Нурмурад Сарыханов - Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]

• Название: Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]
• Автор: Нурмурад Сарыханов
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1981

Сборник составляют рассказы туркменских писателей: Н. Сарыханова, Б. Пурлиева, А. Каушутова, Н. Джумаева и др.

Тематика их разнообразна: прошлое и настоящее туркменского природа, его борьба за счастье и мир, труд на благо Родины. Поэтичные и эмоциональные произведения авторов сочетают в себе тонкое внимание к душевной жизни человека, глубину психологического анализа и остроту сюжета.

---

Но вот наконец ворохоочиститель прибыл. Пудак привёл машину на прицепе «Универсала». Как добрались до бригадного хармана, ребятишки машину облепили, словно муравьи кусок сахара. Стоят, смотрят, будто свадьба какая. Да и взрослых собралось немало.

Ждали чего-то необыкновенного, а машина оказалась небольшая (молотилка раза в три больше), и вида особенного нет. Колёса, как у ишачьей арбы, только железные. А куда ж тут курек закладывать? Не видно что-то… Если она по одной коробочке разгрызать будет, не много наработает.

Председатель колхоза приказал с того дня ни одного грамма курека домой не давать — чистить будет машина. Ребятишки-то, конечно, запрыгали от такой новости, а взрослые молчат, переглядываются. Курека навалена целая гора, а машина пока что стоит, не шелохнётся…

Чем выше поднималась гора курека, сваленного на чистой глиняной площадке, тем тревожней становилось на душе у Сапара. Главное, Пудак уж больно ненадёжен — ходит-бродит с ключом в руках, то к трактору подойдёт, то в машине гайку покрутит… Надел, проверил ремень, потом опять снял… Чего он тянет? Если каждое колёсико крутить, до утра прокрутишь…

Болтает он много. У Овеза бы ему поучиться — тот слова лишнего никогда не скажет, а всё сделает в срок. А этот говорит, говорит… Разве можно всем людям объяснить? Любопытным конца не будет. Нет, если так дело пойдёт, работы от него не дождёшься. Ночь проболтает, а завтра, глядишь, изъян какой-нибудь сыщется, в город нужно за частями. А если дождь? Машина эта, говорят, не берёт хлопок, если хоть чуть влажный. Эх, не надо было председателю торопиться! Наладили бы машину, тогда уж и объявлять людям. Пусть бы уж промучались ещё ночку…

Машину наконец запустили. Широкая труба засасывала курек, сзади вываливался хлопок, а измятые, истерзанные створки коробочек отлетали далеко в сторону.

Сапар взял горсть хлопка. Хлопок был тёплый, как мука из-под жерновов, и совсем не похож на очищенный вручную. Мелкий какой-то. Словно пыль.

Сапар обошёл машину, остановился против того места, откуда вылетали пустые коробочки, и замер, потрясённый. Сколько ж тут невыбранного хлопка! Есть даже совсем нетронутые. Нет, так дело не пойдёт! Пускать на ветер добро, чтоб только сказать, что избавились от тяжёлого труда?!

— Выключай машину, Пудак!

— А что такое?

— Ты погляди, что она делает! Хлопок же пропадает!

— Мелочи!

— Ты знаешь что… Ты дома за скатертью щедрость свою проявляй. Останови машину!

— А ты что ж думал, как руками будет? Машина она и есть машина.

— Мне такая машина не нужна!

— Не нужна, иди к председателю, с ним толкуй.

И потом, не разбираешься в механизме, не суйся.

Спросил бы лучше, чем панику поднимать. Мы ж это всё ещё раз через машину прогоним. Шёл бы ты домой, Сапар-ага, чайку бы попил в своё удовольствие…

— Ладно. Я уйду. А ты всё-таки взгляни, Пудак, может, чего не так? Может, не отлажена она?

Пудак укоризненно покачал головой, но всё же остановил машину и, открыв вал, принялся очищать зубцы.

Сапар-ага пошёл домой. Только зря. Всё равно ни от чая, ни от ужина не было ему никакого удовольствия. Он забрался под одеяло, и пока не одолел его сон, перед глазами громоздились измятые, лишь наполовину очищенные коробочки. Потом неопорожненных коробочек стало столько, что Сапар окончательно убедился: один вред от этой машины! И он стал страстно молить аллаха, чтоб она сломалась. Но машина и не думала ломаться, давно уже наступила ночь, а она грохотала всё громче и громче…

Машина и во сне не давала покоя Сапару-ага. Он стоит на огромном хармане. Кругом пусто — в зубах ковырнуть нечем. И посреди этого пустого хармана сидит со своей прялкой бабушка Мамаджан, крошечная — с кулачок. Ни людей, ни трактора, только один этот ворохоочиститель. Старушка так увлечена работой, что даже не замечает Сапара. Подошёл, а она и головы не поднимает, сказала только: «Курека нет, не ищи. Дэвы его унесли.» — «А ты чего тут сидишь?» — «Да стара стала, сил нет подняться». И тут затарахтел мотор. Створки хлопковых коробочек летят прямо на старушку. Они засыпают бабушку Мамаджан, она уже скрылась под ними. Она сейчас погибнет, задохнётся под этим ворохом!.. Обливаясь потом, Сапар бросается на помощь. Он хочет ухватить старушку за руку, но в ворохе курека не может отыскать её руку. Он разгребает ворох — нет. Старушка исчезла. Только бесчисленные, нетронутые, полные хлопка коробочки погребены под отходами.

Сапар проснулся весь в поту, с трудом перевёл дыхание. Потряс головой — мусор, под которым исчезла бабушка Мамаджан, стоял у него перед глазами.

— Слушай, — позвал он жену, — в селе спокойно? Никто не умер?

— Да что ты! С чего ты взял?

— Сон плохой видел…

На харман он пришёл ещё до рассвета. Площадка была пуста, от вчерашних ворохов не осталось и следа. Машина по второму разу прогоняла не полностью очищенные коробочки.

Работа подходила к концу. Пудак и четверо его подручных, с головы до ног обсыпанные хлопковой пылью — даже брови, ресницы были у них в пыли, — молча поглядели на бригадира красными от бессонницы глазами. Сапар подошёл к вороху, покопался в нём — неочищенных коробочек не было. Он успокоился. Увидел набитые хлопком мешки, рядком стоявшие под навесом, и пробормотал невнятно:

— Молодцы, не сглазить бы. Большое дело сделали. Вон сколько наворотили… — Бормоча эти слова, Сапар, сам того не замечая, пересчитывал мешки.

* * *

И это воспоминание ушло. И снова всё вокруг изменило свой облик. Теперь перед мысленным взором Сапара появился большой, с заросшими берегами арык. Чуть поодаль дувал, обветшавший, кое-где обвалившийся. Сапар стоит на краю хлопковой карты, а на бугорке, в двух шагах от него, уронив голову на грудь, сидит Ямат.

Да, так оно и было. День был погожий, ясный, вроде сегодняшнего, и такая же тишина стояла кругом. Только не было в той тишине нынешнего покоя, то была совсем другая тишина.

— Значит, уходишь, Ямат? Дай бог воротиться живым, здоровым… Когда отправляетесь?

— Завтра утром.

— Много вас?

— Из нашего села человек двадцать.

— А из других тоже есть?

— Есть. Много…

— А вот меня не, берут. Говорят, не гожусь;

— Правильно, на фронте тебе делать нечего.

— Да пойми ты, Ямат, добро бы я был хромой или косорукий. А то силищи во мне, как в том дэве, а я с ребятишками оставаться должен! Веришь: каждый раз, как уходят люди на фронт, со стыда готов сгореть. Хоть бы уж вытек он у меня, что ли, глаз этот, когда я его проткнул в детстве-то. А так — и глаз при мне, а не гожусь! До войны меня не брали на службу, но я думал, сейчас время военное, особо разбирать не станут. Толкую военкому: возьмите, а он мне: там, мол, стрелять надо, а не ишаков пасти. Я говорю, не все же стреляют, и других дел на фронте много, а он говорит — других на твою долю и в тылу хватит. Я так думаю, не в глазе причина, просто года уже не те, сорок три — не двадцать…

— Да не мучай ты себя, Сапар! Все знают: ты человек честный, не по своей воле остаёшься.

— Тебе легко говорить. А как я вдовам в глаза буду смотреть? Как я буду смотреть на женщину, когда ей похоронную принесут? Почему муж её погиб, а я живой перед ней торчу? Мука это, казнь!.. Ладно… Возвращайтесь с победой. О семьях не беспокойтесь. Солтанджемал твоей поможем… Хлопок соберём без потерь, весь соберём, до последнего волоконца. Письмо тогда напишу, отчитаюсь. Подумать только: вон, оказывается, какой год потребовался полю, чтоб невиданный урожай выдать. Гляди, какие коробочки! А раскрылись как дружно!..

Они вместе прошли по междурядью, осматривая хлопчатник. Коробочки свисали тяжёлые, полные — каждая с кулак. Многие раскрылись, а остальные треснули, и трещинки были похожи чем-то на улыбающиеся рты. Щедрая эта земля, надо только понять её. Ямат из тех, кто понимает, знает, что ей нужно. Эти полтора гектара Ямат один выходил. Солтанджемал помогала, конечно, но как затяжелела, вся работа легла на его плечи. Ямат выдюжил. Четыре месяца подряд не выпускал из рук кетмень да лопату. Возил из села коровяк, со ржавым ведром в руках ходил по междурядьям — разбрасывал. Когда сын родился, он на радостях заново взрыхлил землю, хотя хлопчатник был уже рослый. Теперь вон он какой стоит — загляденье! Повязывай фартук да выходи в поле. Да мешков побольше запасай.

— Жаль, убрать не успею. Собрать бы да и со спокойной душой…

— Ничего, Ямат, ты молодой, ещё не один урожай уберёшь…

Ямат ушёл. Остались жена, только что родившийся сын и полтора гектара хлопчатника с начавшими раскрываться коробочками.

Через два дня Сапар снова обошёл участок Ямата. Спелые коробочки почти все раскрылись, медлить с уборкой нельзя, пойдут потери.

— Бог в помощь, Бебек!

— Здравствуй, бригадир!