Петер Маргинтер - Барон и рыбы

• Название: Барон и рыбы
• Автор: Петер Маргинтер
• Издательство: Фантакт
• Жанр: Современная проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85976-050-7

Петер Маргинтер (р. 1934) — один из наиболее читаемых современных австрийских писателей. На русском языке публикуется впервые.

Причудливый круговорот событий и приключений, в который попадают герои романа «Барон и рыбы», столкновение реального и гротескно-фантастического, примиренных иронией автора (ощутимой уже в названии книги), вероятно, напомнят русскому читателю произведения Гофмана или Людвига Тика.

---

— Тс-с-с! — прошипел Симон, отводя последние из закрывавших обзор веток.

— Что там? — прошептала Теано, протискиваясь вперед.

Посреди маленькой чистенькой полянки стоял изящный мужчина неопределенного возраста в старинном платье из белой парчи, в белых чулках до колен и башмаках с пряжками. Он играл на серебряной флейте. Против него на траве сидели две ослепительно красивые девушки в воздушных тюлевых платьях, подле них лежали большие, плоские, как блин, шляпки из флорентийской соломки цвета меда и с разноцветными лентами. На траве перед умопомрачительной троицей была раскинута белоснежная камчатная скатерть с темно-синим чайным прибором. В корзиночке — ярко-желтые воздушные бисквиты.

Человек в белом издал веселую трель, опустил флейту, заботливо развинтил ее и продул. Прелестные девицы сморщили классические носики: эта процедура, к сожалению, неизбежная при игре на флейте, редко бывает аппетитной. И все равно Симону никогда прежде не доводилось видывать более грациозного вытряхивания слюны из музыкального инструмента, и он не переставал восхищаться, пока мужчина в белом раздумывал о чем-то, приставив к подбородку большой палец правой руки. Потом на узком лице заиграла улыбка облегчения, и он легкими шагами устремился прямиком к кусту, из-за которого Симон и Теано наблюдали необычную сцену. Ни минуты не сомневаясь в том, что таит куст, он сунул голову в чащу ветвей, заботливо оберегая пудреный парик.

— Приветствую, любезный кузен, — произнес он, протягивая Симону руку.

Симон вылез из бузины, стряхивая сухие листья и кусочки коры. Вслед за ним выбралась Теано и с любопытством уставилась на прелестных девушек.

— Боюсь, сударь, вы заблуждаетесь на мой счет, — вежливо поправил Симон. — Я не здешний и не припоминаю, чтобы мы где-то встречались.

— Знаю, любезный кузен, — улыбаясь, согласился незнакомец в белом.

Только теперь до Симона дошло, что он говорит на безукоризненном немецком.

— К сожалению, сейчас я лишен возможности подробно и в деталях разъяснить тебе наше родство, кое обозначил бы скорее как формальное, некоторым образом, — родство душ. Тем паче радует меня возможность причислить тебя к оному. — Девушки очаровательно рассмеялись. — С прелестными кузинами ты наверняка еще тоже не знаком. Тереза, Фиона, подите же сюда!

— Ведь я — д-р Симон Айбель из Вены, — слабо протестовал Симон.

— Ну разве он не милашка? — вопросил спутниц обладатель белого кафтана.

Редко приходилось Симону видеть столь очаровательных женщин, даже издали или в маминых модных журналах. Поэтому он охотно принял участие в диковинном представлении и благовоспитанно приложился к ручкам.

— Но раз ты — наш кузен, то можешь поцеловать нас в щеку, — сказал Фиона, бросая на него сияющий взгляд изумрудных глаз и с вызовом подставляя бархатную щечку. Симон благоговейно облобызал душистую персиковую кожу и повторил волнующую церемонию со второй кузиной.

— Скоро ли кузен Симон навестит нас? — спросила Тереза флейтиста.

— Ну, уж придется вам обождать! — Он сделал вид, что ревнует, лукаво подмигивая при этом Симону. — Вы же видите, что совершенно вскружили бедняге голову. Кто бы мог подумать, что как раз сегодня ты будешь здесь прогуливаться и угодишь прямиком на наш музыкальный чай! Как тебе понравилась моя игра?

— Я не очень-то разбираюсь в музыке, — смущенно ответил Симон. — Но мне кажется, что было очень красиво. А вообще-то я ничего не понимаю, ну совершенно ничего! Не могли бы вы…

Белый кафтан оглушительно расхохотался.

— Да уж, могу себе представить, кузен! Но на это мы трое не уполномочены. Прямо не знаю, не зашел ли я слишком далеко, столь непринужденно приветствовав тебя. Да впрочем, ведь это ты первый увидел нас. — Он вопросительно возвел очи горе. — Так к чему играть в прятки? К сожалению, мы должны отказать себе в удовольствии пригласить тебя на чашку чая. Поверь, мне очень и очень жаль! Так огорчительно. По вполне определенным причинам я даже сочту уместным теперь же распрощаться. Если вы с подругой намереваетесь расположиться тут на лужайке, мы, конечно, охотно соберем наши пожитки и перенесем мое музицирование куда-нибудь еще.

— Нет, не надо, пожалуйста, — запротестовал Симон. — Мы случайно сюда попали и вряд ли задержались бы, если бы не увидели вас.

— Ах, эти случайности! — вздохнула Фиона.

Симон вторично приложился к девичьим щечкам и пожал белому кафтану руку. Пока Симон сидел верхом на обрушившейся стене и помогал Теано взобраться, они ему махали. Обладатель белого кафтана уже вновь поднес к губам флейту.

Проще всего относиться к невероятному как к невероятному, ведь легче поверить в самые причудливые измышления, чем в чудо. Не очень-то корректно говорится, что то или се так уж просто «переварить». Настоящие трудности как раз при переваривании и начинаются. Известны даже случаи засорения желудка с неизбежным отравлением. Поэтому здравый смысл требует ломать голову над чудесами до тех пор, пока не найдется какое-нибудь объяснение, и мы согласны на самую тривиальную разгадку, чтобы хоть на время успокоить привычную к причинно-следственным связям совесть. В белом флейтисте не было ничего умопомрачительного, а в короткой беседе, как ее запомнил Симон, он даже назвал их родство метафорическим. Однако Симон совершенно определенно знал, что у него нет кузины, откликающейся на благозвучное имя «Фиона», а его двоюродная сестра Резерль Айервек, пухленькая гимназистка выпускного класса, всего и имела общего с красавицей Терезой, что не слишком разборчивую святую, именем которой их нарекли. Поэтому он решил счесть необычное поведение маленькой компании просто удачной мистификацией, очаровательной шуткой человечка в белом, которому обе юные дамы еще очаровательнее подыгрывали. Неясным оставалось, как белый кафтан разглядел его в густой бузине. Забавно: ведь это-то и было самым простым, проще всего из происшедшего. Но Симон не думал о шуме в кустах, он думал о персиковых щечках новообретенных кузин.

Теано пришла в дурное расположение духа.

— Ты мог бы и представить меня своим родственникам, — укорила она Симона.

— Но я же их совершенно не знаю!

— Странное родство, — мрачно отвечала она, но вскоре доверчиво взяла Симона за руку. Остаток ровного склона к городу они пробежали.

Неподалеку в поле мотыжила сухую землю крестьянка. Теано спросила, не знает ли та, кто живет в развалинах наверху. Крестьянка в недоумении уставилась на нее. Теано, далеко не безупречно говорившая по-испански, повторила вопрос. «Там наверху, — наставительно отвечала крестьянка, — там никто не живет. Святые отцы, построившие монастырь много веков назад, были такими праведными, что даже облака обходили вершину стороной. Туда и цыгане не забирались. Несколько лет назад приезжал господин из какого-то музея, измерял стены и все подряд фотографировал — и моего мужа тоже, он ему тогда помогал».

— Она говорит, что наверху никто не живет, — перевела Теано. — Даже привидений нет, святые отцы были столь благочестивы, что привидения не осмеливаются туда забредать.

— А добрые духи? — предположил Симон.

— А духов не целуют. Даже в щеку.

Симон оставил при себе вычитанное у Кирхера о суккубах{102} и инкубах{103}. С дамами не принято говорить на такие темы. К тому же это не обязательно добрые духи.

***

Когда они вернулись в Дублонный дом, барон сидел чернее тучи во дворе на каменной скамье. Теано кивнула Симону и исчезла в доме.

— Симон, пришла телеграмма, — поведал барон замогильным голосом.

— Ответ из Киллекилликранка?

— Все пропало, — простонал барон, — читайте!

Он подал Симону измятый листок, скромный памятник почтовой орфографии: «Ниудача как ожедали позравляем спасением фергюс маккилли».

— Да, это конец! О, мои коллекции!

Симон покачал головой и щелканьем языка попытался выразить сочувствие.

— Труды всей моей жизни пожраны выдрами!

Барон выпрямился и в отчаянии вцепился в ручку прислоненной к скамье метлы. Симон не знал, что и сказать. Невыразимая боль, причиненная его хозяину в некотором смысле новой и, вероятно, окончательной потерей, делала все слова мелкими и ненужными.

— Есть ли новости о поющей рыбе? — спросил он наконец.

— Чушь какая-то, — раздраженно проворчал барон. — Бургомистр прислал курьера с извещением, что я наклеил на прошение меньше марок, чем положено. Табачная лавка, где продаются марки, уже закрыта. Завтра с утра займитесь этими дурацкими бумажками, зайдите в ратушу и сделайте все остальное. Марки номиналом в три песеты: Его Величество на голубом фоне.

Грустно улыбаясь, барон кивнул Симону и раздавил жучка, ползшего вверх по ручке метлы: ни в чем не повинное испанское насекомое заплатило жизнью за бесчинства австрийских выдролюбов. Симон понял, что дел для него пока нет. И поспешил убраться в свою комнату.