Оскар Уайльд - Письма

• Название: Письма
• Автор: Оскар Уайльд
• Издательство: Аграф
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7784-0019-5

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.

Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.

Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.

Впервые на русском языке.

---

Если меня начнут осуждать за возвращение к Бози, скажи им, что он предложил мне любовь и что я, в моем одиночестве и позоре, после трех месяцев борьбы с отвратительным филистерским миром, вполне естественно, ее не отверг. Конечно, с ним я нередко буду несчастлив, но, несмотря на это, я люблю его; уже одно то, что он разбил мою жизнь, заставляет меня любить его. «Je t'aime parce que tu m'as perdu»[77] — этими словами кончается одна из новелл в «Le Puits de Sainte Claire»[78] — книге Анатоля Франса, — и они полны жуткой символической истины.

Надеюсь, мы снимем где-нибудь небольшую виллу или комнаты, и я вновь примусь за работу. Думаю, у меня получится. Рассчитываю на его доброту — ведь о большем я не прошу. Так что объясни всем, что моя единственная надежда вернуться к жизни и творчеству связана с человеком, которого я любил в прошлом с такими трагическими последствиями для своего доброго имени. На сегодня довольно. Всегда твой

Оскар

179. КАРЛОСУ БЛЭККЕРУ

Отель «Руаяль дез этранже», Неаполь

Четверг, 23 сентября [1897 г.]

Мой дорогой Карлос! Мне прислали из Парижа Ваше письмо. Я приеду навестить Констанс в октябре.

Я понимаю, что все написанное Вами о моем приезде сюда проистекает из сочувственной заботы Вашего щедрого сердца, и я сожалею, что мое пребывание здесь причиняет Вам боль. Такую же боль оно причиняет большинству моих друзей. Ничего не поделаешь. Я, как умею, восстанавливаю мою искалеченную жизнь. Если бы Констанс позволила мне повидаться с мальчиками, жизнь моя, вероятно, повернулась бы совсем иначе. Но Констанс не захотела. Я никоим образом не хочу винить ее за это, но всякий поступок имеет свои последствия.

Я ждал три месяца. И после долгого одинокого ожидания вынужден был взять свою судьбу в собственные руки.

Думаю провести здесь зиму. Может быть, обоснуюсь здесь надолго. Многое, конечно, зависит от того, распишусь ли я снова.

Не судите меня строго, дорогой Карлос, что бы Вы обо мне ни услышали. Не ради удовольствия приехал я сюда, хотя рад отметить, что оно тут разлито повсюду. Я приехал, чтобы попытаться сполна осуществить то, что заложено в моей душе и натуре. Каждый добивается этого по-своему, и я не исключение. Мои друзья в Англии крайне опечалены. Но они мне добрые друзья и таковыми останутся — по крайней мере, большинство. Надеюсь, и Вы останетесь мне другом. Всегда Ваш

Оскар

180. РЕДЖИНАЛЬДУ ТЕРНЕРУ

Отель «Руаяль дез этранже», Неаполь

[Почтовый штемпель — 23 сентября 1897 г.]

Дорогой мой Реджи! Мы с Бози приехали сюда в понедельник; мы встретились в Эксе и провели день в Генуе.

Многое из того, что ты пишешь, верно, но ты не принял во внимание огромную любовь, которую я питаю к Бози. Я люблю его и любил всегда. Да, он разрушил мою жизнь, но именно это заставляет меня любить его еще больше; и теперь, надеюсь, я смогу создать нечто стоящее. Ведь Бози сам поэт, он на голову выше всех других молодых поэтов Англии, ему великолепно удаются лирические стихи и баллады. Так что я возвращаюсь не к кому-нибудь, а к поэту. И если ты услышишь от людей, что вернуться к Бози было с моей стороны ужасной ошибкой, — прошу тебя, возрази им; скажи, что я люблю его, что он поэт, что, наконец, какой бы ни была моя жизнь с точки зрения этики, она всегда была романической, и мой роман — это Бози. Роман мой, конечно, трагичен, но от этого он не перестает быть романом, и Бози любит меня страстно, любит так, как он никого больше не любит и не полюбит никогда, и без него моя жизнь была бы кошмаром.

Так что крепко стой за нас, Реджи, будь другом.

Я получил очаровательное письмо от Юджина, поблагодари его от моего имени. Всегда твой

Оскар

181. РОБЕРТУ РОССУ{284}

Вилла Джудиче, Позилиппо

Пятница, [8 октября 1897 г.]

Мой дорогой Робби! Большое спасибо тебе за письмо. Смизерс принял мои слова, пожалуй, слишком всерьез. Так не играют: ведь я-то не принял всерьез его советы, хотя он надавал мне их кучу по поводу моих отношений с женой, и все через посредство пишущей машинки. Он замечательный парень и очень хорошо ко мне относится.

Я согласен со многими из твоих замечаний. Поэма страдает двойственностью цели, что отражается на стиле. Реализм сочетается в ней с романтизмом, поэзия — с пропагандой. Я остро это чувствую, но все же в целом считаю вещь интересной; то, что она интересна с более чем одной точки зрения, безусловно, вредит ее художественному совершенству.

В отношении эпитетов я признаю, что есть перебор по части «страшного» и «ужасного». Беда в том, что в тюрьме все бесформенно и лишено четких очертаний. К примеру, помещение, где вешают смертников, представляет собой маленькую постройку со стеклянной крышей вроде ателье фотографа на пляже в Маргейте. Полтора года именно так я и думал — что там фотографируют заключенных. Какой эпитет сюда подходит? Я назвал это строение жутким, потому что именно таким оно стало для меня, когда я узнал его назначение. А так — это деревянная постройка со стеклянной крышей, продолговатая и узкая.

Камера, опять же, может быть описана только психологически, по воздействию своему на человеческую душу; а о ней самой можно только сказать, что она выбелена и тускло освещена. Она лишена очертаний, лишена собственного содержания. С точки зрения формы и цвета она не существует вовсе.

По сути дела, художественно описать тюрьму не легче, чем, скажем, нужник. Взявшись за описание последнего в стихах или прозе, мы сможем сказать только, есть там бумага или нет, чисто там или грязно — и все; ужас тюрьмы в том и состоит, что, будучи сама по себе чрезвычайно примитивной и банальной, она действует на человека столь разрушительно и мерзко.

В свое время к поэме проявил большой интерес «Мьюзишен»; тогда я им отказал, но теперь, думаю, мне подойдет любая английская газета. Если «Мьюзишен» предложит фунтов 50, будет прекрасно. Хотя, конечно, я предпочел бы «Санди сан» или «Рейнолдс». Если ее возьмет «Сатердей», тоже хорошо. Сам предлагать я не буду, но вот Смизерс мог бы.

Очень досадно, что у меня нет копий поэмы. Я выслал рукопись две недели назад, и, пока я не получу копии, я не смогу внести окончательную правку. Я ежедневно пишу об этом Смизерсу, но ему хоть бы что. Я не ругаю его — просто констатирую факт.

Начало части IV я хочу сохранить, но намерен убрать три первые строфы части III.

Что же касается призраков, то мне кажется, что фантастичность всего происходящего в определенной степени оправдывает их появление; впрочем, Бози с тобой согласен, хоть мы и не разделяем твоего взгляда на Призрака в «Гамлете», — ведь лирика и драма имеют между собой очень мало общего по стилю и методу.

Я три дня сижу без денег, так что мне не на что было купить почтовой бумаги. Пишу на твоем полотнище. Всегда твой

Оскар

182. ЛЕОНАРДУ СМИЗЕРСУ{285}

Позилиппо [Почтовый штемпель — Капри]

Суббота, 16 октября [1897 г.]

Мой дорогой Смизерс! Мне приятно думать, что в жизни мне осталась только одна обязанность — писать Вам ежедневно — и что я радостно и неукоснительно ее исполняю.

Шерард в писательском клубе, должно быть, хватил лишнего. Когда он был у меня в Берневале, он без конца упивался гранатовым ликером. Я написал ему — разумеется, без упоминания Вашего имени — и просто попросил его, если ему еще раз вздумается морализаторствовать на мой счет, не делать этого так громко, а то у меня в Неаполе уши заложило. Это верх безвкусицы — мешать Тартюфа с Термагантом.

Рад был узнать, что О'Салливан едет в Неаполь, — надеюсь, долго ждать его не придется. У нас с ним был восхитительный завтрак в Париже.

Печатать стихи лорда Альфреда Дугласа Вам следует по той простой причине, что это обеспечит Вам прочное место в истории английской литературы. Провозгласить явление такого певца — чем не слава? Я с болью думаю, что Вы можете упустить такой великолепный шанс.

Насчет Пинкера у меня большие сомнения. Ведь он денег не платит — он только их ищет и берет себе десять процентов. Робби Росс обещал телеграфировать о ходе переговоров.

Ваши 10 фунтов произвели настоящий переворот в моем незамысловатом хозяйстве, и слуги сегодня утром пели, как жаворонки. Всегда Ваш

Оскар Уайльд

183. ЛЕОНАРДУ СМИЗЕРСУ{286}

Отель «Руаяль дез этранже», Неаполь

Вторник, 19 октября 1897 г.

Дорогой Смизерс! Так как тираж в 500 экземпляров, из которых едва ли не 100 уйдет прессе, автору и т. д., только окупит расходы и не даст мне возможности даже вернуть Вам 20 фунтов долга, я теперь думаю, что стоит сначала опубликовать поэму в газете. Правда, для «Кроникл» она слишком длинна, и к тому же Фрэнк Харрис наговорил мне и обо мне столько грубостей, что вести дела с ним не представляется возможным.

Я предпочитаю «Рейнолдс». По неизвестной мне причине они всегда ко мне благоволили, печатали мои стихи, когда я был в тюрьме, и хорошо обо мне писали. К тому же эта газета популярна среди преступных элементов, к которым я теперь принадлежу, так что меня прочтут мне подобные. Это будет для меня нечто еще не испытанное. Я изложил эту идею Робби Россу.