Франсуа Шаму - Цивилизация Древней Греции

• Название: Цивилизация Древней Греции
• Автор: Франсуа Шаму
• Издательство: У-Фактория; ACT
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0395-8; 978-5-9713-9608-6

В книге французского историка Ф. Шаму эллинистическая цивилизация представлена не эпохой упадка традиций классической Греции, не простым переходом через хаотичную и кровавую военную историю от греческого востока к латинскому западу, от Афин к Риму. Историческая реальность оказывается гораздо более сложной, чем ее представляют школьные учебники, вынужденные прибегать к упрощениям.

Эллинизм — это не только завоевательные походы Александра Македонского, распространившего греческий мир в пределы Азии, это нововведения и преемственность, преданность традиции и поразительные новшества, это люди, привязанные к прошлому и страстно устремленные в будущее.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

На агору Мессены вел вестибюль, расположенный по середине восточной стороны четырехугольника, напротив храма Асклепия. По обе стороны от этого вестибюля находились два важных гражданских здания — оба предназначались для собраний. На северной стороне — своеобразная аудитория со ступенями, расположенными полукругом, без сомнения, предназначалась для слушателей оратора или заезжих музыкантов в соответствии с распространенной традицией этой эпохи. На южной стороне — большое квадратное здание со скамьей в основании стены и окнами на ярусе вмещало большой зал, крышу которого поддерживали четыре внутренние опоры: он предназначался для собраний Совета, главного политического органа полиса. Эти строения, специально спроектированные для собраний, были широко распространены в эллинистической архитектуре, например в Приене и Милете: они свидетельствуют о жизнеспособности, сохраняемой гражданскими институтами и об их заботе о подобных помещениях.

15. Мессена: план агоры.

Типичный пример закрытой эллинистической агоры. Квадратный двор (А) ограничен четырехугольной колоннадой. В центре двора — храм Асклепия и Гигиен (В), перед которым установлен алтарь (С). В северо-западном углу, открывающемся под портиком, находится святилище Артемиды (D), удлиненная часовня, где расположен постамент статуи Мего. На западе, объединенные вестибюлем (Е), который открывает доступ на агору, находятся два здания: аудиториум (F) со скамьями амфитеатром и зал Совета (G) со скамьями вдоль стен.

Перистиль греческой агоры породил модель римского фо->ума, что видно на примере Помпеи. Кроме того, он применялся во многих утилитарных зданиях, таких как гимнасии, караван-сараи и дворцы. Он, наконец, дал идею атриума христианских базилик, внутренних галерей наших монастырей и внутренних дворов мечетей. Техническое творчество, проявленное эллинистическими архитекторами, имело плодотворные и долговечные последствия.

* * *

Другой тип совершенно нового здания — дворец. В гомеровскую эпоху существовали большие, просторные дворцы, унаследованные от микенской традиции: с обнесенным стенами двором, крытыми входами, широким вестибюлем, большим залом с центральным очагом, или мегароном, и комплексом комнат, предназначенных для личного пользования. И хотя конкретные свидетельства отсутствуют, описания Гомера позволяют замечательным образом представить эти сооружения. Тем не менее классический греческий полис, в котором не было царя, практически забыл эту традицию. Возрождение и невероятное развитие монархической системы дало ей новую жизнь. Но археология предоставляет нам мало сведений об этом. Царские покои Александрии, о великолепии которых сложены легенды, по-прежнему скрываются под современными городскими застройками, как и вся остальная часть древнего полиса; царской резиденции в Пергаме, на вершине цитадели, не хватало пространства, чтобы свободно развернуться, и она напоминает скорее большой частный дом с перистилем, чем дворец; в Македонии раскопки столицы последних Аргеадов и Антигонидов — Пеллы — на равнине к западу от Вардара обнаружили роскошные частные покои, украшенные великолепной мозаикой, датируемой концом IV — началом III века до н. э., но это не жилище государя. Зато обнаруженное в Вергине, тоже в Македонии, огромное здание с перистилем со стороной 40 м — это, без сомнения, царская резиденция; мозаика украшает пол в залах, а внутренние стены раскрашены. Эта планировка напоминала в упрощенном варианте описание, которое Аполлоний Родосский в своей «Аргонавтике» (III, стих 215 и след.) дал дворцу колхидского царя Аэта, хранителя золотого руна: когда Ясон и его спутники приходят к воротам царского дворца, они останавливаются у входа, дивясь колоннадам, идущим вдоль укрепленных стен.

16. Вергина (Макдония) план эллинистического дворца.

План этого внушительного жилища (прямоугольник приблизительно 90 х 100 м) очень показателен для царских резиденций эллинистической эпохи. Здание выстроено вокруг квадратного двора со стороной 40 м, окруженною перистилем, куда выходят разные комнаты. Некоторые комнаты сообщаются между собой, например на южной стороне двора, где два зала образуют вход с тремя колоннами. Только один вход па восточной стороне имеет глубокий вестибюль. Помещения общего пользования четко отделены от царских апартаментов. На внешнюю сторону было всего несколько выходов. Жизнь семьи тщательно оберегалась.

Дворец, таким образом, окружен портиком, открывающимся наружу, и поэт уточняет, что над дорическим фризом с бронзовым триглифом (явно пластинчатая облицовка каменной кладки) идет мраморный карниз. К монументальным дверям нужно было пройти через крытый вход с колоннами. Сразу за вестибюлем находился широкий двор, где среди зеленых насаждений и беседок из винограда били источники с живой водой — сказочная деталь, навеянная тем не менее фонтанами или гротами с фонтанами и нимфой, предназначенными освежать эти внутренние сады, которые впоследствии стали обязательным элементом богатых римских домов и прекрасный пример которых в Греции предлагает Леонидайон в Олимпии. Во дворе, образующем сердце дворца, у входа и в глубине, напротив, стояли два здания с ярусами, и в них проживали царь Аэт и его сыновья. Двор был окружен перистилем, куда через широкие двусторчатые двери выходили комнаты царских дочерей и их служанок. Это огороженное пространство обеспечивало спокойное протекание их жизни.

Из этого описания, единственная цель которого определить место действия поэмы, очевидно, что Аполлоний представляет своим читателям знакомый им тип строения — дворец, похожий на те, что лицезрели в своем собственном городе александрийцы, как, например, тот, куда сиракузянки из XV идилии Феокрита пришли полюбоваться на священное представление, устроенное в саду в честь праздника Адониса царицей Арсиноей, где под зелеными беседками они увидели раскрашенные статуи божественной четы — Афродиты и ее возлюбленного, распростертых на своем пышном ложе. Тексты двух поэтов дополняют друг друга и становятся понятными при сопоставлении с археологическими данными. Двор с перистилем, ставшим главным элементом эллинистической архитектуры, в полной мере играет здесь свою роль. Это приспособленная к условиям климата рамка, в которую заключено замкнутое пространство, святилище, четко отделяющееся от внешнего мира, внутри которого царь, его семья и его приближенные вели подобающее им особое существование, точно так же как простой горожанин, греческий житель традиционного полиса, находил в своем защищенном от шума и уличных волнений доме убежище, хранившее его покой, его семейные узы и его воспоминания. Здесь, кроме того, четко обозначено сходство между образом жизни гражданина в своем полисе и царя в своих царских владениях. В этих укладах нет ничего, что прерывало бы старую традицию эллинских народов, ничего, что можно было бы приписать сознательному подражанию или проникающему влиянию восточных цивилизаций. Эллинистическая цивилизация, безусловно, испытала эволюцию нравов и технического прогресса, которому способствовали ход времени, изобретательность эллинов и невероятное расширение политических рамок; тем не менее она держалась в русле греческой цивилизации предшествующих эпох. Она не только не отказалась от своего наследия, но, напротив, развивала его.

Технический прогресс проявился также в возведении зданий оригинального вида, отвечающих более конкретным практическим нуждам: самый замечательный пример — знаменитый александрийский маяк. Древние уже давно поняли, как полезно отмечать для мореходов важные точки побережья с помощью особых сооружений, обычно башен, на которых при необходимости можно было зажечь огонь. Так, на одном из мысов восточного побережья Фасоса некий Акерат в VI веке до н. э. повелел возвести башню, которая стала бы его гробницей, и обнаруженная посвятительная надпись на ней ясно говорит о ее сигнальной роли для моряков. На низком берегу Александрии не было никакого ориентира, позволявшего различить его из открытого моря, что делало прохождение судов здесь трудным и опасным. Страбон совершенно определенно говорит (XVII, 791): «Поскольку с обеих сторон города берег был неприступен и находился на уровне моря, было необходимо воздвигнуть здесь высокий и хорошо видимый знак, чтобы корабли из открытого моря могли войти прямо в порт». Таким образом, в начале III века до н. э. перед александрийским портом была возведена очень высокая башня (более 100 м) из камня, которая могла указывать путь морякам. На широкой платформе, установленной на скале в восточной оконечности острова Фасос и возвышающейся над уровнем моря на 6–7 м, поднимался почти на 60 м первый, самый высокий ярус четырехугольного сечения. На верх площадки вела не лестница, а пандус, который заворачивался вовнутрь вокруг четырех стен сооружения, имеющих множество окон. В углах площадки располагались четыре бронзовых тритона, дующих в раковины. Второй ярус, отчетливо более узкий, был восьмиугольным в сечении. Его высота приближалась к 30 м. В нем находилась лестница, ведущая на верх второй площадки, на которой, наконец, возвышался третий ярус, цилиндрический, более 7 м в высоту. На вершине стояла колоссальная бронзовая статуя Зевса Спасителя, приветствующего мореплавателей: это был Зевс Лименоскопос («смотрящий за входом»), как назвал его поэт Каллимах. На одной из верхних площадок ночью можно было зажечь огонь: внутренний пандус был предназначен для вьючных животных, которые поднимали до первого яруса топливо. Маяк был сложен из «белого камня», вероятно из того прекрасного известняка, который в избытке добывался в Египте, а не из мрамора, привозимого по морю. Посвятительная эпиграмма, сочиненная македонским поэтом Посидиппом из Пеллы, известным эпиграмматистом, была начертана на сооружении, практическое назначение которого, равно как и его религиозное значение, были прекрасно выражены в ней. Текст ее сохранился в папирусе: «Эту защиту греков, этого стража Фароса, о господин Протей, воздвиг Сострат, сын Дексифана, из Книда. Ибо нет у тебя для Египта гористых островов для дозора: нет, бухта, куда входят суда, находится на уровне моря. Вот почему устремилась вверх, выделяясь на фоне неба, башня, издали видная днем. А ночью мореход среди волн легко приметит большой огонь, горящий на вершине, и пристанет прямо к Бычьему Рогу и непременно встретится с Зевсом Спасителем, о Протей, обитающий в этих краях!» Таким образом, маяк посвящается старому божеству этого места — Протею, «стражу моря», пастуху тюленей, которого Гомер называет хозяином острова Фасос. Вместе с Зевсом, имеющим кое-где (в Приене, например) эпитет «Спаситель», он охраняет здесь моряков от опасности. Высокая башня посреди этого плоского ландшафта была видна от самого горизонта и днем служила ориентиром. Ночью огонь, разводимый на верхней площадке, позволял запоздавшим судам пройти прямо в фарватер, ведущий в восточный порт Александрии, — этот фарватер назывался Бычий Рог. В стихотворении Посидиппа, написанном в 280–260 годах до н. э., все это отлично изложено. Как было принято, он упоминает того, кто руководил созданием этого монумента и повелел сделать для него эпиграфическое посвящение: этот Сострат Книдский, грек из Анатолии, как и диойкет Аполлоний, был значительной персоной — входил в круг «друзей царя», а с другой стороны, был известен по другим посвящениям, сделанным в его честь на Делосе и в Дельфах в благодарность за услуги.