Оскар Уайльд - Письма

• Название: Письма
• Автор: Оскар Уайльд
• Издательство: Аграф
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7784-0019-5

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.

Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.

Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.

Впервые на русском языке.

---

Когда приедешь, иди прямо в кафе «Сюисс», где мы с Робби будем тебя ждать.

Учти, что, если ты не появишься, я буду в полном отчаянии. С нетерпением жду. Всегда твой

Оскар

174. УИЛЛУ РОТЕНСТАЙНУ{280}

Берневаль-сюр-мер

14 августа 1897 г.

Мой дорогой Уилл! Не знаю, подойдет ли Вам нижеследующее. Если подойдет — используйте на здоровье. И не забудьте поскорее меня навестить. Мечтаю о Вашем приятном обществе. Сейчас здесь Робби Росс и Шерард — он сегодня уезжает. Мы всей компанией отправляемся в Дьепп ужинать со Смизерсом. Всегда Ваш

О. У.

Он основал школу и пережил всех своих учеников. Он всегда слишком много думал о себе, что мудро, и слишком много писал о других, что глупо. Его проза — прекрасная проза поэта, его стихи — прекрасные стихи прозаика. У него властная натура. Беседа с ним есть испытание не только интеллектуальное, но и физическое. Его никогда не забывают враги и часто прощают друзья. Он обогатил нашу речь несколькими новыми словами, но стиль его тривиален. Он хорошо боролся и изведал все трудности, кроме славы.

!!!!!!

175. УИЛЛУ РОТЕНСТАЙНУ{281}

Берневаль-сюр-мер

24 августа 1897 г.

Мой дорогой Уилл! Я сделал это, конечно же, только как одолжение Вам. Имени моего указывать не нужно, и я не прошу никакого гонорара. Итак, я сделал это для Вас, но моя работа, как работа всякого художника, est à prendre ou à laisser[75]. Не мог же я копаться в скверных фактах и входить в низменные детали. К примеру, я знаю, что Хенли редактировал «Нэшнл обсервер» и был критиком очень желчным, хотя в некоторых отношениях — достаточно трусливым. Я регулярно получаю «Нэшнл ревью», и у меня нет слов, чтобы описать, насколько этот журнал глуп и скучен. В человеке меня интересует только глубинная суть, а вовсе не внешние случайности, более или менее грязные.

Мои слова о том, что проза У. Э. X. — проза поэта, были незаслуженным комплиментом. Его проза идет рывками, судорожно, и ему не по плечу изысканная архитектура длинной фразы, раскрывающейся, как дивный цветок; написал же я это только ради симметрии. «Его стихи — прекрасные стихи прозаика» — это относится к лучшему из созданного Хенли, «Больничным стихам», написанным верлибром, а верлибр есть проза. Деля стихотворение на строки, автор задает ритм и приглашает читателя этому ритму следовать. Но единственный предмет его забот — литература. Поэзия не выше прозы, и проза не выше поэзии. Говоря о поэзии и прозе, мы имеем в виду чисто технические особенности словесной музыки — можно сказать, ее мелодию и гармонический строй, — хотя это вовсе не взаимоисключающие термины; разумеется, я вознес Хенли незаслуженно высоко, сказав, что его проза — прекрасная проза поэта, но вторая половина той фразы неявным образом отдает дань его верлибрам, которые У. Э. X., если бы у него осталась хоть капля критического чутья, должен был бы оценить первый! Вы, судя по всему, не поняли, что я хотел сказать. Малларме бы понял. Но дело не в этом. Все мы падки на пошлые панегирики, но У. Э. X. заслуживает скорее длинного перечня его литературных неудач, снабженных датами.

Я все еще здесь, хотя ветер дует немилосердно. На стенах у меня висят Ваши прелестные литографии, и Вам приятно будет узнать, что я не предлагаю Вам их переделать, хоть я и не издатель «доходных серий».

Рад был узнать, что Монтичелли продан, хотя Обах не пишет, за сколько. Завтра здесь будет Дэл Янг, и я скажу ему об этом. Похоже, он думает, что картину купил он. Разумеется, я ничего не знаю об обстоятельствах продажи.

В прошлый четверг Робби Россу пришлось вернуться в Англию, и я боюсь, в этом году он не сможет приехать снова.

Куда я сам подамся — не знаю. Чтобы делать ту работу, которую я хотел бы делать, у меня нет нужного запала и, боюсь, никогда уже не будет. Творческая энергия из меня выбита. К чему надрываться ради того, что принесло мне так мало радости, когда я это имел. Всегда Ваш

О. У.

176. ЛОРДУ АЛЬФРЕДУ ДУГЛАСУ{282}

Кафе «Сюисс», Дьепп

Вторник, 7.30 [? 31 августа 1897 г.]

Милый, родной мой мальчик! Я получил твою телеграмму полчаса назад и пишу тебе эти строки только лишь для того, чтобы сказать, что быть с тобой — мой единственный шанс создать еще что-то прекрасное в литературе. Раньше все было иначе, но теперь это так, и я верю, что ты вдохнешь в меня ту энергию и ту радостную мощь, которыми питается искусство. Мое возвращение к тебе вызывает всеобщее бешенство, но что они понимают? Только с тобой я буду хоть на что-то способен. Возроди же мою разрушенную жизнь, и весь смысл нашей дружбы и любви станет для мира совершенно иным.

Как бы я хотел, чтобы после нашей встречи в Руане мы не расставались. А теперь между нами необозримая пропасть. Но мы ведь любим друг друга. Доброй ночи, мой милый. Всегда твой

Оскар

177. КАРЛОСУ БЛЭККЕРУ

Гранд-отель де Франс, Руан

Понедельник [почтовый штемпель — 6 сентября 1897 г.]

Мой дорогой Карлос! Погода в Берневале была такая скверная, что я сбежал сюда, где она много хуже. Я не могу оставаться на севере Европы — климат меня просто убивает. Я не имею ничего против одиночества, если светит солнце и меня окружает joie de vivre[76], но последние две недели в Берневале были отвратительно мрачными и совершенно убийственными. Никогда не был я так несчастен. Я пытаюсь раздобыть денег, чтобы поехать в Италию, и надеюсь добраться до Сицилии, но дорожные расходы ужасают меня. Вряд ли я увижу Вас до отъезда, поскольку Вы пишете, что окажетесь во Франции не раньше конца сентября, и переезд из Базеля будет, без сомнения, долгим и утомительным.

Я глубоко огорчен тем, что Констанс не пригласила меня приехать и встретиться с детьми. Я и не чаю теперь когда-нибудь с ними свидеться. Всегда Ваш

Оскар

Пишите мне в Берневаль-сюр-мер.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ Неаполь 1897–1898

Описание

Единственное упоминание о поездке Уайльда из Берневаля в Неаполь принадлежит Винсенту О'Салливану. В своей книге «Облики Уайльда» (1936 г.) он пишет о том, как, получив письмо от Уайльда, он встретился с ним в Париже. За обедом Уайльд рассказал, что он едет в Италию:

«Он говорил об этом довольно долго, приводя подробности, часть из которых от меня ускользнула, потому что я не был в курсе событий. Насколько помню, главная трудность была та, что друзья и родственники его жены хотели помешать его воссоединению с лордом Альфредом Дугласом, который находился в Неаполе. Потом он добавил: «Я рассказываю вам все это не потому, что мне нужен совет. Я все обдумал и не собираюсь советоваться ни с кем». Я заверил его, что у меня и в мыслях нет предлагать ему советы. Это была чистая правда — во-первых, я считал излишней самонадеянностью советовать что-либо человеку, старшему по возрасту и стоящему настолько выше меня по заслугам; во-вторых, мне было совершенно безразлично, куда он поедет и что сделает.

Под конец он добавил: «Я еду в Италию сегодня вечером. Или, вернее, поехал бы, если бы не одно глупое обстоятельство. У меня нет денег».

Мы вышли из ресторана и направились на улицу д'Антен в Парижско-Нидерландский банк, где у меня был счет. Пока я брал нужную ему сумму, он дожидался меня в экипаже. Это был один из немногих моих поступков, которые я вспоминаю с удовлетворением. Не каждый день представляется возможность помочь гению и герою в его нужде. Из Парижа он уехал, вероятно, в тот же вечер — во всяком случае, очень скоро».

178. РОБЕРТУ РОССУ{283}

Отель «Руаяль дез этранже», Неаполь

Вторник, 21 сентября 1897 г.

Мой дорогой Робби! Мне переслали сюда твое письмо. Мое возвращение к Бози психологически было неизбежно; но, если даже оставить в стороне тайную жизнь души с ее стремлением любой ценой осуществить свои чаяния, меня принудили к этому люди.

Я не могу существовать вне атмосферы Любви: я должен любить и быть любимым, как бы дорого ни приходилось за это платить. Я бы мог прожить всю жизнь с тобой, но у тебя есть другие обязательства — ты слишком добрый человек, чтобы ими пренебречь, — и ты смог уделить мне только неделю. Реджи подарил мне три дня, Роуленд — шестерку солнц, но в последний мой месяц в Берневале я был так одинок, что хотел покончить с собой. Мир захлопнул передо мной свои врата, а калитка Любви по-прежнему открыта.

Если меня начнут осуждать за возвращение к Бози, скажи им, что он предложил мне любовь и что я, в моем одиночестве и позоре, после трех месяцев борьбы с отвратительным филистерским миром, вполне естественно, ее не отверг. Конечно, с ним я нередко буду несчастлив, но, несмотря на это, я люблю его; уже одно то, что он разбил мою жизнь, заставляет меня любить его. «Je t'aime parce que tu m'as perdu»[77] — этими словами кончается одна из новелл в «Le Puits de Sainte Claire»[78] — книге Анатоля Франса, — и они полны жуткой символической истины.