Эрика Джонг - Как спасти свою жизнь

• Название: Как спасти свою жизнь
• Автор: Эрика Джонг
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-140-0

Российский читатель впервые получает возможность познакомиться с самым известным романом американской писательницы Эрики Джонг. Книги Джонг огромными тиражами расходились на ее родине, переводились на языки многих стран. И по сей день книги Джонг, пришедшие на гребне сексуальной революции, вызывают неоднозначную оценку.

Мужчины и женщины, женщины и мужчины. Им никогда не понять друг друга. Давным-давно, когда мужчины были охотниками и драчунами, их женщины проводили всю жизнь, беспокоясь о детях и умирая от родов, мужчины жаловались, что женщины холодны, безответны, фригидны... Они хотели, чтобы их жены были развратны. Они хотели, чтобы они были дикими. Теперь женщины, наконец, научились быть развратными и дикими — и что же? Мужчины ослабели.

---

— Да, это нехорошо, — заметил Курт. — Перед вами две мои экс-жены.

Сидевшие рядом очень моложавые японки прыснули со смеху. «Не может быть, чтобы они на самом деле были так молоды, просто они хорошо сохранились», — подумала я.

— Согнуть английский язык в бараний рог не означает создать новую религию, — заявил Курт. — Что это за экс-человек такой?

— Я хочу сказать, что она имеет право считаться личностью, даже перестав быть моей женой… — объяснил Ральф, сам явно не понимая, что говорит.

— Это интересно, — сказал Курт смеясь. — Может, для нее это лучшее, что могло произойти. Видите ли, иногда, избавившись от мужчин, женщины начинают процветать. Сколько раз я это наблюдал! А мужчина, потеряв женщину, места себе не находит, не знает, куда себя деть. По-моему, мужчины и есть слабый пол. Н-да, — с этими словами он глотнул сакэ.

— Я бы не стал употреблять слова «сильный» или «слабый». Это оценочные понятия. Давайте скажем «иной», — заметил Ральф.

— А чем вам, черт побери, не нравится «сильный» и «слабый»? — взорвался Курт. — Может вы вообще хотите отрезать яйца английскому языку?

Тут Ральф понял, что его загнали в угол, потому что больше не мог найти подходящих штампов для выражения своих дурацких идей. Он извинился и вышел, наверное, пошел в туалет, проверить, все ли на месте у него самого.

— Таких законченных идиотов у тебя еще не было, — сказал Лиане Курт, когда Ральф отошел достаточно далеко.

— Да, голова не самое сильное его место, — согласилась она. — Но зато он любит выписывать чеки.

Вернувшись, Ральф немедленно подтвердил справедливость ее слов.

— Спасибо, — ухмыляясь, поблагодарил его Курт. В дни своей богемной жизни в Париже Курт достиг высочайшей виртуозности в умении вкусно поесть за чужой счет. Теперь, когда он стал старым и утратил прежнюю подвижность, он принимал гостей у себя. Но для Ральфа он сделал исключение.

— Доброй ночи, — пожелал Курт, помахав нам беретом, когда его вели к машине две бывшие японские жены. — Заходите ко мне, не забывайте!

— Великий старик, — сказал Ральф, провожая глазами Курта и даже не догадываясь, как ловко его провели.

Что касается меня, то я никогда не доверяла людям, злоупотребляющим словом «великий».

Потом Ральф обратился к нам с Джошем:

— Я хочу вам кое-что показать, — сказал он. — Судя по вашим стихам, вам должно понравиться…

Мы весело переглянулись.

— Что бы это могло быть? — спросил Джош.

И мы поехали к Ральфу домой. Хотя можно ли назвать домом то, что открылось нашим изумленным взорам. Да никогда! Все-таки «дом» подразумевает что-то человеческое, домашнее, а этого здесь как раз и в помине не было. Как бы это получше определить: «холостяцкое жилище»? «квартира» Ральфа? Но это был большой особняк. Есть такой сорт людей, которые с удовольствием поселились бы в «Блумингдейле», если бы это считалось престижным. Ральф был как раз из таких. Его «дом» был жилищем особого рода: такие существуют только в Калифорнии, и живут в них суперсовременные разведенные мужчины средних лет с искусственными волосами. Археологи будущего будут, наверное, поражены, раскопав эти сооружения, и еще поломают себе голову, пытаясь понять, для каких целей они использовались.

Мы въехали в гараж, и дверь за нами автоматически закрылась. Вокруг стояли машины Ральфа: «форд-фаэтон» 1936 года (с форсированным двигателем), новенький «роллс-ройс» «Корниш» цвета морской волны с белыми кожаными сиденьями и пропуском, который гласил: «Дзэн», серебристый «ягуар-ХКЕ» с пропуском «Мир» и золотистый «багги» с пропуском «Багги, скромнее».

Сверкающий хромом и никелем лифт со стеклянными стенками доставил нас на верхний этаж, где Ральф «жил». Мы попали в темный холл с шоколадного цвета плюшевыми стенами, такого же цвета ковровым покрытием и обитыми бархатом креслами, расположенными вдоль стен. (Кто-то, должно быть, сказал ему, что шоколадный — это истинно мужской цвет.) Маленькие лампочки, вмонтированные в шоколадного цвета потолок, выхватывали из темноты отдельные предметы: голову Будды, который, должно быть, был в шоке от того, в какую компанию он попал; часть средневекового надгробия с эпитафией; пергаментный свиток, на котором какой-то полоумный калифорнийский калиграф вывел слова сочиненной Фрицем Перлсом гештальтской молитвы: «Ты делаешь свое дело, я делаю свое…» (Интересно узнать, что археологи будущего скажут об этом.)

Ральф провел нас в гостиную, больше напоминающую пещеру и выдержанную все в тех же шоколадно-коричневых тонах, и зажег камин (в Калифорнии это делается просто — под дровами расположена газовая горелка). Потом он включил квадрофоническую систему — песнопения какого-то восточного братства, — раздал сигареты с марихуаной, на которые, должно быть, потратил целый день, — а может быть их заранее скрутил какой-нибудь хиппи-табачник, — и отправился на напичканную электроникой такую же шоколадную кухню, чтобы приготовить кофе и посовещаться со своим восточным слугой.

— Подождите, ребята, вы еще не видали Джакуззи, — сказала Лиана, глубоко затягиваясь и пуская сигарету по кругу.

— Что еще за Джакуззи? — спросила я.

Через некоторое время мы все уже были раздеты и варились в булькающей и пузырящейся воде, налитой в огромную красного дерева лохань, словно цыплята в кастрюльке с бульоном. Сквозь увитую бугенвиллеями решетку в потолке было видно звездное небо, а внизу под нами били ключи, отчего горячая ароматная жидкость бурлила у нас между ног, вызывая вполне однозначные желания. От наркотиков мы уже успели совершенно обалдеть, распевавшие гимны монахи тоже слегка ошалели, а Ральф продолжал раскуривать все новые сигареты. Кофе по-ирландски лилось рекой. «Так бывает только в раю. Или в Калифорнии», — подумала я.

А тем временем Ральф начал речь, ту сбивчивую и бессмысленную речь, которую только сильно под градусом и можно произносить, но в тот момент я уже не могла понять, кто из нас сумасшедший — он или я.

— Важно, — назидательно говорил он, — победить в себе чувство собственника, брать и давать, испытывать наслаждение и боль, как если бы все мы плыли в одной лодке, словно части одного организма, — а ведь мы и есть части единого организма…

— Похоже, он хочет устроить групповуху, — прошептал Джош, — и я даже не знаю, как поступить. Я хочу сказать, он не обидится, если мы откажемся?

Голос Джоша доносился откуда-то из подземелья.

— Не знаю, чего он хочет от нас, — прошептала я в ответ, — но я чувствую, что над ним можно здорово посмеяться, если принять его тон и это дурацкое гештальтское словоблудие.

— Станьте частью воды, станьте пузырьком, станьте паром, воспаряющим к небесам, — продолжал разглагольствовать Ральф.

— Кажется, я стал цыпленком, попавшим в бульон, — с усмешкой сказал Джош.

Ральф был в восторге:

— Станьте куриным бульоном! — возопил он в порыве экстаза.

Джош издал горлом булькающий звук и закончил курлыканьем, отдаленно напоминающим «ку-ка-реку».

Ральф пришел в исступление.

— А ты стань морковкой, — приказал он мне.

— Я не знаю, как это — быть морковкой!

— А ты попробуй, — покровительственно сказал Ральф. — Главное — не напрягайся.

— А что делает морковка?

— Морковка? — переспросил Ральф. — Морковка просто морковит.

— Ага, — сказала я, — понятно.

— Ну так давай! — сказал Ральф.

— Подожди, дай войти в образ, — минуту-другую я посидела молча, чувствуя, как между ногами бьет обжигающая струя.

— Ну? — нетерпеливо спросил Ральф.

— Я уже, — ответила я.

— Но ведь ты просто сидишь и все, — сказал он.

— Я морковлю, как умею, — огрызнулась я. — И вообще, кто ты такой, чтобы судить, как надо морковить? чтобы указывать мне? Как хочу, так и морковлю. Это мое конституционное право!

Джош помирал со смеху, и Лиана тоже. Я продолжала морковить с гордо поднятой головой.

— Здесь есть над чем подумать, — многозначительно отозвался Ральф.

Когда мы настолько пропитались водой, что кончики пальцев сморщились и побелели, а колени дрожали от струящейся воды, Ральф позвонил, и вошел японец, который принес полотенца и очередную порцию кофе по-ирландски.

— Он не только прислуживает, — в некотором смущении пояснил Ральф, — но и проповедует «дзэн».

— Как это, должно быть, удобно, — проговорила Лиана. — Может, пригласим и его?

— Он ненавидит воду, — поторопился ответить Ральф.

В гостиной горел приглушенный свет, и все мы были такие обалдевшие, что просто лежали вповалку у камина и молча смотрели на огонь. Мы с Джошем гладили друг друга по спине в том замедленном темпе, который создает только наркотический дурман.