Феликс Эльдемуров - Птичка на тонкой ветке

• Название: Птичка на тонкой ветке
• Автор: Феликс Эльдемуров
• Жанр: Фэнтези

---

Фляга же, как только коснулась мостовой, не подпрыгнула, как можно было ожидать, а расплющилась и растеклась, как если бы была сотворена из воска. И начала шипеть и таять, и буквально через полминуты на ней вначале исчезли слова "ЗАГАДАЙ ЖЕЛАНИЕ!", а потом она пропала совсем...

Тогда я обратил внимание снова на Кротоса. Но Кротоса... вернее, Кротоса в предыдущем его виде на месте не было.

На том месте... лежала лишь груда его одежд... да, просто груда мокрых тряпок, внутри которых, правда, копошилось что-то мелкое и повизгивающее.

И все заинтересованно, но, не решаясь пока приблизиться, смотрели на это, последнее на сегодня превращение.

Из груды материи высунулась круглая, туповатая голова с морщинистым шерстистым лобиком, короткими ушками и длинным, туда-сюда ходящим язычком. Затем небольшая, всего в пол-локтя высоты, собачонка выбралась наружу вся и встала, помахивая хвостиком-крючочком, озираясь и, по временам повизгивая, обводила окружающий мир тёмными недоумёнными глазами.

- Знаете, а по-моему, это - мопсик! - сказал Леонтий.

- Господи! Господи, Боже мой! Да пропустите же!

Сквозь толпу протискивалась женщина. Она была немолода, но ярко накрашена и одета в цветастое платье, а её руки потянулись к собачонке.

- Боже мой! Какое чудо! Чей же это пёсик? Ничей?..

И, не дожидаясь ответа, подхватила мопсика на руки.

- У ти, мой холёсенький! Не плачь, мой бедняжка, не плачь!.. И кто же тебя замотал в эти гадкие, мокрые тряпки? Разве можно так обращаться с бедным животным? Ничего, сейчас мы пойдём домой, я устрою тебе тёплую ванночку... ты ведь любишь тёплую ванночку? А потом мы покушаем, а потом мы купим тебе красивый ошейничек и красивый поводочек, и будем с тобою гулять! Я буду называть тебя Тяпа-Ляпа!

Новоявленный Тяпа-Ляпа сучил ножками и скорбным тёмным взором безнадёжно поглядывал вокруг... и вдруг, извернувшись, попытался укусить хозяйку за палец.

- У ти, какой ты у нас капризный, у ти, какой непослушный! Давай я тебя поцелую! У ти, мой сладенький!

И она чмокнула его - прямо в чёрный сопливый носик...

При этом все трое "омнийцев" вдруг характерно схватились за затылки - так же, как до этого те люди, на стадионе...

- Ну, пойдём, пойдём, мой крошечка, пойдём, мой ненаглядненький!..

И женщина ушла, унося бывшего диктатора туда, где его, вне всякого сомнения, ожидали и тёплая ванночка, и кормушка, и мягкая подстилочка на ночь, а в ближайшей перспективе - крепкий поводок и надёжный ошейник.

- Не скули, приятель! - крикнул кто-то вслед. - Делать нечего! Теперь ты в её мире - и король, и бог... Райского житья тебе по гроб жизни!

А король Пикус, подумав, решил:

- Вот что, друзья мои! Раз всё завершилось так благополучно, и мы свободны от тревог... Праздник есть праздник. Давайте праздновать дальше!

Часть IV - Турнир

Глава 9 (28) - Размышления сэра Бертрана де Борна

После долгих обсуждений мы решили, что вполне достаточно взять с собой пять человек: проводника, кучера и трёх слуг... Нам нужны были люди храбрые, надёжные, на которых мы могли бы полностью положиться.

Генри Райдер Хаггард, "Копи царя Соломона"*

-----

* Пер. Н. Маркевич.

-----

1

Занимательная вещь эта бумага. Или "бамбигия", как её ещё называют, хотя это неверно. По ней можно писать, на ней можно рисовать. Можно просто отбросить или даже сжечь, потому что выскоблить её как пергамент невозможно. Она недорога в изготовлении, она бела как свежий снег... Строки на ней могут стать стихами, могут стать любовной запиской, могут стать доносом... Чем-то она напоминает человека. Она близка нам, людям. Помещая в неё свою душу, мы творим незаметную магию, или... творим молитву?

Я разбираю свои старые бумаги, проглядываю нотные записи. Вот интересная запись, её мне подарил один мавританин... сарацин...

Гм. "Сарацин". Это вы здесь, в Европе, привычно именуете всех восточных людей этим названием, не разбирая, кого именно имеете в виду.

Есть арабы, есть сельджуки, есть сирийцы, есть бедуины, есть мамелюки Египта. Есть воины, есть священники, есть торговцы, есть простые крестьяне. Может быть, единственное, что их объединяет - сочетание покорности судьбе, а с другой стороны - их гордости. Помню, как вступив в одну из горных деревень, мы не нашли в ней ни одного человека. И причина их отсутствия была ужасна. Они все покончили с собой, бросившись в пропасть... Да, да, именно так. Они узнали, что идём мы. Они представили, как воины с крестами на одежде врываются в их дома, насилуют их женщин, убивают или отдают в рабство детей... И решили, что уйдут сами.

Война... она не щадит никого. Я побывал во многих схватках, не задаваясь особенно вопросами: за что идём и за что боремся? Да, я воин, и призвание моё - битва. Но когда случается такое...

Вспоминается Саладин.

"Почему же ты не принёс с собою лютни, молодой певец?"

Вот.

Вот где должны соревноваться меж собою люди! И именно этому должна быть посвящена их недолгая жизнь!

Ибо жизнь человека напоминает песню.

Мелодию её мы нащупываем пальцами правой руки; струны можно перебирать медленно, а иногда бросать на них пальцы, ураганными аккордами поражая слух людей; а можно чередовать то и другое - так по-разному бьётся наше сердце в зависимости от наших чувств и мыслей; а можно заставить их замолчать, прихлопнув струны ладонью.

Гриф лютни напоминает позвоночник. Как говорил мой восточный учитель, здесь требуется особенная чувствительность и точность пальцев, она должна стремиться к той тщательности, которую проявляет Бог, ведя нас по жизни, создавая ситуации, ставя перед нами цели, помогая определить задачи и... находить их решения, быть может?

В словах песни - наши чувства и мысли. Верно подобранные слова, слитые с мелодией напева в единое целое, раскрывают нам смысл существования. В этом существует великая ответственность певца и в этом - высокое мужество Слова.

Есть песня-марш, есть песня-танец, есть песня-молитва.

Но это ещё не всё.

Модуляции нашего голоса, его громкость и тембр?

Молчание... вернее, умолчание - что стоит за словами?

Настроение, с которым мы совершаем этот великий акт? - который есть акт любви, или молитвы, или нового рождения на свет? Наши чувства, мысли, идеи? К чему ты стремишься, во имя чего живёшь, зачем ты сочинил всё это, зачем, кому и что поёшь? Что за звезда ведёт тебя по жизни?

Присутствует ли в тебе любовь?

И что она, любовь? Бесплодное ожидание высшего счастья? Идея, что овладела твоими чувствами? Радужный кошмар, что прерывается жестоким пробуждением?

Или же она - в невольном сочувствии? В желании защитить, помочь, развеселить, развлечь, вызывая улыбку, привлекая внимание к себе?

Откуда же оно берётся, желание?

"Ах, как ты стараешься, милый - конечно, для меня, любимой..."?

Человеку не свойственно долго оставаться одному. Там, где это, волей случая, всё же происходит, он порывается разговаривать с собакой, или птицами, или цветком, или с самим собой, или со стенами своей темницы.

Полностью одинокий человек, презирающий общение - злобен.

Быть может, любовь - это поиски собеседника?

Мы не в силах, по своей природе, лицезреть Божества... так, поэтому, пытаемся увидеть Его в лучшем из Его творений?

Так маленькие щенки, разлучённые с матерью, к которой не могут прижаться, сбиваются, в конце концов, в одну кучу. И дело даже не в том, что им холодно, но в том, что они одиноки и ищут подобного себе.

О мои добрые, о мои милые, о бесконечно великодушные друзья мои! Как благодарен я Богу, что Он позволил мне встретить именно вас на моей жизненной дороге! Как вы меня понимаете, как мне сочувствуете, как поддерживаете в тяжёлые минуты! Как вы терпеливы к моей преждевременной старости в суждениях, как, подобно чуткому и умелому лекарю, понемногу, терпеливо помогаете мне избавляться от этой болезни!

Вы смиренно сносите мои ворчание и грубость. Вы тонко различаете, когда я расположен к общению, а когда желаю остаться наедине со своими мыслями. Вы не навязываете мне своего общества и не докучаете несвоевременными советами, но всегда рядом, когда я действительно нуждаюсь и в общении, и в советах.

Вы, которые, как и я, не раз смотрели глаза в глаза смерти, но никогда не бравировали этим. Вы, изведавшие любовь, но никогда не посмевшие бы смеяться над нею. Хотя, каждый из вас знает немало весёлых историй, но ни в одной из них нет и тени ни ненависти к человеку, ни издевательств над его страданиями...

С вами я вновь обрёл стихи и песни. С вами я вспомнил, что, помимо бесконечной и полной испытаний дороги, перемежаемой кровью сражений, сопровождаемой разочарованиями из-за лжи и предательств, дороги, что до того проходила в изнуряющей душу погоне за идеалом - в ней существуют и другие явления, когда залечиваются раны, когда уходит тоска, и начинает быть видимым свет вдали, и сама жизнь проявляет новый смысл.