Петер Эстерхази - Harmonia cælestis

• Название: Harmonia cælestis
• Автор: Петер Эстерхази
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-86793-577-1

Книга Петера Эстерхази (р. 1950) «Harmonia cælestis» («Небесная гармония») для многих читателей стала настоящим сюрпризом. «712 страниц концентрированного наслаждения», «чудо невозможного» — такие оценки звучали в венгерской прессе. Эта книга — прежде всего об отце. Но если в первой ее части, где «отец» выступает как собирательный образ, господствует надысторический взгляд, «небесный» регистр, то во второй — земная конкретика. Взятые вместе, обе части романа — мистерия семьи, познавшей на протяжении веков рай и ад, высокие устремления и несчастья, обрушившиеся на одну из самых знаменитых венгерских фамилий. Книга в целом — плод художественной фантазии, содержащий и подлинные события из истории Европы и семейной истории Эстерхази последних четырехсот лет, грандиозный литературный опус, побуждающий к размышлениям о судьбах романа как жанра. Со времени его публикации (2000) роман был переведен на восемнадцать языков и неоднократно давал повод авторитетным литературным критикам упоминать имя автора как возможного претендента на Нобелевскую премию по литературе.

---

Когда старший сын моего отца был маленьким, он часто слышал от соседей и родственников, особенно от своей тетушки, старшей сестры моей матери, и ее сына, который был только четырьмя годами старше его (правда, разница эта в таком возрасте весьма существенна), что мой отец — выдающийся бык-пианист. Выдающийся бык-пианист. При этих словах говорящий обычно смеялся или подмигивал, и нередко завязывалась шуточная дискуссия о том, правильно ли называть его выдающимся — в музыкально-зоологическом, естественно, отношении, — или лучше в первом приближении ограничиться словом «известный». Старший сын моего отца, знавший, что мой отец является выдающимся или, во всяком случае, известным быком-пианистом, вырос в смутном неведении, должен ли он по этому поводу радоваться или стыдиться. Изрытая быками и застывшая затем грязь, это жуткое колдобистое бездорожье, на днях просветил его Оскар П., называется бычьим роялем. Но какое отношение это имеет к моему отцу? Оскар П., по обыкновению, подавил усмешку, и, как всегда, когда он начинал говорить о словах — а он говорил о словах очень часто (и очень красиво), — на лице его отразились радость и легкое, но отчетливое самодовольство, смешанное с учтивостью; твой отец, когда напивался, домой возвращался на четвереньках — по полям, по долам, там, где бродят быки. В виртуозности, вдохновенности, непосредственности с ним не могут сравниться ни Гленн Гульд, ни Золтан Кочиш, ни Янош Ролла. А ведь он даже не пианист! Ты должен гордиться своим отцом. Так и произошло, он стал им гордиться.

256

Чудо-юдо — преогромное существо, которое вечно спит. Спит как убитое, но при этом очень чувствительно к запаху человека. Стоит только ему почуять человечий запах, как оно, даже не открывая глаз, наносит удар в сторону, откуда оный исходит. Или, чаще того, перекатывается в эту сторону и захватывает мощным движением, сковывает по рукам и ногам носителя запаха. Однако, что интересно, вся конституция, биология, нервная система чуда-юда устроены таким образом, что от человеческого тепла оно тут же опять засыпает, немедленно погружается в мирный сон, и носитель запаха должен тогда, как знаменитый иллюзионист Гудини, высвободиться из плена. Задача эта не из простых, ибо чудо-юдо — существо преогромное, наваливающееся на бедного малыша всем своим неимоверным весом. Но бедный малыш всякий раз героически освобождается и бывает от этого бесконечно счастлив. Так выглядела игра в чудо-юдо, которая проходила утром каждого воскресенья; пока были воскресенья.

257

Есть такой анекдот. Мой папаша сидит на козлах, погода стоит не сказать чтобы адская, но дождливая, ветреная, противная, тошный вечер тошной среды; мой отец дрожит на промозглом холоде, с его кучерской шляпы стекает вода — кап-кап-кап, срываются капли, будто самоубийцы, решившиеся на последний отчаянный шаг. Распахиваются золоченые двери офицерского собрания, и из них выпадает юный хозяин моего отца, лицо его бледно, белый шарф сияет, как молодой месяц. Мой отец стремительно бросается к барину, тот валится с ног, но отец успевает его подхватить, упав на колено прямо в грязную лужу, чтобы не потерять равновесия. Он держит хозяина на руках, как младенца; тот меж тем размышляет, уснуть ли ему прямо сейчас («с налета») или сперва обматерить кучера, наконец уныло останавливается на последнем, но с ним происходит первое. Мой отец, поднявшись с колена, разглядывает капли дождя на лице юноши, ему кажется, что он плачет, ну, ну, ангел мой, давай-ка, ласково говорит он, осторожно укладывает его на сиденье, устраивает поудобнее, чтобы хватило места для ног, и укрывает его купленным в Париже английским клетчатым пледом (из приданого прабабушки Руазен). Мой отец устраивается на козлах. Ему зябко. Он легонько похлопывает кнутом лошадей, но, залетные, но. Вот ведь странно, сидя на козлах, задумывается мой папаша, и отец мой — граф, и сын — граф, только я почему-то кучер.

258

В лето 1917-е, то есть в самое время, ибо тогда все закончилось и тогда же все началось, в имении Фелшёгалла моему отцу явилась дева (конкретно — Мария) и поведала ему три тайны, последнюю из которых он должен был обнародовать в 1960 году. Однако открытие третьей тайны не состоялось из-за вмешательства Ватикана, каковой, дабы не задевать самолюбие Яноша Кадара, уберег мировую общественность от пророческого предвидения о конце советской империи. Тайна первая, с некоторым автобиографическим подтекстом, повествовала о том, что всем грешникам уготовано место в аду. Вторая предсказывала возвращение России на путь истинный. Чтобы воспрепятствовать распространению разного рода сплетен о предостережениях, содержавшихся в третьей тайне (слухов о конце света в 2000 году и т. п.), Ватикан в прошлом октябре счел необходимым через епископа Ратцингера, главу Конгрегации вероучения, довести до сведения моего отца, что тайна утратила актуальность, более того, никакой тайны не существует. Мой отец никак не мог это уразуметь — хотя знал, что если уразумеет, то жизнь его будет легче, да только не мог и все тут, — однако Ратцингер был толковый малый и как следует все ему разъяснил.

259

В Румынии построили копию моего отца. Почему выбор пал именно на него, сказать затруднительно, хотя факт, что среднестатистический аристократ меньше подвержен национализму и антисемитизму, чем прочий народ, — и вовсе не потому, разумеется, что аристократы лучше других, что они более уравновешенны или щепетильны, дело не в этом, а в том, что названные круги никогда не пересекались с их собственным, крепостной он и есть крепостной, неважно, венгр он иль румын, а с евреями аристократы дел не имели, ибо долгое время деньги для них ничего не значили, и без денег можно было оставаться богатым. Основная примочка состоит в том, что внутри этой хренотени, воспроизводящей параметры моего отца в масштабе 1:10, в точке воображаемой вертикали, отстоящей на одну треть от вершины, проявляется действие чудотворной энергии. Модель, сооруженная в Питешти, в десятикратном увеличении точно повторяет пропорции моего отца. Ожидающие очистки сточные воды циркулируют в ней по сети протяженностью в 1300 метров. Многочисленные «чудеса» начинаются уже здесь: хотя канализационная сеть открытая, никаких неприятных запахов в утробе моего отца не чувствуется, напротив, работающие здесь люди уверяют, что временами — по совершенно непостижимым причинам — ощущают аромат свежескошенного сена. Если б вы только видели, какие гримасы корчит при этом мать! Персонал же клянется — чтоб сгорели в аду их родители, — что с тех пор как они здесь работают, их здоровье заметно улучшилось, возросли социальные выплаты, увеличился ВВП, словом, был сделан рывок навстречу Европе. По единодушному мнению посетителей — моя мать здесь, опять-таки, исключение, — при входе в моего отца вас охватывает эйфория, все представляется вам в розовом цвете, как будто вы перед этим забили косяк. Папаша, блин, ты гигант! В точке, отстоящей на треть от вершины, для желающих подкачаться работники установили удобное кресло. Моего отца избегает всякая тварь вроде крыс, мышей и даже мух с комарами. Находясь внутри (моего отца), можно предсказывать землетрясения. За много часов до недавних сейсмических аномалий в Румынии дыхание моего отца настолько ионизировалось, что флюоресцировало в темноте. Ученые говорят также, что помещенное в упомянутой выше точке лезвие безопасной бритвы вновь становится острым, продукты не портятся, отработанные масла очищаются, в бензине увеличивается октановое число, а у женщин с точностью до одного дня восстанавливается меноцикл. Несмотря на все эти очевидные факты, нет никого, кто занялся бы ими всерьез. Такова уж судьба моего отца. Он словно никак не может угнаться за своей жизнью. Ему даже подумалось, что, видимо, это «нет» и есть его жизнь. Нет, нет, нет: yes.

260

Эврибади вэлкам! Независимо от того, посетили ли вы моего отца впервые или бывали в нем уже много раз, добро пожаловать в наш многострадальный и любвеобильный край. Мы, сыновья моего отца, искренне рады приветствовать наших гостей. Мой отец издавна славен своим радушием, он просто восхитителен, о чем знаем не только мы, но и всякий, кто более или менее часто бывает в нем, чтобы вновь насладиться живописным ландшафтом его чела, его чистыми мыслями, истоки которых уходят в глубины Средневековья, или просто ищет отдохновения в идиллических закоулках его души и тела. В прошлом столетии краевед Элек Феньеш писал о моем отце: «Сия местность весьма любезна жительствующему здесь народу, ибо она благодатна, приятственна и, по мнению обитателей, наипрекрасна во всей провинции». Сего мнения придерживаемся мы и сегодня. Однако на протяжении веков мой отец никогда не был изолированной фигурой, а составлял — как в экономическом, так и в культурном смысле — органическое единство с окружающими его помещиками, крепостными, люмпен-пролетариями и прочим людом. Мы от души рекомендуем его всем, кто не знает (не знал, не мог знать) его, равно как и тем, кто прекрасно знаком с его физическими, душевными и интеллектуальными качествами. При этом мы помним также о вечных странниках, которые могут здесь оказаться проездом. Возможно, им тоже удастся приметить какую-то черточку моего отца, неисправимо ехидный прищур его глаз, табачный оттенок зубов, мальчишескую стройность бедер, набухшие вены на икрах, симпатичную мускулистость шеи с мужицким, можно сказать, бронзоватым отливом или аристократическую старомодность некоторых его выражений, уравновешенную неизменной вселенской иронией, а также его молчание, непонятное и даже загадочное, словом, нечто, что может вывести их из состояния сплина и скрываемого под маской скуки ужаса. Мой папочка тоже шлет всем привет, поцелуи. И фотографию нашего мэра (но это в следующий раз).