Фредерик Филипс - Формула успеха

• Название: Формула успеха
• Автор: Фредерик Филипс
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-264-00249-5

Название «Филипс» известно любому человеку, знакомому с бытовой техникой. Радиоприемники, электролампочки, батарейки, телевизоры, магнитофоны, проигрыватели компакт-дисков — это лишь малая часть того, что выпускает знаменитый голландский концерн. Именно «Филипс» подарил миру магнитофонную ленту, видеомагнитофоны и компакт-диски. О том, как небольшой электроламповый завод превратился в гиганта мировой индустрии, о своем опыте человека и промышленника, об участии в движении «Моральное перевооружение» рассказывает в свей книге Фредерик Филипс, патриарх фирмы и ее руководитель на протяжении нескольких десятилетий. Читателю будет интересно узнать и о том, что «электронная империя "Филипс" своим процветанием во многом обязана России». В конце книги помещен кодекс деловой этики — моральное наследие, которое Ф. Филипс передает всем нынешним и будущим предпринимателям.

Издательство выражает признательность дочерям Фредерика Филипса — Дигне и Анньет — за ценную помощь, оказанную при подготовке этой книги.

Дизайн серии Е. Вельчинского

Художник Н. Вельчинская

---

Первая зима оккупации. В стране решительно всего не хватало, так что сбыт проблемы не представлял. Но поскольку выезд за границу был событием исключительным, я много времени проводил с семьей в «Лаке». Мы были счастливы вместе — насколько это получалось в условиях оккупации. Особенно вспоминаются наши воскресные утра. Я читал детям детскую Библию. Под звуки маленького домашнего органа, который мы с Сильвией подарили друг другу на годовщину свадьбы, мы пели гимны, выбирая такие, которые могли быть применимы к нашему положению, подобно гимну XVI века, написанному во время войны с испанцами:

Благословенна земля,
Которой покровительствует Господь;
Если враг окружает, сея вокруг смерть и огонь,
То, посягая на мысль, он обречен пасть.

Это было для нас таким утешением! Потом кто-нибудь из домашних произносил короткую молитву. И, укрепившись духом, мы могли противостоять трудностям наступающей недели.

Насчет того, что условия жизни не улучшатся, у нас не было никаких иллюзий. Несмотря на уверения оккупационных властей, мы знали, что дальше будет только хуже. Каждый устраивался, как мог. Я, например, договорился с соседом-фермером, что он будет снабжать нас молоком. Купил ему хорошую породистую корову на условии, что он станет доставлять нам по галлону молока ежедневно — и даже в те периоды, когда корова не доится. Также договорились, что он будет покупать у меня телят по нормальной рыночной цене. Это сработало прекрасно, и за годы оккупации мы смогли помочь многим мамашам с маленькими детьми.

Кроме того, мы приобрели велосипед-тандем. Сильвии пришлось привыкать к тому, что руль управления всецело в моих руках, но лишний звонок с лихвой вознаградил ее за потерю. Это средство передвижения, позволявшее нам также размяться, пришлось очень кстати. Мы смогли увидеть много новых мест в нашей стране, которая в эти трудные времена стала нам еще дороже.

Глава 8 Рискованный юбилей

23 мая 1941 года выдался одним из самых удивительных дней в моей жизни. Оккупация со всеми ее лишениями длилась уже больше года. Мы продолжали работать и надеяться. Приближавшаяся пятидесятая годовщина «Филипса» не принесла никакой приподнятости, и мы решили, что день этот следует отпраздновать просто и скромно. Единственное, что мы планировали, — это встречу руководящего состава: в понедельник утром, в 11.30, человек сорок, голландки и голландцы, должны были поднять бокалы за лучшее будущее.

Естественно, что наши мысли обратились к дяде Жерару, ибо именно он в 1891 году отправился к нотариусу, чтобы заказать юридические документы об открытии фирмы. Он, основатель нашей компании, жил теперь в Гааге, в то время как мой отец, который сделал ее процветающей, находился в Америке.

В Гааге я купил красивый серебряный кубок и велел выгравировать на нем соответствующую надпись. За несколько дней до юбилея мы с Локкером отправились на квартиру дяди Жерара вручить ему наш подарок. Он был очень растроган. Затем мы выпили по чашке настоящего кофе — это была роскошь. И дядя Жерар, и тетя Йо в тот майский день были веселы и сердечны, и меня поразила ясность их мыслей, хотя обоим было за восемьдесят. Кто бы мог знать, что восемь месяцев спустя оба они умрут — с интервалом всего в несколько дней.

Итак, мы с Локкером полагали, что наш «молчаливый юбилей» пройдет тихо и незаметно. Но все обернулось по-другому. В девять утра в понедельник зазвонил телефон в «Лаке». Кто-то из главной конторы взволнованно возвестил:

— Господин Филипс, только что доставили целую машину цветов!

— Цветов?!

— Да, похоже, распространилась новость, что сегодня «Филипсу» пятьдесят. Весь холл в цветах! Приезжайте, увидите!

Когда вас приглашают полюбоваться цветами, естественно, вы берете с собой жену. Так что около десяти утра мы с Сильвией прибыли в управление. Это было потрясающе! Кто только не прислал нам цветов! Все фирмы, с которыми мы работали в течение полувека, и поразительное количество людей, желавших в эти дни выразить нам свою солидарность! Мы просто потеряли дар речи.

Но это было только начало. Едва мы вошли в здание, как со всех сторон — и даже над головой — раздались оглушительные аплодисменты. Подняв глаза, мы увидели, что все лестничные пролеты заполнены людьми: управленческий персонал, начальники отделов, секретарши, корреспонденты, бухгалтеры — все свисали с перил, сотни и сотни людей, хлопающих в ладоши и кричащих, желая выразить… Да, что же они желали выразить? В тот момент, один из самых трогательных в моей жизни, мы с женой поняли, какая мощь за нами стоит. Люди думали: «Пусть мы под пятой оккупантов, но сегодня наш день! Потому что мы все — голландцы и филипсовцы!»

Это было сочетание патриотизма и сопричастности. Поскольку моя фамилия Филипс, и я в тот день был единственным присутствовавшим там Филипсом, эти чувства сосредоточились на мне с силой, которая в обычных условиях никогда бы не могла проявиться. Это было абсолютно подлинное и непосредственное переживание, и в жизни своей я не чувствовал так ясно, что компания, носящая мое имя, по существу дела, есть нечто большее, чем просто ряд заводов, производящих продукцию.

Когда накал приветствий утих, мы решили, что на этом празднование окончено, — ну, если не считать бокала шерри в филипсовском центре отдыха. Около 11.30 там собрались руководители высшего звена. Приехал также директор нашего брюссельского завода. В маленьком зале создалась домашняя атмосфера. У «вервальтеров» хватило такта не прийти, так что были только свои. По идее, предполагалось после полудня вернуться к работе. По идее…

В двенадцать часов, едва начался обеденный перерыв, на улицах послышался шум. Внезапно собралась огромная толпа филипсовских рабочих. Кто прибыл на электрокаре, кто пешком. Одни выходили из ворот стекольного завода, другие — из машиностроительного, чуть подальше. Началась стихийная демонстрация, с самодельными, наспех изготовленными плакатами: «Филипсу» 50 лет». Некоторые надели карнавальные костюмы, к которым у брабантцев особый дар. Скоро мы все стояли на ступеньках центра отдыха, словно принимая парад. Параду этому не было видно конца. Когда рабочие соседних заводов увидели, что происходит, они тоже примкнули к демонстрации.

На вторую половину дня у меня был запланирован обед в муниципальной школе. Не успел я сесть за стол, как по телефону сообщили, что надо спешно вернуться в управление. Там я увидел колоссальную колонну людей. Над ней парил большой портрет моего отца. Меня подхватили и понесли на руках. Люди выкрикивали приветствия. Забеспокоившись, как на все это отреагируют немцы, я принял решение и изо всех сил прокричал: «Даю вам полдня выходных!» Это означало, что немцы не смогут придраться и сказать, что устроена забастовка — забастовки были запрещены. Скоро слух о выходном распространился по всем заводам.

Я зашел к «вервальтерам» объяснить, что в этих обстоятельствах разумней всего дать людям отдохнуть: так не будет неприятностей ни им, «попечителям», ни мне. Им ничего не оставалось, как согласиться.

Но слова «полдня выходных» раздули искру праздника в полымя. Цеха опустели, зато заполнились людьми магазины, в которых продавались оформительские товары. Скоро полки в них опустели. Люди всюду надели на себя цвета национального флага. Появились бесчисленные красно-бело-синие и оранжевые колпаки. Люди дудели в игрушечные трубы, плясали на улицах. Все маршем прошли мимо управления, куда моя жена и сестра Етти приехали посмотреть на празднество. Когда мы услышали, что часть кортежа повернула к «Лаку», Сильвия и Етти отправились «принимать парад» там.

Начальник полиции, опасаясь, что в результате всех этих событий пострадает отношение к нему немецких властей, попытался рассеять толпу. Безуспешно. Кто-то слышал, как он пробормотал: «Пулемета на вас нет!» Между тем мы, руководство компании, стояли у окон управления. Кое-где раздавались крики: «Привет, Фриц!» У меня зародилась тревога. Инстинкт подсказывал, что добром это не кончится. Охраны у ворот управления опасаться было нечего — там служили пожилые солдаты немецкой полицейской гвардии. Они в происходящем мало что понимали и часто даже не замечали, что из дула винтовок у них торчат наши национальные цвета. Но вскоре распространился слух, что из Тильбурга вызвано подразделение специальной полиции. Происходили всякие казусы. Кто-то, распевая патриотические песни, отплясывал вокруг застрявшей на железнодорожном переезде немецкой машины. Рассказывали даже, что следовавшие мимо Эйндховена в немецком поезде солдаты, увидев общее ликование и решив, что кончилась война, подняли страшный крик. Затем прибыла специальная полиция и стала расчищать улицы. Но в полчетвертого пополудни вмешались благодетельные небеса. Хлынул ливень, и толпа разошлась.