. Рассказы про индейцев из Народной библиотеки[74] и принесенную из Леяссмелтенов книгу об Изабелле[75] Андр поручил матери, чтобы хранила в шкафчике. Издания «Отдела полезных книг» Андрей знал все, новой для него была только «Астрономия» Фламмариона.[76] Андр успел уже по ней изучить небо и хотел сейчас же бежать на улицу, показать Полярную звезду и наиболее интересные созвездия. Но так как летние ночи светлы и звезды неярки, они решили отложить осмотр до следующей встречи. Не меньше чем астрономией, Андр восторгался рассказом Екаба Апсита «Чужие люди» и был очень удивлен, когда Андрей бросил книжку и с оттенком презрения сказал: «Для кошек и старых дев!» Столь же непочтительно перелистал тщательно подшитые номера журнала «Маяс Виесис» и литературные приложения к нему. Андр чуть не со слезами на глазах начал говорить об «Искателе жемчуга» Яна Порука — разумеется, он не признался, что, когда читал этот рассказ, наплакался — вместе с дамой в черном у могилы Анса Выпрога. Оказалось, что Андрей Осис знал и этот рассказ и пренебрежительно покачал головой: что это Андр умиляется этой манной кашицей, этаким киселем-размазней! Газету «Диенас лапа»[77] — вот что надо теперь читать, в ней тоже печатают рассказы, по ним учиться можно. Андр Калвиц становился все сумрачнее: у Андрея такие резкие и жесткие слова — бьет ими прямо в лоб; он совсем не восхищается тем, что должно вызывать слезы. Перед уходом на новое место помощник учителя Пукита подарил Андру четыре маленьких томика сочинений Лермонтова, — Андрей даже в руки их не взял. Правда, говорить по-русски он научился, в его цехе половина рабочих русские; русские газеты и технические книги он уже читал, но такие стихи его как-то не привлекали. Все же он заглянул в тетрадку Андра, в которую были переписаны стишки «Закрой глазки и улыбнись»,[78] «Небо в тучах грозовое», [79]«Взгляни, как роза цветет…».[80] Покраснев, Андр отнял тетрадку, должно быть, дальше записано слишком уж сокровенное, что и показать нельзя.

— «Небо в тучах грозовое»… — презрительно протянул Андрей Осис. — А стихов Вейденбаума[81] у тебя нет? Жаль! У нас только одна его книжка, изданная за границей, — мы его стихи переписываем и знаем все наизусть.

«Мы», «нам» — часто он говорил. Андр Калвиц плохо понимал, что это значит. Покосился на Марию и покачал головой — нет, она не из тех, кого Андрей называл «мы». Вероятно, это какое-то сборище людей, толпа, как на станции или на Клидзиньском рынке, — промелькнуло у него в голове.

Городские гостьи привезли гостинцы — апельсины и различные сласти, которые достались главным образом их же девочкам. Андрей прихватил с собой бутылку аллажского тминного ликера — для женщин этот напиток был слишком крепок, сам Осис чуть отпил из рюмки. Калвицу-старшему одному тоже не хотелось пить. Но он сварил бочонок домашнего пива, которое Марии очень понравилось. Правда, ее религия запрещает пить, но о самодельном в Писании ничего не сказано, наверное, это можно приравнять к чаю или кофе.

Калвицу хотелось побольше разузнать о Риге. Первым делом надо проверить, правда ли, что Альфред Ритер заделался мастером на фабрике и зарабатывает по три рубля в день, как он здесь хвастался. Андрей ответил как-то неохотно, пожалуй даже раздраженно. Не главным мастером он стал, а только подмастерьем, около двух рублей, может быть, и зарабатывает. Вообще-то Альфред Ритер так изменился, что о нем и вспоминать не хочется. «Мы с ним совсем не разговариваем, — сказал Осис. Андр опять подметил это „мы“… — Карл Мулдынь работает в Главном управлении железных дорог, но вот странно — своими железнодорожными делами интересуется очень мало, а больше кораблями…» Калвиц спросил: правда ли, что некоторые корабли так высоки, как дом с трубой?.. Порожний корабль, может быть, и выше, но когда нагружен — борта поднимаются над водой только на шесть футов… Такой ответ удовлетворил арендатора Силагайлей.

— Да, вот еще — Минна Лиена, которая служит у господ, будто бы была в театре и видела, как артистка Леонора на черном коне разъезжала по горам, освещенным бенгальским огнем.

Андрей Осис и это видел.

— Только на сцене не настоящие горы, а разрисованные полотняные декорации. Черная лошадь вырезана из картона, артистка сидит на деревянном седле, укрепленном подпорками.

Никаких чудес о Риге Андрей Осис не рассказывал, о своей работе и о заработке говорил неохотно. Зато много и с интересом расспрашивал о старых дивайских знакомых. Анна о них слушала также внимательно, но для Марии все они — чужие люди, деревенская жизнь ее совсем не занимала, и она вскоре начала зевать.

Себе и Андрею Андр приготовил ночлег в пустом сарае. Женщин с детьми поместили на чердаке жилого дома. Уложив Марту спать, Анна спустилась вниз, она хотела еще пройтись по опушке леса. Ночь была тихая, звездная, но на траве лежала густая роса. Калвиц предостерегающе прокричал вслед, чтобы поберегла туфли и не промочила ноги. Потом прислушался к тому, что делает на чердаке Мария, и засмеялся.

— Андрей, слышишь! — сказал он тихонько. — Какая у тебя жена смешная. Мне кажется, что она и вашу малютку заставляет читать молитвы.