Виктор Фрадкин - Дело Кольцова

• Название: Дело Кольцова
• Автор: Виктор Фрадкин
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-264-00681-4

Документальное повествование о последних четырнадцати месяцах жизни расстрелянного по приговору «тройки» писателя — публициста, «журналиста номер один» той поры, организатора журнала «Огонек», автора книги «Испанский дневник» М. Кольцова представляет уникальные материалы: «навечно засекреченное» дело № 21 620 — протоколы допросов М. Кольцова и его гражданской жены; переписку с А. Луначарским, М. Горьким. И. Эренбургом, А. Фадеевым; воспоминания Э. Хемингуэя, брата писателя — публициста художника Б. Ефимова и многих других известных людей. Публикуемые впервые документы воссоздают страшную картину эпохи Большого Террора.

---

Эренбург: Довольны ли у вас, что мы прекратили споры и помирились?

Кольцов: Очень довольны. Давно пора. Ведь пять месяцев ушло на эти непринципиальные препирательства.

Эренбург: Программа конгресса вам послана. Это пока еще первичный проект, над ним надо еще поработать — ждем Ваших предложений и поправок. Здесь ждут, также, что советские писатели своими выступлениями по различным пунктам порядка дня уравновесят разброд в мнениях, который может получиться. Официальное приглашение Союзу советских писателей может быть послано на днях, на имя Союза, на ваш адрес.

Видимо, получая такую информацию из Парижа, Кольцов понял, что организация конгресса находится на грани срыва. Доложил о ситуации куратору Союза писателей Александру Щербакову, (имевшему отношение к писателям, как свидетельствуют современники, только тем, что своей внешностью — ростом, коротким носом и очками, — был похож на Пьера Безухова, одного из героев романа «Война и мир».) Кольцов вместе со Щербаковым был принят Сталиным, где получил от него четкие указания, и был командирован в Париж для выправления сложившегося положения. Самой главной трудностью теперь было то, что после злополучного «манифеста» Барбюса многие из известных в то время писателей отказались от участия в конгрессе. «Манифест» этот был поистине «медвежьей услугой». Барбюс, очевидно, зная мысли Сталина по поводу настоящей цели мероприятия, может быть, в порыве верноподданничества («Сталин — это Ленин сегодня»), а может быть, просто по недомыслию, обнародовал планы Вождя и тем четко показал, что конгресс организуется вовсе не по инициативе самих писателей, а что за всем этим стоит «рука Москвы». Писатели, которые ненавидели фашизм, были готовы принять участие в этом конгрессе, но вовсе не собирались рекламировать сталинский режим, который они считали ничем не лучше гитлеровского. Итак, Кольцов едет в Париж. Прибыв туда и ознакомившись с ситуацией на месте, он пишет письмо в Москву Щербакову. Вот оно.

Тов. ЩЕРБАКОВУ

Париж, 23 мая 1935 г.

Дорогие товарищи!

I. Положение с международным съездом писателей довольно тяжелое. В подготовительной работе совершен целый ряд ошибок. Настроившись на «широкий охват», организаторы и, в частности, коммунисты переборщили через край и привлекли в число участников съезда и даже инициативной группы нескольких людей, выступлений которых они теперь очень опасаются. Например — фашиствующий Жюль Ромен, троцкиствующий Анри Пулайль и т. п. Целые заседания уходят на споры, как отразить их возможные прогитлеровские или даже антисоветские речи. Между тем, можно было совсем с этими людьми не соприкасаться.

Беда, однако, не в этих отдельных ошибках, которые можно будет, вероятно, частично локализовать, сколько в общей обстановке пассивности, неделовитости и беспомощности, в результате которой приезд большинства крупных иностранцев под большим сомнением. До моего приезда здесь даже не очень горевали по этому поводу. Мальро при первой встрече сказал мне, что единственным достижением съезда он мыслит, кроме французской части, — возможность предоставления в Париже трибуны советским писателям. Приходится лишний раз поражаться проницательности И. В., сразу предугадавшего и предостерегшего нас от узко франко-советского и чисто-антигерманского характера, который может принять конгресс. Это предостережение верно втройне сейчас, когда ряд групп троцкиствующих интеллигентов напрягают все силы по распространению зловонных сплетен о «франко-советском милитаризме». (В это же время французские рабочие, как я убедился в множестве бесед, отлично поняли пакт и целиком одобряют его. Во время огромной, для Парижа небывалой, 250-тысячной демонстрации у Стены коммунаров, возгласы и овации в честь Красной Армии, мирной политики СССР и Сталина не прекращались.)

Благодаря в основном доброй воле участников инициативной группы удалось в течение одного заседания изменить их установку. Но время упущено и прорыв с нефранцузскими делегациями приходится лихорадочно и, вероятно, с большими потерями наверстывать в последние недели. Кое-кто приуныл вплоть до мысли о длительной отсрочке съезда, но эта мысль не собрала большинства.

По отдельным странам: с американцами плохая связь, крупные немцы (Манн, Эмиль Людвиг, Фейхтвангер) колеблются, англичане колеблются, со скандинавами (Сельма Лагерлеф, Михаэлис, Нексе) — бестолковая связь, поляки хотят ехать, но противодействуют их власти, чехи, турки, испанцы едут, о японцах и китайцах никто не удосужился подумать. Для ряда крупнейших писателей вопрос упирается также в оплату проезда (Манн, Лагерлеф, Нексе, Драйзер и другие).

Сами французы в основном активны, но беспрестанно капризничают, еще хуже, чем наши советские гении. Знаменитости (Жид) больше склонны отделаться денежными пожертвованиями, чем проявить общественную активность, приходится тянуть их на веревке. Охотно и преданно работают Мальро и Блок. Коммунисты-франиузы, кроме Арагона и Муссинака, ленятся и беспорядочны.

С Ромен Ролланом — плохо. Очень серьезно болен, еле двигается, говорит о намерении ехать в СССР умирать. К поездке в Париж не обнаруживает склонности. Сейчас ложится на три недели в санаторий.

С Барбюсом — «особый случай». Он невылазно сидит у себя на юге, сносится с писателями через секретаря, вызывая их упреки в вельможности. Узнав о моем приезде, сообщил, что немедленно выезжает в Париж, но потом раздумал и просит приехать к нему, чтобы мы, кстати, вместе поговорили с крупными немецкими эмигрантами. Он не удосужился сделать этого, хотя немцы живут там же, рядом с ним.

При всем этом — шансы на успех съезда все-таки немалые (вспомним, что и накануне советского съезда пророчили провал и неудачу). Громадным стимулом для всех является приезд Алексея Максимовича. Все без исключения говорят, что это сразу подбрасывает все дело вверх. Для многих приезд А. М. предрешает их собственное участие в съезде. Для Парижа А. М. будет событием первого ранга.

Опасная болячка — это беззаботность организаторов в отношении возможных сюрпризов. Здесь уже примирились с мыслью о наличии троцкистских, антисоветских выступлений (дело Виктора Сержа, «красный милитаризм») и толковали только о том, что отвечать. Взявшись за вопрос об избежании этого добра, я натолкнулся на беспредельный и легкомысленный либерализм. Выяснилось, что даже нет фиксированного понятия «делегат съезда». Французы объяснили, что «каждый французский писатель будет иметь право взять себе слово». Я напомнил, что Горгулов считался «французским писателем» и даже имел членскую карточку. После большой драки удаюсь несколько организовать это дело и добиться некоторой номенклатуры и контроля.

2. За эти дни мною проделано следующее.

а) создано «рабочее бюро», формально подчиненное секретариату (инициативный комитет — фикция, в секретариате мы представлены только отсутствующим Барбюсом). В «бюро» посажены свои люди, французы и немцы, с тем, чтобы прибрать к рукам практическую работу.

б) от французской партии добился освобождения всех коммунистов-писателей от прочих нагрузок для съезда.

в) выделен список 40 важнейших писателей всех стран, и приезд их обеспечивается всеми силами. Им заново посланы телеграммы, призывы. Около 10 человек получают проезд. Для некоторых призыв Горького является решающим аргументом. Поэтому сегодня я отправляю вам тексты некоторых телеграмм от имени А. М., которые надо немедленно отправить из Москвы. Раздобываю также японцев и китайцев (может быть, придется везти Сяо из Москвы).

г) Заново посылаются: Блок в Швейцарию, Мальро в Англию говорить с писателями.

д) Начинается освещение в прессе вопросов съезда.

е) Еду вытаскивать Барбюса и Манна.

ж) Обратился от имени А. М. к Роллану с настоятельным призывом — приехать хотя бы на 48 часов в Париж — показаться на съезде и увидеться с А. М.

з) Сформирована фракция из всех национальностей. Пока руковожу ею. С приездом Барбюса — посмотрим.

и) Все это мировое предприятие сидело без денег даже на почтовые марки. Дал пока 500 рублей из наших. На все про все съезду понадобится, видимо, тысяч 5–6. Я раскопал в полпредстве 3200 рублей, некогда посланных Барбюсу на «Монд», им невостребованных и ему, по-видимому неизвестных. Пришлите разрешение воспользоваться этими деньгами для съезда, чтобы не тратить новых, может быть, обойдемся. (Самый «Монд» не такая полезная птица.) Внешне съезд устраивается на пожертвованные писателями (Жид, Мальро, Барбюс, Горький) гонорары плюс доходы от публики на хорах (так здесь принято). Кроме того, Барбюс, как известно, требует денег на новый журнал и издательство будущей лиги писателей, и притом после съезда, когда определится судьба всей организации и ее руководство.