Вадим Васильев - Трудная проблема сознания

• Название: Трудная проблема сознания
• Автор: Вадим Васильев
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89826-316-0

Книга посвящена обсуждению "трудной проблемы сознания" — вопроса о том, почему функционирование человеческого мозга сопровождается субъективным опытом. Рассматриваются истоки этой проблемы, впервые в четком виде сформулированной австралийским философом Д.Чалмерсом в начале 90-х гг. XX века. Анализируется ее отношение к проблеме сознание — тело и проблеме ментальной каузальности. На материале сочинений Дж. Серла, Д.Деннета, Д.Чалмерса и многих других аналитических философов критически оцениваются различные подходы к загадке сознания. В заключительной части книги автор предлагает собственное видение "трудной проблемы", позволяющее, с его точки зрения, избежать концептуальных тупиков и отдать должное интуициям здравого смысла

---

Это настоящий паралогизм: из отсутствия фиксированного центра не следует отсутствие Зрителя — а лишь прикованного к одному месту Зрителя, напоминающего узника платоновской пещеры, и стационарной Сцены. Это дополнение существенно, так как отсутствие стационарной Сцены, в отличие от отсутствия Сцены как таковой, не допускает однозначной онтологической интерпретации. Если Сцены нет вообще, то, конечно, не существует и ментальных Представлений, ква — лиа, В противном же случае нет достаточных оснований опустошать мозг от квалитативных состояний я фактически объявлять людей «зомби», пусть и такими, которые даже и не подозревают об этом. А Деннет делает подобный шаг: «Возможны ли зомби? Они не только возможны» они действительны. Все мы зомби»[81]. В других местах он именует людей «зим — бо» — это особая разновидность зомби с продвинутыми механизмами самомониторинга[82].

Тема зомби так популярна, что нельзя на время не задержаться на ней. Иногда можно услышать мнение, что зомби в огромном количестве населили философские тексты благодаря усилиям Д. Чалмерса. Но хотя он и в самом деле приложил руку к раскрутке этих странных героев, само понятие зомби как лишенного сознания существа, являющегося, однако, точной физической и поведенческой репликой человека, обсуждается давно. Еще Декарт касался этой темы — разумеется, не употребляя слова «зомби». Однако он считал, что человеческое тело не способно само по себе, без участия души, продуцировать поведение, характерное для людей, в частности продуцировать речь. В XVIII веке ситуация изменилась, и, к примеру, Хр. Вольф в своей «Метафизике» доказывал, что, несмотря на внешнюю нелепость понятия бессознательных физических копий людей, они могли бы существовать. В XX веке эта тема была акцентирована в 1974 г. р. Кирком, который и ввел термин «зомби» в широкий философский оборот[83]. Д. Чалмерс считает, впрочем, что терминологическая новация Кирка оставалась практически незамеченной до появления его собственных работ в середине 90–х гг. Однако это мнение нельзя принять. В самом деле, достаточно взглянуть на обсуждение проблемы зомби в «Объясненном сознании» Деннета. Примечательно, что в этой книге, вышедшей, напомним, в 1991 г., ее автор говорит о термине «зомби» как о чем‑то хорошо известном и даже заявляет об «общем согласии среди философов» в том, что «зомби являются или были бы такими людьми, которые демонстрируют совершенно естественное, сопровождаемое вниманием и речью, живое поведение, но при этом в действительности полностью лишены сознания, будучи чем‑то вроде автоматов»[84].

Деннет, впрочем, вовсе не считает, что понятие зомби может принести реальную пользу в философских дискуссиях. Напротив, оно, скорее, запутывает их. Дело в том, полагает он, что это понятие основано на иллюзии в той мере, в какой оно контрастируется с понятием человека. В действительности между людьми и «философскими зомби», дефиниция которых была дана выше, вообще нет различий. Ведь сознания, которого якобы лишены зомби, просто не существует, а в том смысле, в каком оно существует, зомби обладают им. Именно поэтому при желании всех людей можно назвать зомби.

Итак, Деннет настаивал и настаивает на том, что между людьми и зомби не существует реального различия. Вера в такое различие, утверждал он в статье «Интуиция зомби» (2001), перепечатанной в сборнике «Сладкие грезы»[85], основывается исключительно на традиции и, скорее всего, будет устранена в течение ближайшего столетия. Впрочем, сама порочная традиция обособления сознания, как он полагает, имеет глубокие корни, и это означает, что полного ее исчезновения ожидать не приходится: «она не сохранится в своей нынешней, токсичной форме, но устоит в качестве менее опасной мутации, все еще психологически мощной, но утратившей влияние»[86]. Подобно тому как люди научились противостоять видимости вращения Солнца вокруг Земли, они привыкнут и к мысли об иллюзорности существования сознания как особой реальности: «По — прежнему кажется, — будут, по мнению Деннета, изрекать они, — что эти механистические теории сознания оставляют что- то за бортом, но, разумеется, это иллюзия. В действительности они объясняют все, что требуется объяснить относительно сознания»[87].

Деннет упрекает «реакционных» философов, таких, как Чалмерс или Дж. Левин, отстаивающих «зомбизм», в нежелании слушать голос разума, предполагая, по — видимому, что его позиция имеет серьезные аргументативные основания.

Мы видели, однако, что некоторые его аргументы напоминают паралогизмы. Впрочем, его общая установка сохраняет хотя бы видимость правдоподобия: по крайней мере, мыслимо, что углубление нашего знания о реальном функционировании мозга приведет нас к ситуации, когда для предсказания поведения людей будет совсем не обязательно приписывать им ментальные состояния. Т. е. в обыденных ситуациях это по — прежнему будут делать, но с оговоркой, что это просто удобное допущение[88]. В таком случае тезис о том, что другие люди — зомби, уже не покажется чем‑то неординарным, как в наши дни нам не кажется неординарным тезис о «зомбий — ности» компьютеров или роботов.

Но видимость правдоподобия установки Деннета сохраняется, лишь пока мы говорим о других людях, — а как быть с самими собой? Приведет ли новое знание о функциональных схемах мозга к ситуации, когда мне не нужно будет приписывать сознание самому себе? Но приписываю ли я вообще себе сознание? Кажется, что для подобного приписывания у меня уже должен быть какой‑то материал, те самые квалиа, которыми я наделяю других. А если они уже есть, то, значит, собственное сознание не приписывается, а изначально дается[89].

Однако, несмотря на то, что это возражение звучит убедительно, позицию Деннета можно попробовать защитить. Все дело в том, что осознанные состояния подозрительно тесно связаны с вербальными отчетами. Если я осознаю нечто, то могу сказать об этом. Данное обстоятельство позволяет предположить, что сами квалиа могут быть интерпретированы как вербальные конструкции. Т. е. вполне может оказаться, что мое представление о собственных квалиа все же опосредовано суждениями. Но если это так и если суждения, в свою очередь, могут быть истолкованы в терминах функциональных диспозиций

— что вполне вероятно, — то картина сразу усложняется.

В самом деле, при таком истолковании проблема зомби выглядит следующим образом: при недостатке знаний о механизмах своего собственного функционирования мозг, точнее система мозга, ответственная за внутренний мониторинг, естественным образом продуцирует суждения о том, что интегральная информация, получаемая этой системой, лишена необходимой связи с низкоуровневыми процессами в мозге. Сама эта информация трактуется как нечто качественно отличное от генерирующих ее нейронных сетей. Человек в таком состоянии утверждает, что обладает неким особым внутренним миром, специфика которого не может быть зафиксирована с позиции третьего лица — возникает понятие квалитативного. Однако при расширении его знаний о собственном мозге он начинает понимать, как именно низкоуровневые процессы в мозге связаны с его интегральными контентами, фиксируемыми системой мониторинга. И хотя это понимание или знание тоже представлено в виде «ментальных образов» и состояний, т. е. в качестве высокоуровневых данностей, — и таким образом полного устранения иллюзии квалитативного не происходит, — но теперь он может уверенно утверждать, что это именно иллюзия и что на самом деле так называемые квалиа вовсе не являются чем‑то, что нельзя познать с позиции третьего лица, т. е. объективными научными методами.

Если это рассуждение корректно, то различие между людьми и зомби действительно утрачивается. Ведь зомби, будучи по определению бихевиориальными дубликатами обычных людей, с необходимостью будут генерировать у себя ту же самую иллюзию наличия у них квалитативных состояний, Точнее, они будут говорить, что у них есть ментальные состояния и что они кажутся им отличными от физических состояний их мозга. Но если наши квалитативные состояния действительно опосредованы суждениями о них и сконструированы этими суждениями — а в конечном счете бихевиориальными диспозициями, — то мы ничем не будем отличаться от них.

Все, таким образом, упирается в вопрос о том, можно ли согласиться с данным тезисом — об опосредованности нашего знания о собственных ментальных состояниях суждениями на этот счет. Нельзя отрицать, что в некоторых случаях такая опосредованность имеет место, и Деннет показывает это. Речь идет об уже упоминавшейся теоретической нагру- женности ряда представлений о наших внутренних состояниях. Но из того, что зачастую мы видим наши ментальные состояния сквозь «теоретические» очки, не следует, что при их удалении вообще не остается никаких ментальных квалитативных данностей или состояний. Более того, в ряде случаев мы вообще не знаем, как вербализовать состояния подобного рода — если сталкиваемся, к примеру, с совершенно новыми переживаниями. Кроме того, кажется — и это, на мой взгляд, есть решающий аргумент, — что даже при совершенно точном понимании, какого рода процессы в мозге связаны, к примеру, с наличием визуальных образов, представления об этих процессах не будут включать в себе элементы самих этих образов. Представление нейронной основы ментального образа, к примеру, голубой коровы не будет содержать в себе голубизны — разумеется, не является голубой и сама эта нейронная основа. И это значит, что всегда можно говорить еще о чем‑то, кроме как о состоянии мозга, а именно о том, «каково это», по уже упоминавшейся формуле Т. Нагеля, находиться в таком состоянии.