В. Козлов - Полярная фактория

• Название: Полярная фактория
• Автор: В. Козлов
• Издательство: Уралогиз
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1933

---

Остальная часть октября прошла под знаком приготовлений Аксенова к от’езду в Новый порт. С’ездить необходимо, главным образом, для координации расценок на товары. Это предусмотрено и уполномоченным Комсеверпути Евладовым. Он приказал, положим, „по первой пороше“, но первая потрачена на Дровяной мыс.

Конечно, ехать надо бы не Аксенову, а Пепеляеву, либо мне. Аксенов единственный человек, знающий язык. Без него торговля — сплошное недоразумение. И все же, когда выяснилось его твердое намерение ехать самолично, никто из коллектива не возражал. Неполадки из-за беспрерывной пьянки все равно обесценивают работу и создают бесхозяйственность.

Он выехал 1 ноября, увозя в крытой кибитке беременную жену.

Везет все тот же неутомимый Гришка.

Путешествие серьезное и, разумеется, не безопасное. Путь, чуть ли не 800 километров по снежной пустыне. В расчеты входит останавливаться для роздыха и кормежки оленей в туземных чумах. Однако трудно сказать с уверенностью — стоят ли чумы в предполагаемых пунктах, или откочевали. Кроме того, опасны бураны. Мы уже знаем примеры, когда сами промышленники блуждали по тундре несколько суток и не умели, сыскать собственного чума. Проплутав и просидев под снегом три дня, один туземец вернулся к нам на факторию и выехал, когда буран прекратился.

Зима уж вполне установилась. 25 октября ударил сильный мороз не меньше 20 градусов, при страшном ветре. Намело сугробы. Овраги и протоки заполнились до краев, сравнялись с тундрой.

Мы с Васей ездили закладывать рыбу и мясо для приманки песцов и не смогли найти озеро, хотя хорошо, кажется, изучили и дорогу к нему и месторасположение. Где раньше были трехсаженные овраги, выросла возвышенность. Рельеф стал неузнаваем — ориентироваться не по чем.

На Пегашке ездить опасно. Один раз он так основательно провалился в скрытую яму, что его насилу извлекли. Снежный наст его не держит. Говорят, в разгар зимы, когда ртуть упадет до 40° и ниже — покров окрепнет. Но все же, по-моему, сомнительно, чтобы снег не проваливался под тяжестью лошади. Только олени бегают здесь свободно. У них копыта мало того, что раздвоены, но и особо приспособлены к насту — половинки расходятся в стороны.

На бухте берег отходит все дальше и дальше. Мороз уже так прочно сковывает воду, что обыкновенный прилив не в состоянии разломать лед. Шторм же ломает и нагромождает новые и новые торосы. Они уходят грядами в бухту.

Не видно ни гаг, ни куропаток — улетели.

20 ноября последний раз в этом году видели солнечные лучи. Самого солнца не было — оно не поднялось. Лучи же в 1 ч. 30 м. пополудни прорезались в ясном небе на румбе юго-запада.

Дальше погода испортилась, начались затяжные бураны, а когда вновь выдался ясный день, то и солнечных лучей не обозначилось. Наступила, значит, та пора, которая известна под названием „полярной ночи“. Беспрерывной тьмы пока нет. День, правда, сократился до смешного: в 101/2 час. рассвет, к часу дня можно читать, в три — густые сумерки.

Мы круглые сутки работаем при лампах, но на дворе сменяются день с ночью.

Ночами видны северные сияния. Только в туманную или облачную погоду они скрыты от глаза. Да дневной свет гасит их.

Северные сияния правдоподобно описать очень трудно. Они многокрасочны и по очертаниям капризно-прихотливы. Иногда стоят в виде столбов света, тогда похожи на лучи прожекторов, неподвижно остановившихся в небе. Однако самое свойство их иное, чем у лучей прожектора. В сиянии нет жизни, нет игры — оно мерцает тускло и мертво. Не свет, а „приведение“ света, его зеркальное отражение. Впечатление получается именно, как от чего-то „мертвого“. Красочность сияний зависит от облаков, может быть, или от воздушных течений, от разной плотности и насыщенности воздуха парами или газами. Другими словами, возможно краски сменяются не потому, что окрашен отраженный свет, а в зависимости от небесного экрана, на который сияние падает.

Причудливость же форм фейерична. Я не видел двух сияний, похожих друг на друга. Они всегда разные. И в очертаниях нет точных граней или резких преломлений. Все расплывчато, все пределы теряются постепенно, исчезают и растаивают неуловимо.

В тихие ясные ночи белый простор тундры в сочетании с северным сиянием создает впечатление абсолютно мертвого покоя. В зависимости от вкуса, это может нравиться или нет. Но как световой эффект, таковая картина ни с чем несравнима.

Это крайне обидно: прожить больше года за полярным кругом и не иметь градусника для измерения температуры! Уж не говоря про систематические наблюдения, но из простого любопытства хотелось бы сравнить наиболее резкие понижения. За последнюю неделю холода стояли серьезные, градусов не меньше 30—35.

ГЕРОИКА И ЖЕРТВЫ ЯМАЛА

Хотя Ямальский полуостров исследован еще крайне недостаточно, однако нельзя сказать, чтобы он не привлекал внимания научных и промышленных организации и не разжигал бы предприимчивости в людях отважных и инициативных. В этом смысле Ямал уже имеет свою историю и свою героику.

Старожилы рассказывают о нескольких русских промышленниках, лет 20 назад проникших сюда с целью разведать промысла. Они пришли на полуостров в начале лета, добрались до озера Нейте, обширного и славящегося рыбой. Оно расположено в долине, спускающейся от водораздела к Обской губе, вблизи реки Се-Яга — километрах в 120 к югу от нашей фактории.

Надо сказать, в здешней тундре рыбных озер вообще много. К ним на лето откочевывают туземцы для промысла.

Когда русские выяснили колоссальность нейтовского богатства, у них закружились головы. И родился хищнический план овладеть всей рыбой одним ударом. Для этого требовалось: прорыть протоку в перешейке, отделяющем Нейте от соседнего ниже лежащего озера, и спустить воду.

С энергией людей, чуящих близость обогащения, они принялись долбить неподатливую тундру. Работали до изнеможения, отдыхали, сваливаясь с ног.

Туземцы издали тайком следили за ходом работ. Тундра волновалась. Шаманы бормотали своим богам заклинания. В замысле пришельцев туземцы видели недоброе. Удайся русским их проект — пойдет слава, нагрянут толпы предпринимателей: конец Ямалу! Не останется и этого последнего „края земли“, куда скрывается кочевник со своими оленями от жадных и цепких рук русского купца и пронырливого хищника — скупщика.

Работа русских промышленников выполнена. Оставшийся аршин перешейка продолблен, под него в окаменелую мерзлоту заложена пороховая мина. Переутомленная до последней крайности артель улеглась спать, чтобы завтра с свежими силами доделать последнюю и самую ответственную часть плана — спустить озеро.

Но стихия разрушила хитроумный план.

Небо нахмурилось, Нейте взлохматилось, земля дрогнула. С бешеной яростью кинулись волны на прорытый обессиленный перешеек и прорвали его, как белуха рвет гнилую снасть рыбака.

Ни один из промышленников не спасся. Застигнутые хлынувшей громадой воды, они погибли, возможно, не проснувшись.

Несмотря на все старания, мне не удалось узнать имена этих русских промышленников. Живет о них только предание среди ямальцев, расцвеченное в легенду. Да русские полярники-старожилы рассказывают о них безымянную и жуткую повесть.

Однако у Ямала имеется и современная героика.

К нам на факторию приехал промышленник Ермини Яунгат. Как это обычно ведется, сдал пушнину, поторговался, получил деньги и стал отбирать в лавке товар Из-за недостатка печеного хлеба возник спор — нужного ему количества не было. Тогда Яунгат извлек из недр малицы старый перевязанный ремешком бумажник и пред’явил интереснейший документ.

На официальном бланке начальника исследовательской промысловой экспедиции Уральского рыбтреста написана справка туземцу Ермини Яунгату в том, что он оказал незаменимую помощь, спасая исследователей от гибели. Это произошло осенью 1930 года, справка датирована 5 ноября.

Судно „Ямалец“, на котором экспедиция пришла на Ямал, потерпело крушение в Обской губе, у реки Венуй-Яга. „Ямалец“ — большой моторный катер — погиб на побережьи: ему негде было укрыться от бури. Яунгат со своим чумом стоял вблизи берега. Не даром он промышленник! Его энергичная помощь спасла участников экспедиции. Затем он на собственных оленях доставил потерпевших в бухту Хале-Яга, помог основать зимовье.

Приключение надолго оторвало Яунгата от промысла, создало много работы и хлопот.

В удостоверении начальник экспедиции Чибриков очень горячо аттестует отважного туземца. Он не только спас потерпевших кораблекрушение, но и отказался от предложенной денежной награды.

— Честный „ненец“ не может извлекать выгоду из чужой беды.

Справка заканчивается обращением ко всем факториям и госкооперативным организациям с просьбой снабжать Яунгата вне очереди и вне нормы продуктами и товарами, как человека, бескорыстно спасшего советскую экспедицию.