Крис Огден - Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

• Название: Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
• Автор: Крис Огден
• Издательство: «Новости»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992

В книге американского журналиста, долгое время проработавшего в Великобритании, сочетаются элементы биографии, политического портрета и летописания. В центре ее — личность Маргарет Тэтчер и объективный анализ периода 1979–1990 годов, на которые приходится ее пребывание в должности английского премьера. Политическая технология глубоких, далеко идущих перемен в устоявшемся, самодовольном и размагниченном обществе — вот что рождает аналогии и ассоциации, сравнения и противопоставления «консервативной революции» Тэтчер в Великобритании и революционной перестройки в нашей стране.

---

Ее предостерегали о возможной бурной реакции на ее приезд. Каррингтон, летевший вместе с ней на военном самолете, обратил внимание на то, что она вертит в руках солнечные очки со стеклами непомерно большого размера. Поскольку была ночь, министр иностранных дел поинтересовался, зачем они ей. «Я совершенно уверена, что как только я сойду в Лусаке, мне плеснут кислотой в лицо», — объяснила она {8}. У Тэтчер давно был этот страх: что ей плеснут кислотой в лицо. Она никогда не рассказывала о причине этой боязни, но в течение долгих лет носила в сумочке пузырек с водой, чтобы промыть глаза и лицо.

Когда самолет приземлился, Тэтчер прильнула к иллюминатору и увидела рядом с посадочной полосой море черных лиц; люди скандировали, размахивали флагами. Дверца в фюзеляже открылась — внутрь ворвались горячий африканский воздух и громкая разноголосица толпы. Тэтчер встала и пошла по проходу, оставив на сиденье очки.

— А как же очки? — спросил Каррингтон, торопливо догоняя ее.

— Я передумала. Будь я проклята, если покажу им, что боюсь. — Она ринулась в гущу боя.

В день открытия конференции Нигерия, обладающая богатыми нефтяными месторождениями, объявила, что она национализирует свои владения в «Бритиш петролеум», — намек на то, чего следовало бы ожидать Лондону в случае отмены санкций. На приеме в британском представительстве высокого комиссара[16] в Лусаке один бизнесмен-экспатриант, подбодряя ее, сказал:

— Не давайте себя запугать, премьер-министр!

— Я не поддаюсь запугиванию, — ответила она. Как вскоре выяснилось, она поддалась-таки давлению, только совсем с другой стороны.

Тэтчер выручили собственные ее советники, последовательно приводившие довод за доводом в доказательство того, что она не права. Благодаря их советам она превратила надвигавшееся бедствие в политический триумф. Изменив свою позицию, она призвала к прекращению огня, выработке новой конституции и проведению новых выборов под наблюдением Англии. Ее новообретенное горячее стремление привлечь к урегулированию проблемы Патриотический фронт, антиправительственную партизанскую организацию, не могло не вызвать удивления.

Что же произошло? Каррингтон и другие, упорно и умело сражаясь ее собственным оружием, обрушили на нее лавину фактических данных и подробностей. И Тэтчер пришла к убеждению, что, коль скоро цель Англии состоит в том, чтобы не оказывать поддержки стороне, обреченной в борьбе колонизаторов и националистов на поражение, значит, нельзя допускать, чтобы правительство Музоревы — Смита оттеснило Патриотический фронт. Она также согласилась, чтобы английские войска осуществляли контроль за соблюдением перемирия; ни одно предшествовавшее английское правительство не решалось на этот шаг из опасения оказаться втянутым в африканскую войну.

Ее инициатива получила высокую оценку широкой общественности и даже удостоилась похвалы со стороны пограничных государств, где еще несколько дней назад ее клеймили как расистку. На балу в честь завершения конференции она танцевала с Кеннетом Каундой, и оба улыбались друг другу, скользя, обнявшись, по паркету зала для танцев. Достигнутый Англией компромисс перенес гражданскую войну в Родезии-Зимбабве с полей сражений за стол переговоров в лондонском Ланкастер-хаус[17], а в конечном счете привел к новым выборам и назначению премьер-министром Роберта Мугабе. Это урегулирование, ставшее одним из кульминационных моментов ее первого срока на посту премьера, имело и еще одно важное последствие: изменилось мнение о компетентности Тэтчер в международных делах. Черная Африка ликовала. Джимми Картер был в восторге от того, что Тэтчер нашла дипломатическое решение там, где более вероятным исходом представлялось продолжение братоубийственной гражданской войны. Восхищение ею еще больше возросло в США после того, как она решительно поддержала Америку в целом ряде вопросов, — таких, например, как осуждение советского вторжения в Афганистан, бойкот Московской олимпиады, захват заложников Ираном и призыв Вашингтона к союзникам по НАТО увеличить расходы на оборону.

В то же время узы, связывающие Англию с Европой, слабели на глазах. Если совещание в Страсбурге прошло успешно, то ко времени второго совещания глав государств и правительств ЕЭС, на этот раз в Дублине, европейские лидеры собирались высказать Тэтчер свое недовольство. Шмидт и Жискар д'Эстен, оба недолюбливавшие Джимми Картера и не выносившие его морализаторства, считали, что Тэтчер слишком тесно сближается с Вашингтоном. Позиция, занятая ею в вопросе об укреплении обороны НАТО, вынуждала их идти на увеличение военных расходов. Подобно тому как де Голль наказывал Макмиллана за его атлантизм — приверженность к тесному сотрудничеству с США, европейские лидеры критиковали Тэтчер за чрезмерный акцент на «особых отношениях» с заокеанским союзником за счет ее европейского мандата.

Причины, по которым Тэтчер восхищалась американцами больше, чем европейцами, были достаточно просты. Соединенные Штаты, показавшие себя верным и преданным другом в годы первой и второй мировых войн, являлись в ее глазах оплотом в противоборстве коммунизму и неутомимым защитником Запада. Столь же важно было и то, что она разделяет американские идеалы. Американцы, подобно Алфу Робертсу и его дочери, рано встают, усердно работают, вознаграждают достойных, ненавидят бюрократию, высоко ценят свободу личности и наделены чудесным даром созидания. И к тому же говорят на понятном ей языке.

Все эти чувства подспудно клокотали в Дублине в ноябре 1979 года и рвались наружу. Нельзя больше терять время даром. «Мы установим, в чем состоят интересы Англии, и решительно станем на их защиту», — поклялась Тэтчер участникам совещания ЕЭС и тут же определила эти интересы. Тэтчер отказалась вступить в Европейскую валютную систему, открыть британские рыболовные зоны для рыболовецких флотилий европейских стран и продавать нефть Северного моря по ценам ниже цен ОПЕК. Что до английской квоты, составляющей 20 процентов бюджета ЕЭС, то ее следует немедленно пересмотреть в сторону понижения {9}. «Я должна внести в это полную ясность. Для Англии неприемлемо нынешнее положение с бюджетом. Оно вызывающе несправедливо, политически несостоятельно. Я не могу разыграть этакую щедрую сестрицу перед Сообществом, в то время как своим собственным избирателям предлагаю отказаться от улучшений в области здравоохранения, образования, социального обеспечения и всего такого прочего».

То, что она говорила, было важно, но куда важнее было то, как она это говорила. Она кричала. Она вопила. Она снова и снова стучала ладонью по столу. В своей непримиримости она сумела сплотить Европейское сообщество — против себя. «Единственное, о чем мы просим, — это вернуть нам немалую толику наших собственных денег, — настойчиво требовала она, стуча для убедительности по столу и ошеломляя присутствующих. — Верните мне мои деньги!»

«Она, безусловно, была непреклонна, настойчива и, я сказал бы, утомительно однообразна», — заметил ирландский премьер-министр Джек Линч. Жесткость Тэтчер вызывала сравнения с решительными лидерами-мужчинами, что побудило Жискара впоследствии заметить с галльской иронией, что Тэтчер не нравится ему «ни как женщина и ни как мужчина». Однажды во время совещания, когда Тэтчер вошла в раж, Гельмут Шмидт притворился спящим. Выпрямившись потом, словно проснувшись от сна, он сказал ей: если вы добиваетесь настоящего кризиса, «вы можете получить его здесь и сейчас». В холодной ярости он демонстративно покинул зал заседаний, и Дублинское совещание закончилось ничем; участники разъехались, недовольные друг другом. Критики, в том числе и европофил Тед Хит, напустились на Тэтчер, обвинив ее в неумении вести государственные дела и промахах, поставивших ее в невыгодную позицию на переговорах. «Терпение не принадлежит к числу самых очевидных моих качеств, — признавалась она, — но я изо всех сил стараюсь развить его в себе сейчас».

Как бы ни выглядела позиция, занятая Тэтчер, она не была плодом импровизации. Она заранее разработала свою стратегию и перед отъездом в Дублин не преминула проинформировать о своей линии комитет по иностранным делам консервативной партии. Понимая, что сразу Англия не получит того, чего добивается, она была исполнена решимости сдвинуть дело с мертвой точки: разница между тем, что Англия вносила в ЕЭС, и тем, что она получала взамен, составляла более двух миллиардов долларов. Она никогда не согласится с этим несоответствием. Она ни за что не уступит.

Идея, что даже большая драка за круглым столом конференции может положительно сказаться на ходе переговоров, является главным принципом ее подхода. Зачем терять время на перетягивание каната, если, рубанув по нему, скорее достигнешь цели? «Я неуступчива, потому что верю в то, что хочу сделать, — утверждает она. — Переговоры идут туго, когда кто-то другой так же твердо придерживается иной точки зрения, но необходимо найти выход из положения. Иногда я говорю: у меня нет никакой возможности провести это через мой парламент; нет, я никак не смогу представить это моему парламенту. Сознание того, что дважды в неделю я должна отвечать на вопросы в парламенте, способствует тому, что я гораздо лучше отдаю себе отчет в политических проблемах, затрагиваемых на переговорах, но оно также дает мне большое преимущество перед моими европейскими коллегами» {10}.