Владимир Мартынов - Явка в Копенгагене: Записки нелегала

• Название: Явка в Копенгагене: Записки нелегала
• Автор: Владимир Мартынов
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-87322-967-8

Книга повествует о различных этапах жизни и деятельности разведчика-нелегала «Веста»: учеба, подготовка к работе в особых условиях, вывод за рубеж, легализация в промежуточной стране, организация прикрытия, арест и последующая двойная игра со спецслужбами противника, вынужденное пребывание в США, побег с женой и двумя детьми с охраняемой виллы ЦРУ, возвращение на Родину.

Более двадцати лет «Весты» жили с мыслью, что именно предательство послужило причиной их провала. И лишь в конце 1990 года, когда в нашей прессе впервые появились публикации об изменнике Родины О. Гордиевском, стало очевидно, кто их выдал противнику в том далеком 1970 году.

Автор и его жена — оба офицеры разведки — непосредственные участники описываемых событий.

---

— А вам и знать незачем. Это руководители различных направлений разведки, но есть и повыше. Вот, например, только что вы беседовали с самим начальником ПГУ товарищем Сахаровским.

— Да ну! Что же вы раньше-то не сказали?

— А если бы сказал, то что? Он и не велел ничего говорить, чтобы вы посвободней держались.

«Смотрины» продолжались. Два дня провели на Лубянке. Потом нас всех отпустили с Богом, выдав отпускные и воинские требования на проезд по железной дороге. Сбор утром 25 августа, то есть через месяц, у метро «Измайловская», где нас будет ждать автобус.

Вначале я поехал в старшему брату в Туапсе, куда он получил назначение по окончании Львовской школы КГБ. Стояла хорошая погода, я впервые увидел море и вволю поплавал, делая довольно далекие заплывы. Недели через две приехал в город Умань, где жили мать с бабушкой и с младшим братом (мы переехали туда летом 1953 года). Они снимали хату с садом на берегу Верхнего пруда, дававшего начало каскаду прудов знаменитого паркового ансамбля «Софиевка», построенного графом Потоцким в прошлом веке.

Утром 25 августа я уже сидел в служебном автобусе на площади перед станцией метро «Измайловская». Подходили наши, но много было и незнакомых ребят. Автобус за полчаса доставил нас в лесную обитель, где нам предстояло за два года постичь премудрости ремесла, именуемого разведкой.

101-я— так называлась тогда наша разведшкола. Скромно и со вкусом. И конспиративно к тому же. Без фанфар. Это сейчас нашу разведшколу невесть почему стали называть громко и помпезно: «Краснознаменный институт службы внешней разведки имени Ю. В. Андропова». И находится это уникальное учебное заведение уже совсем в другом месте. Даже не знаю где.

Наш автобус встречал сам начальник школы генерал-майор Гриднев. Невысокий, седовласый, плотного телосложения человек в генеральской форме. Школа паша располагалась в лесу в районе Реутова. Во время войны там готовили диверсантов. А генерал наш готовил разведывательно-диверсионные отряды, которые забрасывались в тыл врага.

Все здания школы, кроме гаража, были бревенчатыми в два этажа. Центральное место занимал учебный корпус. Два общежития стояли поодаль на некотором расстоянии одно от другого. То, которое находилось ближе к учебному корпусу, предназначалось для тех, кто проходил годичный курс обучения. Там обучались солидные ребята, уже знавшие языки и имевшие опыт работы за рубежом. По весне, когда сходил снег, дворник собирал под их окнами мешки пустых бутылок.

Наше двухэтажное общежитие стояло на отшибе около спортивной площадки. Оно было еще довоенной постройки со скрипучими крашеными полами. Зимой там сухо, тепло и уютно, а летом — прохладно.

По весне все утопает в сирени, вокруг шумят ели. У входа в нашу войсковую часть расположены хоз-постройки: гараж, санчасть и баня.

В первый же день всем нам присваивают псевдонимы. Моим псевдонимом стал «Мартынов». Мне сразу вспомнился офицер Мартынов, убивший Лермонтова на дуэли. Затем стали формировать языковые группы. Я просился во французскую или испанскую, но меня почему-то направили в группу греческого языка. Туда же попали еще двое наших выпускников и один из МГИМО. Так мы и прожили вчетвером в одной комнате все два года. Один наш товарищ был женат. У него в Москве жила жена с маленькой дочкой. Он очень по ним тосковал и с понедельника до субботы ходил невеселый и задумчивый, когда же наступала суббота, он преображался, шутил, наливался энергией, и вообще всех нас в этот день он очень любил. По окончании занятий он мчался как угорелый на первый же автобус в город. Женатики возвращались в понедельник утренним автобусом и шли прямо на занятия. Мы же, холостяки, ночевали, как правило, и в субботу, и в воскресенье в общежитии, и для нас подавали ночной автобус от метро «Измайловская».

Большинство слушателей знали один-два языка еще до поступления, так как пришли из языковых вузов, из МГУ или МГИМО, а для тех, кто знает пусть даже один язык, изучить второй уже не столь проблематично. Тем более греческий, который мы начали изучать с азов, и к концу первого курса уже прилично на нем разговаривали.

Очень интересными для нас были спецдисциплины. Обучение основам и приемам ведения разведки за рубежом. В общем и целом это крайне сложное и очень своеобразное занятие — разведка.

По окончании первого курса на территории школы — месячные лагерные сборы, которые были посвящены спорту и военно-прикладным дисциплинам — самбо и стрельбе из пистолета. Мы регулярно бегали кроссы по лесным дорожкам, играли в баскетбол и волейбол. В зимнее время почти каждый день удавалось походить на лыжах вокруг территории школы. Многие предпочитали хоккей с шайбой. Яростные схватки продолжались до полуночи при свете прожекторов, густой мат висел в воздухе.

Я знал, что меня ждет напряженная, полная тревоги и риска работа, и поэтому уделял внимание своей физической подготовке и закаливанию. Регулярно, перемахнув через дощатый забор, уходил на пробежки в лес, а добежав до болотного озера, раздевался на зыбком торфяном берегу и бросался в темные холодные воды, чтобы проплыть в хорошем темпе метров сто — двести.

В партию я вступил уже в конце второго года обучения. Парторгом школы у нас был капитан первого ранга Павел Александрович Визгин (Пал Ксаныч), старый морской волк, руководивший разведкой на Северном флоте во время войны, человек, побывавший в самых немыслимых ситуациях и хорошо известный в своих кругах. Он жил на территории школы почти все время, пытаясь с помощью лесного воздуха и тенниса побороть болезни и надвигавшуюся старость.

Я чувствовал, что он давно присматривается ко мне. Перед госэкзаменами Пал Ксаныч зазвал меня в свой крошечный кабинет, провел со мной беседу о нелегальной разведывательной работе и спросил, не хотел бы я по окончании школы пойти в нелегалы. Я чувствовал себя в какой-то степени подготовленным к такого рода работе, сознавал, что это работа как раз по мне, я не связан семьей, и поэтому, не раздумывая долго, дал согласие, определив таким образом свою дальнейшую судьбу.

По окончании разведшколы я сразу же поступил на индивидуальную подготовку в особый резерв управления «С», ведавшего подготовкой и работой нелегалов. После отпуска, который я провел в Умани, приступил к своей основной работе. За годы обучения в лесной школе я освоил полный курс подготовки разведчика. Необходимо было лишь внести поправки, касавшиеся специфики работы разведчика-нелегала: радиодело и другие способы связи, работа на машине под наружным наблюдением, тайнопись, шифры, фотодело и многое, многое другое. Языком теперь со мной занималась настоящая англичанка Светлана Эдуардовна, а основами ведения разведки с нелегальных позиций — бывшие разведчики-нелегалы с опытом работы, исчислявшимися десятками лет.

В течение нескольких месяцев я проходил стажировку в одном из райотделом ГБ Москвы, познавая там все тонкости работы районного звена контрразведки. Как у нас, так и за рубежом информация о любой деятельности, подозрительной на шпионаж, поступает прежде всего в райотдел. Методы работы контрразведок во всех странах мира в принципе одинаковы, поэтому одним из основных требований, предъявляемых к разведчику-нелегалу, — это быть всегда начеку и по косвенным признакам уловить надвигающуюся опасность. И если говорят, что для разведчика главное— вовремя смыться, то это, разумеется, именно так. Только делать это нужно лишь тогда, когда достоверно убедишься, что над тобой нависла угроза провала. Если же будешь своей тени бояться и ударяться в бегство при малейшем подозрении, то никакой работы не получится, а по возвращении домой тебя как следует высекут и с позором выгонят. И поделом. Подготовка нелегала, его документирование, вывод за рубеж, легализация — за всем этим стоит колоссальный, кропотливый труд десятков твоих товарищей. Не можешь же ты допустить, чтобы все их труды пошли насмарку только потому, что тебе что-то там померещилось. Но бывает так, что мышеловка захлопнется еще до того, как ты успеешь что-либо понять или предпринять. Такое случилось и со мной. А практика в райотделе помогает в этом столь важном вопросе жизни и смерти: померещилось, или действительно что-то есть, и ты уже находишься в разработке.

Наш хозяйственник Ю. М. поселил меня в комнате коммунальной квартиры на Калужской заставе. Хозяйка комнаты с мужем находились в загранкомандировке по линии МИДа.

Прямо надо мной, на третьем этаже в трехкомнатной квартире жил популярный артист театра и кино Лев Наумович Свердлин с женой. Незадолго до моего появления они потеряли уже взрослого сына, и печаль лежала на их челе. В знакомые я не навязывался, хотя однажды в их квартиру пришлось вломиться с топором в руках, так как супруга артиста забыла выключить утюг и произошло возгорание. Я вместе с другими соседями топором открывал их дверь, пытаясь погасить огонь, до того как прибыли пожарные.