Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

• Название: Резиновое солнышко, пластмассовые тучки
• Автор: Андрей Войницкий
• Жанр: Короткие истории

Идея повести «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» возникла после массового расстрела учеников американской школы «Колумбина» в 1999 г. История трех подростков, которые объединяются, чтобы устроить кровавую баню в своей школе стала первой в Украине книгой о школьном насилии. По словам автора, «Резиновое солнышко, пластмассовые тучки» — не высокая литература с витиеватыми пассажами, а жесть как она есть, история о том, как город есть людей, хроника ада за углом свежевыкрашенного фасада. «Это четкая инструкция на тот черный день, когда вам придется придумать себе войну, погибнуть в ней и сгнить в братской могиле вместе со своим батальоном неудачников», — говорит Войницкий.

---

За углом неожиданно обнаружился Сом — он курил, вглядываясь в туман и было в его профиле что-то от байроновских героев, некий аристократизм. Юля ожидала увидеть его сейчас меньше всего, но внезапно поняла: в последние дни он-то и был ей больше всего нужен. Не слюнявый Гена, не вонючий Горик, не пьяный Корабль, не Змей — а он. Юля поняла, как она по нему соскучилась.

Чуть дальше курила девочка с культовой грудью, — и больше никого не было. Грудастая девочка училась, кажется, в Гориковом классе; Юля тут же приревновала ее к Сому, наверное, потому, что та находилась в радиусе трех метров от него.

Юля подошла к Димке.

— Привет.

— Привет.

— Как оно?

— Так…

Она достала сигарету, и он механически подкурил ей своей зажигалкой. Между ними не было и двух метров, но Юля чувствовала, что их разделяет многокилометровая пропасть. Сом явно собирался докурить и уйти, а ей было необходимо сказать ему так много… Она собиралась рассказать ему все, говорить пока не кончатся слова, говорить пока он будет слушать, говорить, говорить, говорить…

Между ними была пропасть. Юля спрашивала себя: кто ее вырыл? Наверное, никто. Просто так случается само по себе. Он звонил ей, а ее не было дома. Потом она забывала перезвонить, а когда перезванивала, — не было дома его. Они встречались на Фонаре, но она была с кем-то, и он с кем-то был, и они расходились в разные стороны, так и не успев поговорить… Поговорить как раньше… И они встречались в школе, но все чаще проходили мимо там, где когда-то останавливались.

Юля ощутила страх. Она теряла человека, которого по-настоящему любила, продавала его кому-то за мелочевку. Ей было знакомо это ощущение: словно под ними разъезжаются в разные стороны земляные глыбы, расстояние увеличивается и уже ничего нельзя сделать.

— Слушай, Дима… — произнесла она болезненно.

Он посмотрел на нее, но тут же перевел взгляд — из тумана вынырнул Игорек, все такой же кричаще-модный: с блестящей гелем прической, в облегающем, при очках и серьге. Хотелось разрядить в него обойму из Макарова.

Увидев грудастую девочку, Игорек подскочил к ней:

— Сиська в твоем классе учится?

— Горик? — переспросила та.

— Ну.

— В моем.

— Он сегодня в школе?

— Нету.

Игорек сделал победоносную физиономию и подскочил к Юле:

— И Кузи сегодня нету? Так же?

Юля вспомнила, что Кузи действительно сегодня нету.

— Нету, — ответила она, бросая это слово ему как милостыню.

— Я так и думал! — обрадовался Игорек, доставая сигарету. Курением он тоже отдавал дань моде — все курили и он курил.

— А что такое? — поинтересовался Сом.

— Вы еще не знаете? — удивился Игорек. — Про Кузю и Сиську. Новый прикол. Вчера после уроков. Что, в натуре, не знаете?

Он явно знал, что они не знают, ему хотелось растянуть эффект.

— Ну, колись, давай, — не выдержал Сом. — Что там было? Сиська убил Кузю монтировкой?

— Круче. Сиська взял у Кузи в рот и откусил ему залупу.

— Не смешно, — холодно отозвалась Юля, разминая пальцами фильтр сигареты.

— Я не шучу! — сказал Игорек, делая большие глаза.

И он рассказал нечто немыслимое. Оказывается, вчера Горик был дежурным в классе и остался убирать его после уроков (грудастая девочка это подтвердила). Кузя узнал об этом от Несмешного и решил отомстить Горику за тот кирпич. Вместе с Дудником, Другом, Мамаем, Несмешным и Несторовичем из 8-го «В» они пришли в класс, где Горик был один. Еще раньше они решили его «опустить», причем Кузя должен был быть первым. Угрозами и побоями они заставили Горика отсосать у Кузи, и тот действительно начал отсасывать, а потом вдруг впился зубами в Кузину головку. Было много крови, были крики, которые услышала проходящая мимо учительница, — в конце концов, все с перепугу разбежались. Убежал и окровавленный Кузя и до сих пор не появлялся, и никто не знает, что там осталось от его члена.

— И откуда ты все это знаешь? — осведомился Сом.

— Так все знают.

— Пиздеж, — усомнился Сом.

— Отвечаю! То есть Мамай ответил, что правда. Кузя придет, сам у него спросишь.

— Кузя не придет, — сказала Юля, — если все это правда, конечно.

— Да и Сиськи не будет, — сказал Игорек. — Все ж знают, что он отсасывал… Ладно, ты идешь? — спросил он у Сома.

— Останься, — попросила Юля Димку. — Мне поговорить с тобой надо.

— Ну я тогда пошел, — сказал Игорек и растворился в тумане. Минуту спустя ушла и грудастая девочка.

Они остались вдвоем. Юля молчала, пытаясь сплести из всех чувств и эмоций последних дней разумное предложение. Кроме того, она думала о Горике.

— Что ты хотела мне сказать? — спросил наконец Сом.

В тумане прозвенел звонок на урок. Они не сдвинулись с места.

— Понимаешь… — сбивчиво начала она. — Я… ты… мы редко видимся в последнее время. А мне довольно хреново… довольно мерзкий период… Я запуталась, не знаю, что делать… не знаю зачем я делаю то, что делаю… Понимаешь, мой папик оставил мне странный подарочек, я никогда тебе не говорила…

Лицо Димки не выражало никаких эмоций. Непонятно было даже, слушает он ее или нет.

Юля поняла, что сейчас может расплакаться. Пытаясь подавить истерику, она достал новую сигарету. Он подкурил ей, так же равнодушно.

— Дима, я не знаю почему так получается, — быстро сказала Юля. — Мы же были… Я же люблю тебя… Мне же ты нужен, а я общаюсь черт знает с кем… со всякой мразью… Ну скажи ты хоть что-нибудь! — закричала она.

— Сказать? — переспросил он спокойно. Слишком спокойно. — Что тебе сказать, Юля? Со всякой мразью общаешься? Это с Кашиным? Или с этим хуесосом черножопым?

— Откуда ты знаешь?

— Так я ж не слепой. И не глухой. В этой школе глаз больше чем людей. Не в два раза больше, а в двадцать. Интересно, чем эти двое так тебя заинтересовали?

— Это странная история. Я и сама толком не знаю…

— Зато я знаю, — резко перебил Сом.

Она удивленно подняла на него глаза. Он смотрел на нее с ненавистью.

— Ты же у нас стервочка, — сказал он перехваченным голосом. — Маленькая хитрая дрянь, флиртуешь направо и налево. А по-моему, Юльчик, ты просто сука. В старину таких как ты затаптывали ногами всей деревней и правильно делали.

Такого Юля абсолютно не ожидала. Это говорил Дима, ее Дима, умный, нежный, понимающий… Это говорил единственный человек в котором она была всегда уверена. Единственный, к кому она не боялась повернуться спиной. Единственный, кого она любила. Единственный, кого она вообще способна была любить. Юля почувствовала себя разбитой на кусочки. Ее добило даже не то, что он сказал, ее добил его голос. Она заплакала. Просто заметила, что текут слезы. Сил никаких не осталось, хотелось просто рухнуть на колени.

— Дима… — пробормотала она. — Зачем ты так со мной? Что я тебе сделала?

— Что ты мне сделала? — она поняла, что он на грани истерики. — Ты меня еще спрашиваешь, да, Юльчик? Ты в недоумении хлопаешь мохнатыми ресницами. Тебе хреново, значит, да? Мерзкий период. А когда мне было хреново и я тебе звонил, по двадцать раз в день звонил и просил — зайди ко мне или давай я зайду, а ты то занята, то тебя нету, то у тебя планы какие-то… Когда я приходил на Фонарь и видел тебя там то с Кораблем, то с Джоном, то еще с кем-то… Даже с Пельмнем, Юля, мать твою, даже с Пельменем! Думаешь, мне тогда не было хреново, а, Юля?

— Но мы же договорились, — выдавила она. — У тебя же тоже кто-то был…

— Договорились. Конечно. Свободная любовь. Фрилав. Только ни хрена это не катит. Не получается у меня быть с тобой и видеть с тобой кого-то другого.

— Почему же ты мне ничего не сказал?

— Сказать. Конечно. Ты бы меня сразу бросила. «Ревность — удел ничтожеств» — так ты, кажется, говорила. Что же мне оставалось? Признаться, что я ничтожество? Пополнить армию тех неудачников, которые за тобой бегают? Чтобы ты смеялась надо мной как над ними? Признаться, что я за тобой следил? Признаться, что я ночевал под твоей дверью, считай на коврике для обуви, а когда ты пришла утром, — спрятался, побоялся к тебе подойти? Я даже повеситься хотел, Юльчик. Знаешь, что меня остановило? Мысль о том, как тебя это насмешит.

— Господи… Дима… — она не знала, что сказать. — Все совсем не так… Я не такая… Я не знала… У тебя ведь тоже были какие-то девчонки…

У него блестели глаза. Он отвернулся и сказал из-за спины уже более спокойным голосом:

— Никого у меня не было. Я видеть никого не мог, кроме тебя. Это я тебе говорил, что у меня кто-то есть. На самом деле, меня от них тошнило, — он достал сигарету и закурил. — Я жениться на тебе хотел. Тупо, банально жениться. И жить вместе. И чтобы твоя мама была моей тещей.

Последние слова он произнес тихо и как-то по-детски плаксиво. Юля вытерла слезы и попыталась прочистить горло.