Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

• Название: Каин: Антигерой или герой нашего времени?
• Автор: Валерий Замыслов
• Жанр: Историческая проза

Вместо аннотации

Историки, краеведы, писатели и журналисты, исследователи эпохи ХYIII столетия дают Ваньке Каину (Ивану Осипову, родившемуся в деревне Иваново (или Ивановке), Ростовского уезда Ярославской губернии) разные оценки: «великий авантюрист», «не коронованный король московского преступного мира», «добрый молодец, защитник простого народа от господ», «удалой атаман волжской вольницы», «легендарная личность, не менее известная, чем, скажем, Стенька Разин, Гришка Отрепьев или Емелька Пугачев», «чуть ли не глава столичного Сыскного приказа», «безнравственный русский гений», и … «самый знаменитый ярославский писатель ХYIII века», так как многие старинные песни, как то «Не шуми мати зеленая дубравушка, «Ах, тошно мне, доброму молодцу, тошнехонько, «Вниз по матушке по Волге» и другие (всего около 54-х) известны в народе под именем Каиновых.

«Его натура ослепительна, а жизнь легендарна. Во второй половине ХYIII — первой половине ХIХ века он имел всероссийскую известность. Главную его книгу прочитала тогда вся Россия. Какая-то важная черта русского характера высказалась в нем с огромной силой. Русский хаос, неистовое, не признающее никакой узды буйство, русский разгул и безудержная исконно-посконная натуралистика русской души… И в то же время Осипов как общественное явление хорошо встает в социальную матрицу. Его можно считать продуктом русской социальной неустроенности перманентного распада органических форм жизни». (Академик академии Русской словесности Е.А. Ермолин)[1].

---

— Да, Захарыч, натворили дел Никон и царь Петр.

— Еретические дела их продолжают нынешние властители. Церковь же послушно выполняет любую их волю.

— А ответь мне, Захарыч, на щекотливый вопрос. Пойдут ли старообрядцы на открытое восстание против неправой церкви и царя, коль весь народ поднимется, как при Степане Разине?

Раскольник даже раздумывать не стал:

— Никакого сомнения и быть не может. Не нужно нам царство Антихриста, кое рушит молельни, сжигает скиты и разрушает истинную православную веру. Никогда не будет при таком царстве доброго житья народу.

— Добрые слова, Захарыч. Я всегда надеялся на раскольников… А куда вы намерены податься после того, как я вас укрою?

— На Реку Умбу к старцу Филиппу, кой основал в тридцатых годах третий толк беспоповщины — «филпповщину».

— Стоящий старец?

— Ныне к нему идут со всей Руси. Сам-то он в миру назывался Фотием, служил в стрелецком полку, бежал во время сражения под Нарвой и поселился в Выгорецкой пустыни. Там он был на первых порах простым монахом, затем на него возложили обязанности духовного отца, и он думал по смерти игумена Андрея Денисова занять его место, но сего ему не удалось. Когда иноков Выгорецкой пустыни принудили молиться за царя, Филипп бросил кадило на пол и с криком "пала вера христианская" выбежал из часовни. Игумен, посоветовавшись с прочими монахами, решился наказать несогласного старца: ему были нанесены тяжкие побои, сам Денисов бил его по щекам, а затем распорядился заковать его в железо. Три дня спустя на Лексу, кто обосновалась обитель, приехал один новгородский купец, который заступился за узника. Филипп оставил монастырь и, перейдя в Надеждин скит, с год жил в овине. Видя, что у него есть единомышленники, он облюбовал место на реке Умбе, и сотворил там келью. Его приверженцы ходили по волостям и обличали ересь Выговских иноков; народ стекался на Умбу, и число келий здесь быстро множилось. Выговцы и ласками, и угрозами пытались возвратить Филиппа в монастырь. Сам игумен писал увещания к Филиппу и лично наведывался к нему, но старец отказался от всех заманчивых посулов, ибо считал выговскую братию еретиками. Филипповцы, коль на них наведут солдат, готовы на самосожжение.

— Даже так?

— А сей шаг, Иван Осипович, для того, дабы всецело соблюсти веру, к коей придерживались более ранние учителя раскола. Филипповцы держатся строгих правил, в духе федосеевщины,[208]но исполнять их тщатся еще строже. От раскольников других толков они получили за сие название "крепких христиан".

— Выходит, раскол[209], как я понял — лютый враг властям и церкви. И мне это весьма по нраву.

— Значит, поможешь филипповцам, Иван Осипович?

— Сарай под караулом?

— Пять солдат с ружьями.

Минутное раздумье и решение принять.

— Солдат я завтра днем сниму, а вы, как служивые исчезнут, тотчас выбирайтесь из сарая и под видом нищей братии, приходите в мой дом. Здесь вас никто не тронет. И приходите строго до вечера, ибо ночью вас будочники не пропустят.

— Благодарствуйте, Иван Осипович. А потом как нас из Москвы к старцу Филиппу выведешь?

— Непременно что-нибудь придумаю. А пока, Матвей Захарыч, возвращайся в стан. Незаметно проскочишь?

— Незаметно проскочил, незаметно и вспять приду. Братия свободно по нужде выходит, а государевы люди от безделья водку трескают, а тут и кустарник рядом.

Захарыч ушел, а Иван вспомнил, что в селе Игнатовке обосновались три крупных фальшивомонетчика, не занесенных Иваном в сыскной реестр. Каин, занятый поимкой мелких воров, пока не находил время «заглянуть» к мастерам воровских денег, которые могли изрядно пополнить его казну. Но после прихода Захарыча, намерение Ивана поменялось. Он приведет игнатовских «кудесников» к князю Кропоткину, чем еще больше заслужит его благосклонность, а тем самым изрядно упрочит свою независимость.

На другое утро он позвал своих тайных есаулов и приказал:

— Всех постояльцев под благовидным предлогом удалить. Завтра здесь временно поселим староверов.

Никита, Ермила и Федька, уже ведавшие о добром отношении Ивана к раскольникам, никаких вопросов не задавали: Каин знает, что делает.

Глава 10 Новая хитрость Каина

Прихватив с собой троих конных солдат из приданного ему караула, Иван направился в село Дубровку.

Неподалеку от сарая, в котором находились староверы, лежали на копне сена солдаты Раскольничьей конторы и резались в карты.

— Не знаете ли, братцы, где находится изба Яшки Зуева, кой с двумя сыновьями живет?

Солдаты уже хорошо знали личность Каина, а потому сразу указали ему дом под тесовой кровлей, стоявший напротив могучей высокой липы.

Полюбопытствовали:

— Аль в воровстве уличен?

— Воровские деньги из золота рубит. Никак, уже целый мешок набил.

Услышав столь важную, соблазнительную весть, солдаты, побросав карты, оживились:

— Вот те и Яшка! С сынами золотые монеты чеканит… Слышь, Иван Осипович. Яшка и сыны его здоровущие, могут и отбиться. Возьми нас на подмогу.

— Ты здесь за старшего? Как звать?

— Василием Катушкиным.

— А кого пасете?

— А-а, — отмахнулся Катушкин. — Старообрядцев. Никуда не денутся.

— Не положено. Сами управимся.

Избу пришлось брать штурмом, ибо «мастера» на стук дверь не открыли, пришлось выбивать оконные рамы. Тут и солдаты генерала Волкова на помощь приспели, на что и рассчитывал Иван.

Пока осаждали дом, Яков и сыновья сбросили все улики в подполье.

Протиснувшись через окна, солдаты окружили воровских мастеров, кои сели на лавку и грозились пожаловаться старосте.

— Умолкни, воровское семя! — прикрикнул Иван, и сурово глянул на солдат Раскольничьей конторы.

— Я вас не звал. Уходите!

— Уходим, Иван Осипович, — с сожалением сказал Катушкин.

— Впрочем, леший с вами, коль уж в избу проникли, помогите обшарить комнату и чуланы.

— Чего ищешь, Каин? — спросил Яшка. — Аль я у барина лес воровал? Чай, видел избу, ей уже три десятка лет. А, может, у соседа петуха резного с конька снял?

Говорил хозяин избы вроде бы с усмешкой, однако вид его был весьма напряженный.

— В лесу птички поют, а петух кукарекает, да золотые монеты тебе во двор выкидывает. Слышь?

— Чего?

— Как монеты позвякивают. Уши-то давно не чистил? А все оттого, что молоточком дни и ночи, как дятел, по золоту постукиваешь. Завидно нам, Яшка. Может, поделишься, тогда снова по лесу будешь птичек слушать. Лепота!

— Буде побасенки вякать. Я ни в чем Бога не гневил.

— Гляньте, ребятушки, какой праведник перед нами сидит. Чисто ангел. Ну, коль лесных птичек не хочешь слушать, послушаешь песнь пыточных соловьев, когда на дыбе будешь висеть.

— На какой еще дыбе?

— Дурака-то не валяй… В чуланах чисто, ребятушки? Тогда в подполье мышей пересчитаем по царскому повеленью, ибо мышиные шкурки ныне на корабельную обшивку ходом идут. Полезай, ребятушки.

Яшка переменился в лице — и побледнел, и потом покрылся, да и его сыновья были не в лучшем виде.

Вскоре вся оснастка «мастеров» и едва ли не целая котомка воровских монет, которые могли свободно сбываться на любых торгах (поразительное сходство с деньгами Монетного двора), оказались на широком столе избы.

— Ведь добром уговаривал, Яшка. Мог бы и дальше жить да птичек слушать.

Хозяин избы бухнулся на колени.

— Бес попутал, Каин. Пощади! Забирай котомку, служивых одари — и никто знать ничего не будет.

— Поздно, Яшка. Каин — верный царев слуга, а посему все до последней полушки окажутся в Сыскном приказе.

— Пощади! Ребят моих малых пожалей!

— Это этих, что матицу подпирают? Не смеши Яшка. И умолкни, иначе кляпом твой корявый рот заткну… А теперь, братцы, надо воровские деньги пересчитать. Чтобы Яшка в приказе не отпирался, будете очевидцами.

Среди монет, осторожно высыпанных из котомы, оказались не только полушки и алтыны, но и рубли с червонцами.

— Ого! — воскликнул Катушкин. — Да на эти деньги можно палаты каменные поставить, да и то еще много останется. Ай да Яшка!

Каин уловил в глазах Катушкина хищный блеск, да и остальные солдаты смотрели на деньги с вожделением.

— Считайте неторопливо и складывайте в кучки. Алтын к алтыну, рубль к рублю, червонец к червонцу, а затем я всё в опись занесу. Ты, Катушкин, веди подсчет за мелкой монетой.

Добрый час подсчитывали. Иван зорко следил за руками каждого солдата, а затем, когда на столе оказались три золотые кучки, Каин спросил Катушкина:

— Сколь мелкой монеты, Василий?

— Двести пятьдесят семь, Иван Осипович.

— А если перевести в рубли?

Василий почесал загривок.

— Сие для меня невыполнимо. Я ж не в Казенном приказе служу.