Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?

• Название: Каин: Антигерой или герой нашего времени?
• Автор: Валерий Замыслов
• Жанр: Историческая проза

Вместо аннотации

Историки, краеведы, писатели и журналисты, исследователи эпохи ХYIII столетия дают Ваньке Каину (Ивану Осипову, родившемуся в деревне Иваново (или Ивановке), Ростовского уезда Ярославской губернии) разные оценки: «великий авантюрист», «не коронованный король московского преступного мира», «добрый молодец, защитник простого народа от господ», «удалой атаман волжской вольницы», «легендарная личность, не менее известная, чем, скажем, Стенька Разин, Гришка Отрепьев или Емелька Пугачев», «чуть ли не глава столичного Сыскного приказа», «безнравственный русский гений», и … «самый знаменитый ярославский писатель ХYIII века», так как многие старинные песни, как то «Не шуми мати зеленая дубравушка, «Ах, тошно мне, доброму молодцу, тошнехонько, «Вниз по матушке по Волге» и другие (всего около 54-х) известны в народе под именем Каиновых.

«Его натура ослепительна, а жизнь легендарна. Во второй половине ХYIII — первой половине ХIХ века он имел всероссийскую известность. Главную его книгу прочитала тогда вся Россия. Какая-то важная черта русского характера высказалась в нем с огромной силой. Русский хаос, неистовое, не признающее никакой узды буйство, русский разгул и безудержная исконно-посконная натуралистика русской души… И в то же время Осипов как общественное явление хорошо встает в социальную матрицу. Его можно считать продуктом русской социальной неустроенности перманентного распада органических форм жизни». (Академик академии Русской словесности Е.А. Ермолин)[1].

---

— Все высказала?

— Могу и дальше говорить, Авелинка.

— Достаточно. Чтобы ты не высказывала, я не могу полюбить Каина, а посему лучше погибну в этой Пыточной, чем соглашусь на его просьбу, ибо душа у него недобрая. Так и передай Каину.

— Зря ты так, Авелинка. Иван для тебя даже хоромы срубил.

— Пусть в свои хромы гулящих женщин водит. Оставь меня.

— И все же крепко подумай, милая девушка. Иван очень будет ждать от тебя доброй весточки.

— Не дождется!

Каин ждал Аришку у входа башни и сразу по ее лицу понял: уговорить не удалось.

— Да, Ваня, твоя Авелинка — кремень. Ни в какую! Ведь погибнет же, бедняга.

Мрачными были глаза Каина.

Затем они посидели в дорогой ресторации, что на Ильинке, потрапезовали, поговорили, и попрощались.

— Да хранит тебя Бог, Ваня! — осенила Аришка Каина крестным знамением и поцеловала в губы.

Обратно в Воскресенск возвращалась жена Нелидова на бричке.

— Можешь себе оставить, Ариша, как подарок за полонение.

— Если супруг примет, Ваня.

Глава 8 Через истязания к победе

Конечно, Иван мог освободить дочь краснодеревщика, но такое положение его не устраивало: признать свое поражение — не в натуре Каина, а посему он высказал просьбу подьячему приказа:

— Хорошо бы, Петр Зосимыч, день и ночь пытать воров на дыбе. Авелинку же от дыбы не отдалять. Пусть смотрит и набирается страху.

Донской, давно купленный Иваном с потрохами, не возражал:

— До смерти напугаем твою девицу, Иван Осипыч.

Каин был раздражен. Норовил бранить себя: зачем душу изводить? Ради чего и кого? Ради какой-то строптивой девицы, малявки, коя и мизинца его не стоит.

Цаца! Что она о жизни знает? Да ничего! Иголку с ниткой. Вот и вся ее жизнь. Курам на смех. Да от такой каждодневной нудной работы от тоски можно умереть… Ну, лицом пригожа, изрядно Глашу напоминает. Но ведь только лицом. В остальном же они совершенно разные. У одной кроткий нрав, у другой — своенравный и вздорный, как у необузданной лошадки, и это больше всего злило Каина, привыкшего к легким женским победам. Но эта злость, не только портила ему расположение духа, но и настойчиво заставляла его не отступаться (избави Бог!). Во чтобы-то ни стало необходимо одержать победу.

Другого и быть не должно, тем более в такой момент, когда он чувствует себя чуть ли не полновластным хозяином города. Теперь он мог свободно войти в любой купеческий дом и хозяин уже не крикнет дворовых, а будет почтительно с ним разговаривать, ведая об отношении к нему не только местных властей, но и правительственного Сената.

«Что привело вас в мой дом, Иван Осипович? Неужели мои приказчики в чем-то провинились? Коль такое случилось, не угодно ли будет вам дело уладить?»

И такое случалось. Нередко пойманные воры при пытках указывали на мошенничество приказчиков и купцов. Иногда Иван брал таких людей под караул, а иногда «улаживал», оставляя часть откупных у себя, другую на приказ, тайную полицмейстерскую контору.

Более тонко опутывал Иван своей паутиной градоначальника Левашова. Именно Василий Яковлевич отправил императрице Елизавете Петровне письмо, в котором добрыми словами охарактеризовал Каина и его доблестные действия по очищению Москвы от преступного мира.

Внимательная императрица не оставила без внимания письмо московского градоначальника, что вылилось двумя указами Сената.

Теперь Василий Яковлевич на высоте, и как такого высокопоставленного чиновника не отблагодарить? Конечно же отменными конями, которых градоначальник весьма любит и прекраснейшим экипажем, где вся карета отделана золоченными кожами и в которую Иван вбухал огромные деньги.

Подарки были по достоинству оценены. Василий Яковлевич прислал Каину золотую табакерку, турецкий табак и шпагу в очень дорогих ножнах. С этого часа Каин стал неприкасаемым человеком, завладев вниманием всей Москвы.

Неприкасаемость же привела к вседозволенности. Каин проводил очень изощренную игру, позволявшую ему практически держать в руках всю Первопрестольную, но он, чувствуя эту необычайную власть, не наглел, не стремился сие подчеркнуть, выпятить себя, обрасти губительным тщеславием, понимая своим незаурядным умом, что малейший его промах нарушит все его дерзновенные планы, а вся его филигранная игра рассыплется, как карточный дом, а посему он был вежлив с властями, никогда не вступал с ней в какие-либо столкновения, чем еще больше привлекал к себе высокий чиновничий мир, который был доволен не только взятками, но и его повседневной работой.

Тюрьмы, казалось, были переполнены преступными людьми, но Каин раскидывал такую сеть, в которую проникали лишь незначительные воры и мошенники. Крупным же — Иван приказывал до поры-времени лечь на дно, высматривая из них матерых преступников, которые со временем могли бы стать головкой предполагаемого войска Ивана, способного повести за собой и крестьян и посадскую голь.

Некоторые приходили к Ивану из близлежащих городов. Они не были коренными ворами, а представляли собой бедняцкие слои, которых голод и притеснения местных властей вынуждали бежать в Москву. Вот они-то и наводнили дороги, вооружившись дубинами и кистенями на случай встречи с богатыми людьми. И шли-то они к Каину, прослышав о дармовом харче и рюмке водки.

Естественно Иван их принимал, кормил и тотчас отсылал на заработки в село Мячково, что под Москвой и к Андроньевскому монастырю, где процветал кирпичный промысел (в Москве все больше строилось каменных домов) и где беднота могла хоть как-то прокормиться.

— А как дам знак — вернетесь ко мне, — говорил Каин.

… Воров пытали на дыбе на глазах Авелинки. Вот и здесь план Каина четко сработал: несчастная девушка не выдержала чудовищных истязаний, которым подвергались преступники и потеряла сознание.

Авелинку отлили водой, и когда к ней вернулась память, каты ей сказали:

— Мы из-за тебя, девка, останавливать пытки не будем. Глазей и слушай дальше, хо!

— Не могу смотреть на ваши зверства… Позовите Каина.

Каты сообщили о словах девки подьячему Донскому, а тот снарядил гонца к дому Каина. Иван, не мешкая, прибыл в Пыточную.

— Что ты мне хотела сказать, Авелинка?

Девушка сквозь слезы произнесла:

— Я знаю, что ты худой человек, но если избавишь меня от сего ужасного места, то я соглашусь выйти отсюда при одном условии, что я ни при каких обстоятельствах не стану твоей полюбовницей. Лучше приму смерть, чем лишусь девичьей чести.

«Наконец-то сломалась, наконец-то она будет моей».

С души Ивана будто камень свалился. Он взял девушку на руки и понес к выходу из Пыточной.

— Ты говоришь, Авелинка, глупости. Какая полюбовница? О том и речи не может быть. Зачем же я к твоим родителям приходил? Я беру тебя в жены, мы обвенчаемся в храме и заживем счастливой жизнью.

— Счастливой? Сердце не обманешь, Каин. Я всегда буду с тобой несчастлива.

— Ты забудешь об этих словах вскоре после свадьбы.

— Нет, Каин. Судьбу не обманешь.

Перед свадьбой вышла заминка. Батюшка приходской церкви Богоявления, вдумчиво глянул на Каина и изрек:

— Что-то я тебя, сыне, никогда в церкви не видел.

— Всю жизнь в разъездах, отче.

— Я каждого прихожанина в лицо знаю, и тебя в слободе нередко зрел, когда ты, сыне, свои хоромы возводил. Грешно, даже новый дом не освятил. А давно ли ты был на исповеди.

— Прости, отче, никогда.

Каин, отроду не интересовался религиозными делами, а посему ответил честно, полагая, что сие откровение свадьбе не помешает.

Батюшка даже отшатнулся от прихожанина.

— Так ты никогда не принимал обряд покаяния, грешный человек?!

— Истину говорю, отче.

— Не смей глаголить о какой-то бесовской истине. Венчать тебя не буду!

— Да ты что, отче? Народу полная церковь, невесвета ждет. Дам сто рублей.

— Изыди, сатана!

Священник тотчас удалился из храма.

Авелинка побледнела и еда не упала в обморок, но Иван, крепко держа ее за руку, поманил свободной рукой Никите Монаху.

— Беги к кабаку. Там всегда ошиваются пьяненькие попы и расстриги. Срочно, Никита!

Минут через пятнадцать подгулявшего попика[203] Епифания, распевающего по улице песни, подвели к новобрачным под рученьки.

— Венечную память[204] имеешь? — заплетающимся языком, вопросил Епифаний.

— Да как ты смеешь спрашивать, коль я служу светским чином в Духовной консистории[205]? И что это за священник, который находится во хмелю и распевает по улицам песни? Если не хочешь оказаться в темнице, немедленно приступай к обряду.

Батюшка не на шутку перепугался и, водрузив на себя ризу, начал венчание, но и тут не обошлось без курьеза, ибо хмель давал себя знать. Забывшись, отче провел жениха и невесту вокруг аналоя не три, а восемь раз. После бракосочетания Иван, рассмеявшись, спросил: