Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

• Название: Каин: Антигерой или герой нашего времени?
• Автор: Валерий Замыслов
• Жанр: Историческая проза

Вместо аннотации

Историки, краеведы, писатели и журналисты, исследователи эпохи ХYIII столетия дают Ваньке Каину (Ивану Осипову, родившемуся в деревне Иваново (или Ивановке), Ростовского уезда Ярославской губернии) разные оценки: «великий авантюрист», «не коронованный король московского преступного мира», «добрый молодец, защитник простого народа от господ», «удалой атаман волжской вольницы», «легендарная личность, не менее известная, чем, скажем, Стенька Разин, Гришка Отрепьев или Емелька Пугачев», «чуть ли не глава столичного Сыскного приказа», «безнравственный русский гений», и … «самый знаменитый ярославский писатель ХYIII века», так как многие старинные песни, как то «Не шуми мати зеленая дубравушка, «Ах, тошно мне, доброму молодцу, тошнехонько, «Вниз по матушке по Волге» и другие (всего около 54-х) известны в народе под именем Каиновых.

«Его натура ослепительна, а жизнь легендарна. Во второй половине ХYIII — первой половине ХIХ века он имел всероссийскую известность. Главную его книгу прочитала тогда вся Россия. Какая-то важная черта русского характера высказалась в нем с огромной силой. Русский хаос, неистовое, не признающее никакой узды буйство, русский разгул и безудержная исконно-посконная натуралистика русской души… И в то же время Осипов как общественное явление хорошо встает в социальную матрицу. Его можно считать продуктом русской социальной неустроенности перманентного распада органических форм жизни». (Академик академии Русской словесности Е.А. Ермолин)[1].

---

— Супруга жива, здорова?

— Была в полном здравии.

Больше ничего не спросив, Иван развернул коня и помчал в Зарядье. Раздумий не было. Вбежав в избу, поманил своих новых есаулов — Никиту Монаха, Ермилу Молота и Федьку Рогатого.

— Не хотите со мной ранним утречком до Воскресенска прокатиться?

Вопросов не последовало: Каин зря не позовет, посему его просьбы есаулы выполняли неукоснительно, чем и радовали Ивана.

— На конях?

— Туда, Ермила, на конях, обратно на бричке.

Иван прикинул: до Воскресенска где-то около пятидесяти верст, поэтому, если выехать в доранье, города можно к вечеру достигнуть. Так и сделали.

Иван уезжал из Москвы, даже не сказавшись Сыскному приказу, что лишний раз подчеркивало его безраздельную независимость.

Июльские дни длинны, а посему прибыли в Воскресенск еще до заката солнца. Разыскать дом рейтара Нелидова в небольшом городе трудностей не составило.

Рейтар без мундира, в одной посконной рубахе возился на грядках огорода, а супруга с двумя малолетками срывала с гряды в лубяной кузовок спелую клубнику.

«Полная идиллия. Вот она жизнь, о коей он порой мечтал. Может, когда-нибудь с Авелинкой получится?»

— Аришка! — окликнул Иван.

Молодая женка вздрогнула от знакомого голоса и повернулась к Каину.

— Иван!.. Какими судьбами?

— Птичка-невеличка весточку принесла. Вот и пришлось тебя навестить.

— Заходи в избу, Иван.

Аришку, казалось, и вовсе не тронули годы. Все такая же румяная, статная, с задорными глазами, лишь густые соломенные волосы теперь забраны под платок.

Рейтар насторожился. Высокий, крутоплечий, подошел к незнакомцу и сердито спросил:

— Кто такой?

— Да ты не серчай, Матвеюшка. Бывший дворовый человек купца Петра Филатьева Мы с ним когда-то у него ютились.

— Ванька Каин, что ли, о коем ты рассказывала?

— Он самый.

По лицу Нелидова пробежала тень. Каин! Чего только не говорят о нем в Воскресенске. Был разбойником, даже бывшего своего хозяина Филатьева ограбил, а ныне, чу, в Сыскном приказе служит. Чудеса!

— Какое у тебя дело к моей жене?

— Не сверкай глазами, Нелидов. Дело касается моей новой службы. В избе расскажу.

Иван ничего не утаивал, лишь в одном месте приврал:

— Прикипел сердцем к одной девице, она же пока согласия не дает, и даже родителей не хочет слушать. Гордая! А тут еще, как златошвейка, в сговор с фальшивомонетчиком вошла. Теперь сидит Авелинка в тюрьме.

— А супруга моя причем?

— Все дело в том, Матвей, что Авелинка не верит мне, что я другим человеком стал. Ее может уговорить только женщина, которая меня с детства знает. Вот я и прибыл к Арише. Если Авелинка согласится выйти за меня замуж, она будет выпущена на волю.

Ротмистр хоть и был спокойного нрава, но тут взбунтовался:

— И не подумаю, Каин, супругу в Москву отпускать, да еще в Сыскной приказ. Не поедет!

— Матвеюшка, что ты? Надо же Ивану помочь. Дело-то полюбовное.

— Я уже сказал свое слово. И где это видано, чтобы жены мужьям перечили?

Аришка опечалилась, а Иван примирительно сказал:

— Вынужден смириться. Слово мужа — закон… Ночь надвигается. Может, дозволишь, Матвей, у тебя с моими друзьями заночевать?

— Места хватит. Ночуйте с Богом. Мы здесь в комнате, Ариша с детыми в горнице,

— А вначале вечерять будем. Дорога была дальняя, небось, голодны? Ты, Матвеюшка, не против?

— Какой разговор? Гостей голодными спать не укладывают.

— Тогда принеси, Матвеюшка, из погреба капусты, пока я стол накрываю.

Нелидов вышел, а супруга тотчас обернулась к Каину:

— Жаль мне тебя, Ванечка (сказала ласково, как и раньше). Увези меня утром, как будто силком.

— Так и помышлял, Аришка. Но супруг-то вместе с нами будет ночевать.

— Не беда. Рано утром он спит, как пропойца мертвецким сном.

— Надо у кого-то для тебя бричку похитить. Укажи где, и мы своруем.

— Не надо бричку, Ванечка. И своего коня я не выведу. Матвей сразу догадается, что я добровольно съехала. Я ж к тебе сяду — и вези хоть на край света. А Матвей поверит, он сверх меры доверчив.

— Спасибо тебе, Аришка.

… Ранним утром все трое тихонько встали (Неледов даже не шелохнулся) и вышли на крыльцо. Аришка уже поджидала на улице.

— Никита, сними кафтан и гашник из штанов вытяни.

То же самое сделал и Иван. Он свернул два кафтана вчетверо, уложил их позади своего седла, стянул сдвоенным гашником поклажу, связал концы гашников под брюхом коня и подкинул Аришку на своеобразное седло.

— Все мягче будет, Ариша. Крепче держись за луку. С Богом, братки.

Где-то на середине пути лесную дорогу перегородили человек двадцать лихих людей — с дубинами, кистенями, а четверо даже с ружьями.

— Слезай с коней и выкладывай кошельки! — гаркнул вожак, направив ружье на Каина.

Иван потянулся к рукояти пистоля, но вожак предварил:

— Не балуй, выстрелю!

И он бы выстрелил, если бы Иван не рыкнул:

— На кого пасть раскрыл, мазурик. У самого Каина намерен шакалить [200]?! Сунул в ружье рыжики[201] и думаешь Каина свалить? Да я тебя, шобла, повенчаю[202] с твоей марухой при всей шараге!

Вожак захлопал глазами и опустил ружье.

— Выходит, на самого Каина напоролись. Прости нас, дуболобов. Мы ведь к тебе, под твою защиту поперлись.

— Бог простит. Ступайте, куда шли, а там погляжу, кого за порог пустить, а кому и пинка под гузно дать, чтоб знали на кого руку поднимать.

— Ну, ты, Ваня, и шумнул. Даже я перепугалась. Какая же в тебе силища! — сказала Аришка.

— Иначе бы нас перестреляли. Где водкой, а где и глоткой.

— Песни-то поешь?

— Не забыла, Ариша? Вот встанем на привал — и спою.

* * *

Демид Акимыч, возмущенный арестом дочери, норовил поднять Трубную площадь.

— И что это делается, православные! Дочку мою средь бела дня под караулом в Стукалов монастырь увели. Будто она воровские деньги Андрюхе Скоробогатому делать помогала. Да она у меня святая, чиста перед Богом. Все это — козни Ивана Каина, коему Авелинка отлуп дала. Не захотела она идти замуж за бывшего разбойника. Помогите, православные, дочь мою из Сыскного вызволить. Айда всем скопом к приказу и пожалуемся Кропоткину! Христом Богом вас прошу!

Но Трубная площадь яростным криком не откликнулась, отделываясь отдельными возгласами:

— Тебя, Акимыч, ведаем. Толковый мастер, но дочь твою, почитай, в глаза не видели.

— Да как ее увидишь, коль она целыми днями в светелке сидит. Чисто ангел, православные!

— В чистом омуте черти водятся. Чу, она у тебя златошвейка. А вдруг потихоньку Андрюхе канитель носит. Вот и спелись.

— Чушь! Типун тебе на язык! Моя дочь ткани для храмов вышивает, богоугодным делом занимается.

— А что, православные? Может, невинное дите в Сыскной упекли? Сходить бы надо к приказу.

— Сходить! Им бы лишь схватить, нечестивцам. Пусть Каин ответит, где истина! Он, коль простолюдинка ни в чем не виновата, поспособствует, чтоб девку выпустить. Он, чу, все может.

Площадь раскололась, но к приказу двинулось всего человек десять.

… Аришка, уж на что была отважна, но когда очутилась в Пыточной Еленинской башне, перепугалась. Хрипы, стоны, жуткие, душераздирающие крики. Как раз на дыбе пытали одного из преступников.

Иван показал Аришке на Авелинку и пошел прочь из башни.

От девушки только что отошел лекарь, который смазал ее раны, но боль в спине не проходила, поэтому она тихо стонала. Авелинка по-прежнему сидела в оковах, глаза ее были закрыты, но жуткие возгласы истязуемого настолько разрывали ее сердце, что она заткнула уши пальцами, но и это мало помогало.

И тогда она принялась вслух молиться Пресвятой Богородице. И молитва дошла до Заступницы ибо безжизненное тело узника сняли с дыбы и бросили в темный угол башни.

Вот тогда и подошла к девушке Аришка, села рядом и достала из кузовка бутылочку с «монастырским» квасом.

— Выпей, милая голубушка.

— Кто ты?

— Ты сначала выпей, а потом и разговор поведем.

Авелинка отпила несколько больших глотков и спросила:

— Ты почему без оков? И летник на тебе катами не тронутый.

— Не дивись, милая девица. Меня Иван Каин к тебе прислал.

— Каин?! Злодей Каин?

Авелинка с таким ожесточением произнесла ненавистное имя, что Аришка вздохнула: разговор будет нелегким.

— Он не злодей. Он к тебе всем сердцем тянется.

— Вот его сердце, — повела рукой по мрачному узилищу Авелинка. — Уходи! Я не хочу с тобой, женщина, разговаривать.

— И все же выслушай меня, Авелинка. Я знаю Ивана с детства. Мы были дворовыми людьми купца Филатьева. Ваня был совсем другим — тихим, покладистым, все песни распевал, которые сам сочинял, а кто песни поет, у того душа чистая. Но жизнь у Вани получилась горькая. Ты, наверное, слышала, как нелегко живется крепостным людям у своих господ. Над Ваней издевались приказчики, его часто избивали, вот, в конце концов, и озлобилась его душа. И тогда, когда он вырос, он бежал и стал мстить купцам за все свои мучения. А потом понял, что воровать и состоять в разбойных шайках нехорошо. Он стал ненавидеть воров, и чтобы избавить от лиходеев Москву, пошел служить в Сыскной приказ. Сейчас, благодаря ему, Москва заметно от воров очистилась. Когда Иван увидел тебя, то сразу влюбился. Так что не держи на него сердца. Если надумаешь стать женой Ивана, то он выпустит тебя на другой же день.