Лада Исупова - Мастер-класс

• Название: Мастер-класс
• Автор: Лада Исупова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9725-242

Перед вами истории – смешные, грустные, поучительные, неизменно интересные и погружающие в волшебный мир музыки, рассказанные человеком уникальной профессии – концертмейстером балета.

Вы когда-нибудь смотрели спектакль не из зрительного зала, а из-за кулис? А бывали на репетиции или на уроке? Хотите заглянуть? На страницах этой книги автор проведет вас через «служебный вход», и вы окажетесь внутри учебного процесса, обычно скрытого от посторонних глаз.

В сборник вошли рассказы не только о профессионалах или учениках, но и о людях, для которых музыка или танец не профессия, а хобби, страсть, часть жизни. Впрочем, часто автор сам чувствует себя учеником, который пытается разобраться в новом для него мире – мире танца.

Книга вошла в шорт-лист национальной литературной премии «Рукопись года 2012».

---

Одна из главных тем смол-тока, я бы сказала, основополагающая, – о еде. Кто что ел. И вкусно ли это было. Варианты – вкусно, очень вкусно, рилли вкусно. Если было невкусно, то упоминать не надо.

Когда в классе появился француз, мы по кругу отвечали на вопрос, как прошли наши выходные. Отвечать нужно было в определенной глагольной форме, пару предложений. Когда очередь дошла до него, он ответил:

– В субботу мы ходили на большую вечеринку к друзьям.

Этого было мало, училка направила:

– Вам понравилось на вечеринке?

– Да.

– Что вы там ели?

Француз подумал, что не понял, и на всякий случай переспросил.

– Что вы там ели? – чеканно повторила училка.

Он опешил. Бросил вопросительный взгляд назад и растерянно повернулся обратно. Училка опять пришла на помощь:

– Там было много разной еды, не так ли?

– Да, – кивнул смутившийся француз, он не понимал, в чем подвох.

– Что вы там ели?

– Ел?!.. В смысле… – он изобразил быстрые движения ложкой.

– Да.

– Ох… да не помню… какая разница… что-то ел…

– Это было вкусно?

Потерявший точку опоры француз пополз взглядом по лицам одноклассников, но первыми сидели фарфоровые китаянки, затем спавший мертвецким сном мексиканец, и, наконец, его взгляд уперся в меня. Я медленно кивнула, мол, все нормально, брат, у них всегда так. Он быстро обернулся и ответил:

– Да, это было съедобно.

Во время перерывов гастрономическо-погодная тема была у нас основной. Мы, конечно, удирали, как могли, но оставлять класс пустым было неловко, поэтому либо училка кого-нибудь в упор останавливала, либо мы сами поддерживали вялое присутствие. Так, ни шатко ни валко, мы отсиживали свою повинность по «непринужденной беседе», но неожиданно одна из китаянок забеременела, и у нас появилась общая тема для разговоров. У всех в классе, кроме молодых китаянок и училки, были дети, поэтому мы искренне расспрашивали ее о здоровье и что она ест. Однажды она пожаловалась, что никак не может привыкнуть в Америке к тому, что приходится есть мясо коровы, забитой «не сегодня». Она плакалась, что долго вообще не могла есть тут мясо, но постепенно приучает себя понемножку, и это ужасно, ужасно! Она мучилась и хотела домой, в деревню. С наступлением беременности наши внутригрупповые отношения с Китаем несколько потеплели, мы ее жалели. Она тоже помягчела. Подруги стали ее сторониться, как будто она выкинула что-то вздорное, да и не понимали они ничего в этом деле.

Дни шли за днями, и однажды мексиканка осторожно спросила:

– Скажи… а почему ты так сильно прибавляешь в весе? Что доктор говорит?

Это была правда – разнесло нашу девицу со страшной силой.

– Не знаю, а что, не должно?

– Ну должно… но не так.

Училка тут же закудахтала, что девочка выглядит прекрасно, что всё совершенно в норме, что доктор бы непременно так и сказал, начала делать пассы руками и таращить глаза, давая мексиканке понять, что та переходит границы приличий, но мексиканка строго подняла руку, как бы отстраняя ее, мол, политес – в другой раз. От неожиданности училка села.

– Что ты ешь? Ты отекаешь?

– Не знаю, – заканючила девчонка, – ем как всегда, как доктор говорит.

– Расскажи, что ты ешь.

И китаянка, шмыгая носом, начала перечислять все, что она ест. Мы, сдвинув брови, внимательно слушали (класс мгновенно превратился в научный консилиум, на каждом появилась незримая белая шапочка, на девочке – линялый халатик). Она детально перечисляла все, что ест и где покупает, училка автоматически поправляла произношение, мексиканка мерно кивала. Ничего криминального в ее рационе не было.

– Это все?

– Из еды – все.

Мексиканка насторожилась:

– А не из еды?

– Только то, что доктор прописал.

– Витамины?

– Витамины тоже.

– А что еще?

– Peanut Butter, банку за пару дней.

– Что?! – заорал класс. – Банку?!

Peanut Butter – это арахисовое масло, калорий – на месяц вперед, даже больше. Считается, что оно придает энергию. Выглядит как вареная сгущенка, только не сладкая, поэтому его мажут на хлеб, а сверху заливают вареньем. Мы поняли, что произошло какое-то недоразумение, поэтому потребовали подробностей.

И она рассказала, как пожаловалась врачу, что есть ничего не может, особенно по утрам, хочет спать, и плакать, и домой, на что доктор посоветовал есть что-нибудь сладенькое, но наша китаянка, оказывается, с детства не ест ничего сладкого, а теперь и вовсе не может. Доктор начал перебирать соблазнительные сладости, она отвергла все. Наконец он воскликнул: – Что, и Peanut Butter не любите? Не может быть! Его все любят! Вы должны, должны есть что-нибудь сладкое, ребенку это необходимо для формирования, к тому же там много белка!

Далее следовали рыдания о том, что это невозможно есть и что это совершенно насъедобно (тут мы согласны). И главное – абсолютно не сладко!

– Так его же не едят просто так! На него кладут желе! – испугалась училка..

– Желе? – вытаращила глаза китаянка. – Еще и желе? Я не смогу! Я и так рыдаю каждый раз и терплю только из-за ребенка.

Мы со всех сторон начали объяснять ей, что, во-первых, доктору и в башку не могло прийти, что она станет столько этого масла есть, а во-вторых, американских врачей вообще слушать не надо.

– А кого надо слушать?

– Нас!

Удивительно, но она сразу это приняла. Особенно мексиканку. Та методично рассказывала ей, что нужно кушать, но мы опять уперлись в мясо.

– Вот вырастет твой мачо, – уговаривала она ее, – будет профессором в университете, тогда пусть становится вегетарианцем сколько хочет, а сейчас нельзя! Детям нужно мясо, чтобы голова работала. – И она постучала себя кулаком по лбу, чтобы до беременной наверняка дошло, для чего нужно мясо. Та опять начала охать.

– Слушай, – предложил венгр, – ну ешь тогда колбасу. Или ветчину? Уверен, даже в Китае колбаса сделана не в тот же день, когда ее едят.

Мы единодушно одобрили это гениальное предложение, сошлись на том, что она будет делать себе на завтрак большой бутерброд, и разрешили ей выкинуть арахисовое масло.

Училка попыталась втолковать китаянке, что та не может так радикально менять свой режим и должна получить согласие доктора, но ее авторитет уже был ничто по сравнению с авторитетом нашего консилиума. Училка пригрозила, мол, если что – пусть пеняет на себя. Мы неодобрительно загудели.

Прошло несколько дней, скажем неделя.

Китаянка в весе не сбавила, но скисла.

Спросили – как здоровье, что ест, как настроение, как ветчина по утрам?

Она чуть-чуть похорохорилась, но потом созналась, что все плохо. Мы расстроились – ну что, совсем?

– Не совсем, но замерзшее масло на ветчине тяжело дается.

– А почему замерзшее?

– За ночь замерзает.

– А что делает масло ночью на ветчине?!

Китаянка на полном серьезе – а они, похоже, вообще никогда не шутят – объяснила, что бутерброд она себе делает с вечера, заворачивает в пленку и кладет в холодильник, потому что утром у нее не хватает времени его делать. (Замечу: она не работает и не учится, а курсы пару раз в неделю и начинаются эдак в час.)

– А что там вообще делать? Минута!

– Какая же минута? Надо хлеб порезать.

– Это полминуты, купи порезанный!

– Ветчину порезать.

– Два куска?! Купи порезанную!

– Лист салата помыть.

– Помой с вечера.

– Маслом намазать, это никак не минута! Я очень медленная по утрам, к тому же, как начинаю все это резать, сразу вспоминаю маму и нормальную еду, и хочу домой, и начинаю плакать. А когда утром поревешь – весь день такой.

М-да… мы молча смотрели на нее.

– Когда я готовила завтрак, на всю семью, – заметила мексиканка, – я одновременно еще делала кучу дел. И точно никогда не плакала над ветчиной. У меня не было ветчины. А была бы – я над ней не плакала бы.

– Но у вас, наверное, было нормальное мясо!

– Совсем не каждый день.

Китаянка поняла, что она опять отдаляется от нас в туман глухого непонимания, и упавшим голосом прибавила:

– Я не могу есть холодное мясо… или ветчину, какая разница…

Француз пробурчал что-то по-французски (судя по интонации, выругался) и предложил:

– Есть идея. Делай на завтрак сосиски. Это очень быстро, это типа мяса, и оно не холодное.

Мы одобрительно загудели. Против сосисок никто ничего не имел.

Китаянка высморкалась и попросила научить ее покупать и делать сосиски на завтрак.

Рассказав и показав на пальцах все, что могли, объяснив, где это купить, мы приступили:

– С утра, как встаешь, наливаешь в кастрюльку воды…

– В какую?

– В самую маленькую, чтобы две сосиски влезли, наливаешь воды…

– Сколько?

– Немного, половинку…

Перебивают:

– Нет, не так, проще наоборот: кладешь две сосиски и заливаешь водой…

– На два пальца воды.

– Это много, на один!

Китаянка начинает испуганно моргать:

– Так как же правильно?

Начинаем шуметь, в сосисках каждый спец.

– Стоп! – останавливает мексиканка. – Так мы ее запутаем, надо, чтобы объяснял кто-то один. Это его идея, – показывает на француза, – ты и говори!