Антонина Валлантен - Пабло Пикассо

• Название: Пабло Пикассо
• Автор: Антонина Валлантен
• Издательство: Ростов н/Д: изд-во «Феникс», 1998. — 448 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00593-3

Пабло Пикассо — одна из самых ярких, противоречивых и потрясающих фигур в мировой живописи. За свою более чем полувековую деятельность Пикассо превратился в личность почти мифическую, его воспринимают уже не как человека, а как уникальное явление, как невиданный феномен. Книга Антонины Валлантен — одна из первых попыток в России создать живой и незабываемый образ замечательного художника, человека, общественного деятеля.

Книга рассчитана на самый широкий круг читателей, любителей живописи и поклонников неувядаемого творчества Пабло Пикассо.

---

В этом же году умирает мать Пикассо. Она умирает в восемьдесят три года, вдали от него, в Барселоне, а он даже не мог поехать к ней туда, его политические взгляды делали невозможным его въезд в Испанию. Последний ее портрет он написал более пятнадцати лет назад, это был портрет уже старой дамы, но с живым и проницательным взглядом. Он поддерживал с ней переписку. Писал ей Пабло, правда, реже, чем ей хотелось бы, но свою веру в него она сохранила, считая, что свой блестящий успех он вполне заслужил. Глубокая привязанность связывала Пикассо и его старую мать, они понимали друг друга, а сын был всегда по-настоящему благодарен матери за ее поддержку. Она это знала и ценила. Это горе, как и все выпавшие на его долю глубокие переживания, Пикассо переносит молча.

Как и каждый год, летом 1939 года Пикассо снова тянет на юг. Путешествовать теперь стало легче: у Пикассо появилась машина с шофером Марселем, который становится отныне важным действующим лицом в жизни художника. Его слуги, так же, как и любые вещи, чем дольше они живут у него, тем нужнее становятся. Итак, в этом году Пикассо едет в Антиб, и эта поездка должна была позже сыграть очень важную роль в его жизни. Мэн Реп вручает ему ключи от небольшой квартирки во дворце Альберта Первого. Из самой большой комнаты Пикассо велит вынести всю мебель и превращает ее в мастерскую. Он чувствует то самое нетерпение, которое у него всегда предвещает создание большого произведения. Быть может, он сознает, что спокойствие, так необходимое ему для работы, будет недолгим. Потрясенный своей недавней утратой, он еще более чувствителен к тому, что происходит вокруг него. Он без конца повторяет Сабартесу: «Я работаю днем и ночью, чтобы не выброситься из окна».

Итак, Пикассо натягивает огромный холст на три стены своей мастерской; тему картины он еще не выбрал, а холст потом молено будет разрезать ножом. «Пикассо хочет писать то, что приходит ему в голову, при этом размеры рамы не должны его ограничивать», — поясняет Сабартес. Перед тем как приступить к работе, он впитывает в себя атмосферу юга. Он показывает Сабартесу те места на побережье, которые приводят его в восхищение; укрепления, спускающиеся в море, напоминают гигантское каменное судно, а над ними высится громада замка Гримальди, солнечные блики высветляют его суровые стены. И хотя Пикассо — фанатик солнца, на этот раз его влекут ночные сцены. Отправной точкой становится жанровая сценка. В антибском порту по ночам охотятся с гарпуном при свете больших фонарей. Две женщины, стоя на дамбе, наблюдают за работой рыбаков. У одной, стоящей рядом с велосипедом, несколько искаженные черты Доры Маар, вторая напоминает Жаклин Бретон. «В тот вечер было очень жарко, — вспоминает Дора Маар, — мы прогулялись вокруг порта и купили мороженое». Девушка с велосипедом тоже слизывает остреньким язычком мороженое из стаканчика. Но эта жанровая сцена для Пикассо всего лишь предлог, чтобы передать ночную феерию. На фоне бархатисто-синего неба плывет огромная рыжая луна, вся сочащаяся светом; башенки и крыши домов становятся в темноте фиолетовыми; море лакирует зеленовато-синим темно-синюю дамбу, одна из ее стен при свете фонарей становится совершенно зеленой; на маленьком сине-фиолетовом суденышке появляются бледные призраки рыбаков. Люди и предметы — это лишь обозначения движущихся в темноте синей ночи форм. Самый обыкновенный велосипед деформируется в пляшущие кривые, а взмах рук, движение волос и одежд, — все это приобретает особый смысл, все кажется кратковременным, как будто это всего лишь минутная реальность, готовая раствориться в призрачном мире.

Все те, кто в августе тридцать девятого проводил каникулы на юге, помнят эти прекрасные тихие ночи.

«Рыбная ловля ночью в Антибе» (Музей современного искусства, Нью-Йорк) впитала в себя их хрустальный свет.

Пикассо работает с ожесточением. Завсегдатаи кафе на площади Виктор-Массе с нарастающей тревогой обсуждают последние новости. Люди цепляются еще за надежду в этом готовом взорваться мире.

А новости становятся все более тревожными. На стенах мэрии появляются первые объявления о мобилизации. «И это сейчас, когда я только начал работать», — ворчит Пикассо. Площадь Виктор-Массе внезапно пустеет. Исчезли обычные посетители кафе. По городу ездят грузовики, перевозящие солдат. А затем гражданская оборона требует вечером гасить огни. Матовая ночь опускается на Антиб. Рыбацкие фонари не раскачиваются больше над зеленоватой водой. Все поглотили сумерки. Пикассо снимает со стены свое большое полотно.

Он едет в Париж, весь гудящий от противоречивых слухов, от новостей, правдивых и ложных, их передают друг другу по секрету, потом начинается всеобщая паника, а потом снова расцветают неоправданные надежды. У Пикассо уже с утра толпятся люди, считающие, что по причине своей известности он информирован лучше, чем другие. А он сам пребывает в растерянности и, как ни странно, это привлекает к нему всех колеблющихся и взволнованных людей, как если бы они надеялись позаимствовать у него хоть чуточку той силы, которая жила в нем. Однако и он бродит, кале слепец, в этом призрачном мире накануне безликой войны. В своей мастерской и на улице Ля Боэси он начинает упаковывать свои картины и бросает это занятие на полпути; принимается складывать свои вещи и также перестает, как будто сам не знает, чего хочет. Он похож на всех тех людей, которые, зная, что война неизбежна, несмотря ни на что уверяют себя в обратном.

Париж пустеет, начинается беспорядочное бегство. «Каждая разлука кажется прощанием навечно», — вспоминает Сабартес. Пикассо также уезжает, забрав с собой Сабартеса с женой, Дору Маар и Казбека. В ту ночь, 1 сентября, ожидают появления над Парижем немецких самолетов.

Как и все, кто пережил первую мировую войну, Пикассо выбирает в качестве убежища побережье: все считают, что уж сюда враг не дойдет. На Руайанской дороге им попадаются солдаты, которые гонят реквизированных у населения лошадей. Лошади идут по две или по три в ряд, усталые и измученные. Их тоска глубоко трогает Пикассо, наверное даже глубже, чем тоска человеческая. «Они понимают, что гонят их не на обычную работу». И в Руайане, как только он находит блокнот, первые же рисунки изображают реквизированных лошадей.

Оп поселяется в гостинице Тигра, а также снимают одну комнату на вилле «Тростниковый стог». Комната, служившая раньше столовой, загромождена мебелью: буфет, секретер, множество столиков, куча хлама, скапливающегося обычно в сельских домах. Пикассо с трудом находит место для своих холстов, красок и кистей. Тем не менее он желает без промедления начать работу. «Когда ему нужно разрешить какую-нибудь сложную проблему, он прописывает себе лечение трудом». И когда Пикассо замечает, что Сабартес ничего не делает, в раздражении слоняясь из угла в угол, он советует ему: «Пиши, мой друг, пиши… Пиши хоть что-нибудь. Пиши хотя бы для себя и сам увидишь, как рассеется твое дурное настроение».

Благодаря этому мудрому совету и родилась книга, которую Сабартес назвал «Портреты и воспоминания».

Тем временем городские власти Руайаиа издают указ, согласно которому всякий иностранец, прибывший в город после 25 августа, должен его покинуть. Пикассо достаточно известен и в общем-то все могло бы прекрасно устроиться, но он, этот недисциплинированный дикарь, сохраняет странное уважение к властям, поэтому на следующий же день едет в Париж, где добывает себе необходимое разрешение. После этого уже со спокойной душой возвращается в Руайан.

И снова принимается за работу. У него нет мольберта, и он находит его себе на какой-то распродаже; это, собственно, и не мольберт вовсе, такая рамка годится только для фотографа, но Пикассо тащит его в свою загроможденную донельзя мастерскую.

Одно из его любимых развлечений состоит в прогулках по рынку, заваленному фруктами и овощами, — яркие пятна красок под чистым голубым небом. Одной из первых картин, написанных в Руайане, стал «Натюрморт с бараньим черепом» (6 октября, галерея Лейрис, Париж), удивительно реалистичный: череп желтеет отполированной костью, а рядом с ним лежит кусок кровоточащего мяса.

Условия, в которых Пикассо работает, способны нагнать тоску. Холсты ему приходится устанавливать на стульях, сам он пишет, согнувшись вдвое. Fla улице он покупает деревянные сиденья от стульев и использует их вместо палитры. Освещение плохое, свет заслоняют деревья на бульваре. Но Пикассо считает, что все это мелочи, они не могут помешать ему работать.

Первые известия с фронта очень тягостные. Польша пала. Демократические страны оказались совершенно не готовыми к войне, перед ними разверзлась головокружительная пропасть. А Пикассо продолжает работать, на первый взгляд кажется, что война его не волнует. Он пишет портреты своих друзей, Дору Маар — «Женщина в шляпе с цветами»; он пишет также портрет Сабартеса, желая сделать ему сюрприз, пишет по памяти, с широким плиссированным кружевным воротником, в черной шляпе с голубым пером. Что касается лица, то на месте остался только лоб, все остальные черты искажены до неузнаваемости, скручены, как кусок ткани. В этом лице все до такой степени смещено, что даже очки изображены наоборот.