Лиза Фитц - И обретешь крылья...

• Название: И обретешь крылья...
• Автор: Лиза Фитц
• Издательство: Панорама
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-85220-545-1

В автобиографическом романе «И обретешь крылья…» известная немецкая поэтесса и популярная певица Лиза Фитц рисует яркую и откровенную картину интеллектуального и морального раскрепощения своей героини, прошедшей череду унижений, физического подавления и зависимости от любимого мужчины.

«Лишь осознание своего «Я», избавление от всяческих масок — вот путь к истинной свободе духа» — главный вывод модного нынче в Германии бестселлера.

---

Торак кивнул и откинулся на спинку стула.

— Многочисленные боги Древней Греции кажутся мне гораздо привлекательнее представителей нашего пантеона. Греческий культ Неба знал о природе и ее границах, в нем боги символизируют общественный порядок и триумф духа над материей.

Я перебила его.

— Да, да… но они — объект искусства, не забывайте об этом! В олимпийских богах можно увидеть патриархальную измену культу Земли и Матери-Природы. Все-таки они — порождение разума и облагорожены искусством.

Торак снова подался вперед и поднял указательный палец:

— Обратите внимание — эти боги символизируют принципы и упорядочивают мышление. Искусство как преображение материи достигает своей независимости в усовершенствовании богов!

Он весело усмехнулся.

— Слишком сложно?..

— Нет, — улыбнулась я. — Как говорил Ницше, нам нужно искусство, чтобы не погибнуть в действительности…

Торак поднял брови и надул губы.

Я неслась дальше.

— Эти боги пытаются подавить дикую природу, ночной угрюмый мир, который день за днем прибирает к рукам общество…

— Все так. Сексуальность — сила гораздо более темная, чем это представляют себе феминистки, не правда ли. Вы испытали это не себе…

Он наклонился вперед и сделал глоток чая. Затем продолжил:

— Позвольте вкратце пояснить… Эта тема проходит через всю нашу жизнь! Аполлон и Дионис — это два антипода. Аполлоническое и дионисийское — два великих принципа Запада. Дионис воплощает энергию, экстаз, истерию, промискуитет, эмоциональность, беспринципность и беспорядочность в мышлении и поступках. Аполлон, наоборот, — четкая идея, порядок, непреклонная холодность, разделение на категории западной личности и западного мышления. Различие между Аполлоном и Дионисом — это различие между головным мозгом и старейшими частями лимбической системы и мозжечком. Вы меня понимаете?

Торак сделал небольшую паузу и испытующе посмотрел на меня. Я обрадовалась этой передышке, так как эти его построения меня несколько утомили. Он продолжал:

— А искусство — это отражение и решение вечных метаний человека между силой и порядком. На Западе Аполлон и Дионис непрерывно борются за превосходство. Аполлон устанавливает границы, равнозначные цивилизации, но это имеет своим следствием стереотипы, угнетение, ограниченность. Найдите здесь параллели со своим супружеством!

Он принялся мерить комнату маленькими шажками.

— В противоположность этому Дионис есть необузданная сила, сумасшедшая, деструктивная, беспринципная, разрушительная. Аполлон воплощает Закон, Историю, Традиции, Достоинство, Форму, Мораль. Дионис же воплощает все новое, которое сколь вдохновенно, столь и грубо сметает все со своего пути, чтобы начать все сначала. Аполлон — тиран, Дионис — вандал. И каждый преисполнен чувства противодействия!..

Торак остановился и прервал свой рассказ.

Я воспользовалась паузой:

— Вы хотите сказать, что Дионис, освобождая, разрушает?

— Так оно и есть. Он не только радость, он — радость, смешанная с болью, мучительное страдание, в котором тело проводит свою жизнь. За все, что оно берет от жизни, оно платит эту цену. Дионисийские оргии — это кромсание и искалечивание…

Он задумчиво смотрел перед собой. И вдруг резко поднял голову.

— Но я уклонился, уважаемая! Простите мне этот маленький экскурс. Меня чрезвычайно привлекает эта тема… так же, как и ваша история. Рассказывайте о своем Дионисе!..

СИМОН НА ШОУ

Как-то раз Симон по случаю оказался на репетиции моей новой сольной программы; до этого он еще не видел меня на сцене.

И вот я пригласила его в Мюнхен на свое шоу. Я была очень влюблена, и мне ужасно хотелось отличиться перед ним, произвести впечатление — павлину захотелось распустить хвост.

Зал был битком набит, все места были раскуплены до самого последнего стула. Заиграло вступление, я вышла на сцену под бой барабанов с громадной надувной куклой мужчины в натуральную величину, лежащей до поры в сумке. В течение следующих десяти минут она была надута мною и Тиной, под громкий смех всего зала. На мне была коротенькая униформенная куртка и тесные брючки из латекса, плотно облегавшие зад и ноги.

Я уже завладела публикой и могла теперь делать с ней все, что захочу.

Грохотал тяжелый рок, вибрировали барабанные перепонки, тек пот. Шесть лучших музыкантов Мюнхена выдавали классный фанк-рок. Тина, наша певичка, была как рыжая ведьма, раскрепощенная до непристойности, с голосом, как если бы скрестить Тину Тернер и Нину Хаген. Я до сих пор удивляюсь, что она еще не звезда.

Тина и я великолепно дополняли друг друга. Она поддерживала меня голосом и харизмой, Янни был похож на дервиша за своими причиндалами. Бибуль выдавал бас со всей своей дьявольской, первобытной негроидной силой. Фабиан, гитарист, и Зено, клавишник, подняли гармонию рока на максимальную высоту. Тексты песен и реплик были чистой сатирой, злой, непристойной, провокационной, ядовитой — детище Лены и Янни. Я чувствовала себя превосходно как никогда. С тех пор, как я начала выступать в шоу, я не знала проблем ни с лишним весом, ни с плохим настроением. На первом представлении этого еще не было. Тогда я в перерыве падала на стул в гардеробе, в глазах плавали черные звезды и красные круги, и я всерьез боялась, что не смогу выдержать перенапряжения и во второй части упаду на пол. У меня часто бывают такие страхи, ни один из которых, правда, не сбывается! Но большое количество концертов в течение года привели к тому, что теперь я в прекрасной форме, лучшей за всю мою предыдущую жизнь. Мне было под сорок, а я была стройнее, красивее и энергичней, чем десять лет назад. Рок-музыка была для меня жизненным эликсиром и источником сил. Она приводила меня в движение, заставляла расти, танцевать, петь, прыгать, орать — в общем, жить!

Во время третьей — медленной и любовной — песни я среди публики отыскала глазами Симона. Сияющий, он сидел в пятом ряду со своим другом и смотрел на меня взглядом, полным гордости. Его восторг был виден даже со сцены. После представления он пришел ко мне с благоговейным выражением на лице и сказал:

— Я предполагал, что это будет здорово, но и подумать не мог, до какой степени!

Вообще он считался мало с какими людьми, мало с какой силой и общепринятыми нормами. Но теперь я в еще большей степени стала для него существом из другого мира, который магически его притягивал и привлекал, мира, в который у него самого не было доступа. Его собственный мирок был мал и скуден; во мне он видел шанс выбраться из него. Я была его цель — он был моя мечта.

Первое, что он сделал для меня, была громадная кровать.

Он сам вместе со своим другом сделал для нее каркас. По бокам она была обита серым, с цветами ковром, таким же, какой устилал пол самой спальни. Огромное ложе имело в ширину около четырех метров и две ступеньки, чтобы восходить на него, как на трон. По стенам спальни висело четыре зеркала, общей площадью в десять квадратных метров, а на полу лежал китайский шелковый ковер.

Когда Симон пришел ко мне, воздух спальни благоухал лимонником и бергамотом, двадцать свечей освещали комнату таинственным, мерцающим светом и играла небесная музыка…

Восторженный экстаз окутывал нас, как аура, и мы превращались в два божества, соединяющихся друг с другом в ином, волшебном мире.

Когда в колеблющемся свете свечей я видела коленопреклоненного Симона перед собой, когда я одновременно видела его позади себя, отраженного в зеркалах и при этом чувствовала его в себе, когда мои ноги лежали на ступенях, а он, стоя на коленях, погружал свои полные губы в мое жаждущее лоно, — это лишало меня сознания, а когда он входил в меня, я впадала в экстаз и ощущала полное, почти мистическое слияние. Он не отпускал меня до тех пор, пока я, обессиленная, не падала на подушку. И тогда он ложился рядом со мной. Он никогда не засыпал сразу после любви, как это бывает с большинством мужчин, а долго еще ворочался рядом, пока мы оба незаметно не забывались сном.

Он тихо поглаживал меня, укачивал на руках, шептал слова любви, и мы погружались в сладкий, знойный, жаркий сон, а когда просыпались, то прижимались телами и говорили о себе.

— Я никогда и никого так не любил, — говорил он снова и снова. — Я не знал этого прежде. Еще ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой. Разумеется, и раньше у меня были женщины, но ни с одной у меня не было такого чувства уверенности, защищенности. Ты для меня жена, мать, ребенок — все. Я так сильно люблю тебя! Ты так мне нужна!

Я не знаю, сколько раз он говорил это, говорил каждый день и по нескольку раз. Сотни раз он высаживал в меня слова, как семена, пока они не взошли и не начали колоситься. Он форменно фонтанировал. Он осыпал меня объяснениями в любви, цветами, подарками, комплиментами, и не неделю, не месяц — годы! Это называется — мужчина любит глазами, женщина — ушами. Его окрыляли прогнозы нашего совместного будущего, он забирался на прямо-таки метафизические высоты, и обозревал оттуда нашу любовь, и мечтал увлеченно.