В. Козлов - Полярная фактория

• Название: Полярная фактория
• Автор: В. Козлов
• Издательство: Уралогиз
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1933

---

Большой спрос на хлеб продиктовал необходимость перевести Надю Пономареву с работы уборщицы в помощницы Дорофеевой. Она теперь помпекаря. Вместо нее в уборщицы взята другая.

Гремят кастрюли, глухо побрякивает кочерга, выгребающая золу и шлак из чугунной печи. Густые тучи мелкой пыли и гари выбиваются из всех печных отверстий и дверец. Они темными клубами идут вверх к потолку, редея, тихо расплываются в ширь и оседают на столах, стенах, полках пушистым легким слоем. С грохотом падают дрова, принесенные со двора.

Потом Дорофеева с помощницей надрывно пыхтят, отдуваются — точно осиливают крутой под’ем в гору. Месят. Лари большие — в сажень длиной. Тесто сначала жидко-ноздреватое, липкое. По мере подбавки муки оно становится гуще, плотней, устойчивей, ласковей.

Поворочать восьмипудовую махину не легко. С работниц катится пот. Их отрывочные слова вырываются из горла с удушьем, как у человека, поднимающего большую тяжесть.

Наконец тесто перестало липнуть к рукам, оно готово, — эластичное и пышное. Ларь закрывается. Пока тесто, бродя, поднимается, зажигают печь.

Уборщица за это время наносила воды из ближнего озера, наставила самовар, подметает, прибирает.

У чугунной времянки сбоку греются ведра с помоями для поросят, а сверху на камфорке стоит сковородка. Аппетитно плывет душок чего-то жарящегося и шкворчит кипящее масло.

Поля в кухне, как командир на капитанском мостике, отдает распоряжения, подкручивает пружинку заведенного волчка работы.

— Нарежь собакам хлеб… Принеси угля… Выплесни из таза. Смотри, не у дверей, а то вчера наплюхала под ноги. Стыд и срам! Заболтай Пегашке муки… Хлеба прибавь, корок… Идем поить поросят — бери ведро… Ай, батюшки подгорело!..

Все три женщины работают сосредоточенно и быстро. Дел невпроворот. Накормить свиней, лошадь, собак. Взмесить, разделать, во-время посадить в печь и во-время вынуть хлеб. Изготовить работникам фактории завтрак, обед, ужин. Мыть по нескольку раз в день посуду, лари, ведра, — всю кухонную утварь. Ставить бесчисленные самовары, угощать туземцев, следить, чтобы каждый остался доволен, никого не обделить. Чистить свинарник, мыть полы, стирать белье, топить печи, носить воду, изредка купать поросят и ухаживать за бесчисленными лампами, коптящими и капризничающими при малейшей небрежности.

Десятки, сотни больших и малых дел!

С некоторым опозданием впрягается в рабочий день мужская половина.

Встает Аксенов, отпирает лавку и что-то укладывает, наводит порядок. Вася Соболев, наколов дрова, запрягает Пегашку и отправляется возить уголь с берега к избе, или за сеном, за мхом в тундру. Счетовод пофыркал и поплескался у рукомойника, сел к столу и щелкает деревяшками счетов, обложился папками и книгами.

— Завтракать, товарищи!

Садимся за общий стол в кухне. Сказать по правде, жрем мы здорово. Частенько на завтрак жарят рыбу или пекут с рыбой пирог. Поля не признает разносолов и кулинарных тонкостей. Кушанья приготовляет простые, но сытные и вкусные. Порции огромные — ешь, сколько влезет. В городских столовых ни о чем подобном не смеют мечтать.

Оленье мясо сочно — лучше скотского. Иногда туземцы привозят телят — великолепное жаркое. Что касается рыбы, то какой бы сорт не взять — все превосходны. И чир, и омуль, и селедка, и местный сиг — поджаренные или в ухе — на редкость вкусны, малокостны и ароматны. Об оленьих языках и говорить нечего — это блюдо в пору любому избалованному гурману.

Мы целый день на воздухе, в движении: аппетит собачий. С’едаем столько, что в городской жизни это показалось бы болезнью, почти уродством.

Еще нет одиннадцати и мы не закончили чая, как являются нарты с гостями. Входят туземцы неторопливо, с мешками в руках.

— Ань здоров! — приветствует кто-либо из них и подает руку.

Немедленно ставится самовар. Аксенов открывает лавку начинается купля-продажа. Первые не уехали, а уж под’езжают еще и еще. Несут оленьи шкуры, волокут тяжелые связки моржевого ремня. Нет-нет появляется внушительный мех белого медведя. А в мешках наиболее ценный товар — песцы и пешки. Его вынимают не вдруг.

Аксенов прикидывает, всматривается, определяет качество, сортирует по разрядам и стандартам пушнину и сырье.

То-и-дело заминки, торг, клянчанье, надбавки. Промышленники — большие любители поторговаться, в этом деле весьма опытны. Когда промышленник сдал весь свой товар — подсчитывается общая сумма. В подведении итогов принимают участие все присутствующие туземцы, как равно и в подсчете уплачиваемых Аксеновым денег. Эта процедура производится всегда торжественно и, так сказать, показательно-демонстративно. Все желают видеть, что дело — начистоту.

Затем, не отходя от прилавка, этот же промышленник отбирает нужные вещи. Аксенов отмеривает, отвешивает. Выдает ордера на склад, где отпускаются оптовые товары. Закончив таким образом с одним, переходит к следующему, по очереди.

Пепеляев производит отпуск из склада. У него идет преимущественно десятками кило и на круглые суммы: хлеб, мука, соль, масло, кожи, табак, чай, сушка, мережа, капканы.

Вася накачивает в бутыли, бидоны и фляги керосин, носит кули, прибирает на чердак закупленное сырье.

Работа идет беспрерывным темпом до вечера. Иной раз некогда пообедать. Садимся за стол вместо обычных 5 часов — в 9—10.

В кармане у каждого из нас индивидуальный договор, заключенный с представителем с.-х. отдела Комсеверпути. Там: ясно сказано: „В виду невозможности по условиям полярной работы и обычаям туземцев установить твердое рабочее время на каждый день, таковое устанавливается в 192 часа в месяц, т. е. 24 рабочих дня, и может быть изменяемо в поденных нормах и интересах дела, но с таким обязательным правилом, чтобы средняя месячная выработка не превышала 192 часов“.

По поводу этого пункта и вообще отдыха у нас уже происходили жаркие дебаты на коллективных собраниях. Вахмистров утверждал, что некоторая перегрузка горячего сезона будет компенсирована длительным отдыхом в мертвые месяца полярной зимы — особенно полярной двухмесячной ночью.

Как профуполномоченный коллектива, я все же иной раз задумываюсь над этим вопросом, и мне кажется, что с.-х. отделу следовало бы потолковее и поосторожней составить текст договора.

Лишь в дни большого ненастья сутолока фактории замирает. Туземцы сидят по чумам, у нас пусто. Женщины пользуются этими днями для уборки и подчистки, стирки и мытья.

Иметь постоянные сношения с туземцами и одновременно соблюдать чистоту — штука весьма тонкая, требующая большой бдительности.

Меня стараются уверить, что туземцы абсолютно некультурны, не доросли до осознания гигиены, санитарии и т. п. — требуется просветработа.

Мне же кажется, здесь вопрос и не так прост, и несколько ошибочно трактуется.

Не „некультурны“ ненцы, а культура их не похожа на нашу — самобытна и своеобразна. К какой бы то ни было гигиене или санитарии не приспособлены еще те условия существования, в какие они втиснуты. Девять месяцев в году здесь зима или полузима. Туземцы кочуют в своих чумах, и чтобы добыть воду, растапливают зачастую снег в чайнике или котелке на скупом огне костра. Недостаток топлива — острейший вопрос, проходящий красной нитью не только через всю жизнь полярного кочевника, но и через всю историю этого племени. Огня, тепла, топлива нехватало во все бесконечные века этим людям. Они в состоянии добыть горячей воды только тот крайний минимум, какой необходим для пищи и питья. Им нечем стирать или мыть, и поэтому — только поэтому! — быт его уложился так, что стирать нечего, а мыться не к чему. Это продиктовано об’ективными условиями.

Даже в разгар лета вода в полярных озерах, реках и морях так холодна, что купаться нельзя.

Разумеется, культура полярного туземца стоит не слишком высоко, а в отраслях техники, литературы и т. п. — в стадии зачаточной. Однако, есть отделы искусств, в которых ненцы достигли высокого совершенства. Например, подбой мехов в своеобразных рисунках и узорах, выделка одежды и обуви в разных стилях, относящихся к различным эпохам их народной истории.

Это не „бескультурье“, а именно культура такова, что неизбежны и неистребимы вши. Они ловят их, не стесняясь ни своих людей, ни чужих. И опять-таки „стиль“: поймает и прикусит зубами. „Она меня ест, а я ее грызу!“ Так сказать, вышибают клин клином. Меховая малица и штаны одеваются на голое тело и не снимаются круглый год — естественно, воняет жестоко и терпко…

Нам туземные навыки не все подходящи. Когда на пару дней фактория свободна от гостей — мы спешим подчиститься, вымыться, переменить белье. Как-то подозрительно почесывается под рубашкой. И это не только от мнительности. Я не раз, после близкого соприкосновения с туземцами, находил на белье и одежде матерых зверей. Им лишь чуть-чуть дай повадку, ослабь наблюдение — расплодятся в два счета.