Альфред Кейзерлинг - Воспоминания о русской службе

• Название: Воспоминания о русской службе
• Автор: Альфред Кейзерлинг
• Издательство: Академкнига
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-94628-003-1

Мемуары графа Кейзерлинга впервые издаются в России. Начав службу чиновником для особых поручений, он инспектировал амурскую каторгу, выкрадывал документы из осажденного Порт-Артура, руководил земством под Петербургом, был обвинен в шпионаже и заключен в Петропавловскую крепость, организовывал поставки продовольствия на фронт в годы I Мировой, сидел в большевистском концлагере… В книге содержатся рассказы о сибирской каторге, путешествии цесаревича по Забайкалью, о поездках в Монголию, Китай, Японию, этнографические сведения о народах Дальнего Востока, воспоминания о работе под началом барона Корфа, о встречах с Николаем II и высшими государственными чиновниками, об установлении Советской власти в Сибири.

Перевод с немецкого Н. Федоровой Комментарии Е.И. Кононенко и М.Ю. Катин-Ярцева

---

Часть 1

ОБ АМУРСКОЙ КАТОРГЕ

ТРУДНОЕ ЗАДАНИЕ

Когда я, закончив Дерптский университет, проработал год в Петербурге, в министерстве финансов, приамурский генерал-губернатор, генерал-адъютант барон Андрей Николаевич Корф{3}, который в ту пору временно находился в Петербурге, предложил мне занять только что освободившийся пост чиновника для особых поручений. Поскольку такая должность вполне отвечала моим пожеланиям, я с благодарностью принял его предложение. После нескольких недель работы в дорожной канцелярии генерал-губернатора я получил задание срочно выехать в Забайкалье, чтобы уладить конфликт на одном из частных золотых приисков — дело касалось интересов несовершеннолетних наследников.

И вот в июне 1886 года я выехал из Петербурга. В те времена такое путешествие было очень долгим и затруднительным: до Томска я добирался по железной дороге и пароходом через Нижний Новгород, Пензу и Тюмень, а последние 3000 верст до упомянутого прииска — на почтовых, в тарантасе.

Выполнив эту задачу, я ждал дальнейших распоряжений моего начальника, к которому мне надлежало присоединиться на обратном его пути в Хабаровск, тогдашнюю генерал-губернаторскую резиденцию. Я направился в Кяхту, на ближайшую телеграфную станцию; Кяхта — конечный пункт великого караванного пути, соединяющего Россию и Китай, и расположена на монгольской границе. В Кяхте меня ожидала телеграмма генерал-губернатора: «Немедля отправляйтесь на Кару; поручаю Вам временное управление Нерчинским каторжным районом, полковник Потулов{4} с должности снят и арестован. Дознание поручено следователю по особо важным делам. Вам должно взять на себя управление тюрьмами, директивы получать только от меня и отчитываться мне лично. Корф».

Это поручение повергло меня в большое замешательство; с тюремной системой я тогда был еще совершенно незнаком, знал только, что Кара — административный центр Нерчинского каторжного района и расположена на одноименной, весьма богатой золотом реке, притоке Шилки, которая, сливаясь с Аргунью, образует Амур. Вверенный мне район, где находились все кабинетские, т. е. казенные, золотые прииски и иные рудники Забайкалья, охватывал ок. 650 000 кв. км, на этом пространстве и были распределены каторжные тюрьмы. Что до самих каторжников, то до сих пор я видел лишь множество этапных партий, мимо которых проехал на моем долгом пути; и они, и их конвоиры всякий раз вызывали у меня ощущение глубокой печали и безысходности.

Из Кяхты, расположенной у самой границы генерал-губернаторства, до Кары мне предстояло проехать еще ок. 1500 верст. Я совершенно не представлял себе, как подступиться к доверенному мне заданию, а потому сел в тарантас с крайне неприятными предчувствиями и уже спустя несколько часов катил на курьерских почтовых навстречу своему туманному будущему. Курьерская почта следует без остановок со скоростью не менее 18 км в час, и за сутки можно преодолеть 280–300 км — конечно, если тарантас не сломается и не устроит задержки.

На шестой день после отъезда из Кяхты я прибыл в станицу Сретенск на Шилке.

В Сретенске я выяснил кое-какие подробности случившегося в Каре и понял, почему генерал-губернатор откомандировал туда в качестве доверенного лица именно чиновника для особых поручений, хоть он и знал, что этот последний совершенно несведущ в тюремной системе и никакого опыта не имеет. Барону Корфу было важно до поры до времени, пока дело Потулова не разъяснится, отстранить все среднее звено местных инстанций, связанных с управлением каторжными работами. Были все основания подозревать, что главная администрация Забайкальской области в Чите имела причины скрывать эту грязную историю, чтобы самой уйти от ответа, и впоследствии данное предположение оказалось вполне справедливым.

Произошло же вот что. На больших центральных складах в Усть-Каре хранился провиант, необходимый для всего Нерчинского каторжного района, — полный годовой запас, который из западных зерновых областей Сибири свозили в Сретенск, а оттуда весной и летом на больших баржах доставляли по Шилке в Кару. Проезжих береговых трактов тогда не существовало, так что возможность создать запасы имелась лишь в паводок; зимою же провиант на санях развозили по тюрьмам.

Склады представляли собой деревянные постройки и стояли кучно, чуть ли не вплотную друг к другу. Лето выдалось необычайно засушливое, и однажды ночью по неведомой причине склады сгорели дотла. Речь могла идти только о поджоге, потому что все постройки вспыхнули разом; причем поджог устроили так ловко, что гасить было невозможно. Тюремная администрация сообщила, что это не иначе как дело рук специалистов-поджигателей из числа арестантов, поквитавшихся таким образом с полковником Потуловым, который был у них крайне непопулярен. По заявлению самого полковника, в пожаре погибли двое арестантов, что как будто бы подтверждало высказанное им подозрение.

Несколько недель спустя в Петербург на имя генерал-губернатора Корфа пришла из Иркутска телеграфная депеша, что в тамошнюю полицию явился беглый карский арестант и сообщил следующее: полковник Потулов, посулив солидное вознаграждение, уговорил его и еще двух арестантов поджечь склады в Усть-Каре; полковник лично во всех подробностях проинструктировал их, как это сделать, и снабдил всем необходимым для поджога — словом, руководил каждым их шагом; сторожей он удалил, а сам остался на месте. Когда же трут загорелся и повсюду вспыхнуло пламя, он набросился на арестантов и двоих свалил, лишь этому одному удалось убежать. И он сразу решил заявить на полковника, «так как тот подло с ними обошелся», но побоялся делать это в Забайкалье, где у полковника всюду друзья, — вот почему и выполнил свое решение только в Иркутске.

Получив эту депешу, барон Корф назначил расследование и приказал взять полковника Потулова под стражу.

Как выяснилось, склады действительно были пусты: Еще зимой Потулов продал все запасы «Шалтуге»{5}, разбойничьей вольнице, которая обосновалась в Приамурье, на китайской территории. Возникла эта странная вольница — «республика» беглых каторжников и авантюристов — немногим раньше на очень богатом, случайно открытом бродягами, то бишь беглыми арестантами, золотом месторождении; конечно, ни Россия, ни Китай ее не признавали, и легально она никак не могла обеспечить себя провиантом, однако же платила самую высокую цену — природным золотом. Потулов воспользовался этим, рассчитывая, что в летнюю навигацию сумеет вновь заполнить склады зерном, купленным по нормальным ценам. Но страшный неурожай в Западной Сибири и Забайкалье и низкий уровень воды в реках перечеркнули его план. Он предвидел, что осенью и зимой запасов катастрофически не хватит и тогда его вина непременно раскроется, ведь по всем книгам провиант должен быть на месте.

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ТЮРЕМНОЙ СИСТЕМОЙ

В начале августа я прибыл в Сретенск, где меня ожидали точные телеграфные инструкции генерал-губернатора и предоставленные им широкие полномочия. Пароходик почтового ведомства уже стоял у причала, готовый немедля доставить меня в Усть-Кару, до которой было еще 200 верст.

К Усть-Каре мы подошли в ночной темноте. Уже издали я заметил яркий отблеск огня — на пристани пылал большой костер, в зареве которого я мог различить обугленные развалины сгоревших складов. Возле костра сновали серые фигуры в арестантских халатах, с факелами в руках, и несколько человек в парадных мундирах тюремных чиновников.

На берег бросили швартовы, проложили сходни, один из тюремных чиновников поднялся на борт и доложил мне, что в Усть-Каре все благополучно, в тюрьмах столько-то арестантов, столько-то в лазарете, столько-то в отсутствии, где они — неизвестно; для моего приема и проживания все подготовлено, он ждет дальнейших распоряжений.

Из полученной в Сретенске телеграммы моего шефа я сделал вывод, что на местных чиновников полагаться не следует и с самого начала лучше быть от них независимым. Резиденция главной администрации находилась на золотом прииске Нижняя Кара, в 15 верстах от Усть-Кары; там тоже было несколько тюрем, где содержались каторжники, которых кабинетская администрация использовала на работах в золотом руднике. Десятью верстами дальше располагался второй рудник — Верхняя Кара, тоже с тюрьмами и мастерскими.

Выслушав доклад чиновника, я изъявил желание нынче же ночью выехать за 15 верст в Нижнюю Кару; от его сопровождения я отказался, поблагодарил за приготовленный ночлег и велел подать к пристани тарантас; мой большой багаж надлежало утром отправить мне вдогонку. Ночь выдалась очень темная, а узкая дорога вела по берегу реки вдоль высокого каменного обрыва, поэтому я взял в провожатые двух верховых казаков с факелами, усадил третьего казака на козлы рядом с кучером из числа арестантов и отправился в путь.