Имбер Де Сент-Аман - Жозефина

• Название: Жозефина
• Автор: Имбер Де Сент-Аман
• Жанр: Биографии и Мемуары

…Конец XVIII века. Наполеону двадцать шесть лет.

Он стремительно движется вперед, к завоеванию Европы и к французскому трону, захватывая территорию за территорией. Он одерживает невероятные победы, а на устах его имя единственной — Жозефина. Честолюбие, слава, богатство — это лишь одна сторона его жизни. Другая — любовь.

Эта книга о начале отношений Наполеона и Жозефины, о бурной страсти, не знающей логики и доводов разума, — страсти человеческой на фоне потрясений нации, охваченной революцией. Это рассказ о женщине, без труда покорившей сердце великого полководца, о котором мечтали тысячи женщин.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Никогда еще до сего дня ни один иностранец не входил таким образом в Сенат. Волнение настолько охватило город, что можно было опасаться эксцессов. Не получив письма с сообщением о приезде матери и сестер в Италию, Бонапарт не принял никаких мер и не отдал никаких приказаний. Мадам Летиция и ее дочери вполне могли стать жертвам народного восстания. Первой мыслью адъютанта Лавалетта было оставаться рядом с ними и организовать средства для их защиты, если на них нападут. Но мадам Бонапарт была храброй и здравомыслящей женщиной. «Мне нечего бояться здесь, потому что мой сын держит в своих руках заложниками именитых граждан республики. Отправляйтесь поскорее предупредить его о моем прибытии, завтра утром я продолжу свой путь», — сказала она ему. Лавалетт последовал этому совету, приняв лишь меры предосторожности и приказав нескольким кавалеристским отрядам двигаться впереди женщин. Через день без происшествий гости прибыли в Милан, затем направились в замок Монтебелло.

Горделивая Летиция была польщена, увидев своего сына, окруженного славой и почитанием. «Каждый город, каждая деревня желали отличиться в стремлении каким-нибудь особым знаком выразить почтение и уважение тому, кого они называли спасителем Италии… Ему оказывались все почести, за исключением короны, и все были зачарованы неожиданным появлением этого молодого человека, который лишь два-три года тому назад пребывал в неизвестности. У него была власть, и он еще не испытал всех опасностей и тревог, в нем заключались и на нем зиждились все самые смелые надежды тех, кто его окружал: он еще не обманул ни в одной. Он был в расцвете молодости, и любимая женщина была его женой, но в особенности перед ним открывалась блестящая перспектива в будущем, обещавшем ему все больше величия, и он еще не приобрел опыта, ведущего к пресыщенности, когда все в мире исполненные желания заканчиваются разочарованием и кажутся суетой сует»[12].

Замок Монтебелло тогда казался самым приятным и живописным местом для пребывания. Красота природы, великолепие весны, празднества, банкеты, пикники на природе, поездки на озера Мажер и Ком, постоянная смена занятий и удовольствий, дающая жизни столько разнообразия и стремительности, — все делало замок Монтебелло и очаровательным и интересным.

В своих «Воспоминаниях» Арно приглашает нас поприсутствовать на одном обеде. Во время обеда лучшие музыканты армии исполняли музыкальные отрывки, военные марши и патриотические песни. За столом поэт сидел рядом с Полиной Бонапарт, тогда шестнадцатилетней девушкой, которая скоро должна была стать мадам Леклерк. «Если это, — говорит он нам, — была самая прелестная особа, которую можно было бы встретить, это была также самая безрассудная девушка, которую только можно себе представить. Вела она себя как пансионерка, говоря бессвязно, смеясь без причины, поддразнивая солидных особ, показывая язык своей невестке, когда та не смотрела на нее, толкая меня коленом, если я не обращал внимания на ее шалости, и то й дело привлекая строгие взгляды своего брата, которыми он призывал к порядку даже самых неуправляемых людей. Через минуту все начиналось снова, и авторитет генерала итальянской армии подрывался легкомысленной девчонкой».

После обеда пили кофе на террасе и лишь поздно вечером возвращались в залы. Бонапарт присоединялся к общему разговору, направлял его, руководил развлечениями общества, заставлял петь романсы прекрасную мадам Леопольд Бертье, просил генерала Кларка рассказать истории и рассказывал их сам. Он отдавал предпочтение фантастическим рассказам, волнующим воображение, ужасным приключениям, сказкам о привидениях, и ему нравилось усиливать эффект модуляциями голоса, которые вызвали бы зависть у самого талантливого актера. Вечер заканчивался, большинство приглашенных возвращались из Монтебелло в Милан и по дороге любовалось странной и неожиданной иллюминацией: поля светились миллиардами летающих блесток, или, скорее, миллиардами фосфоресцирующих мушек, которые будто танцевали на траве, и прыжки их доходили до четырех или пяти футов над землей. Этот феномен создало неисчислимое множество светлячков.

«Сколько воспоминаний, — писал Мармон, будущий герцог Рагуз, — сохранилось в моей памяти от этого трехмесячного пребывания в Монтебелло! Сколько движения, величия, надежд и веселья! В то время для нас честолюбие, амбиции были вторичными, нас занимали лишь наши обязанности и наши удовольствия. Между нами всеми царило искреннее и сердечное единение, и никакие обстоятельства, никакие события не могли его затронуть».

Окруженный своей семьей, товарищами по оружию, младшими офицерами, бывшими для него и слугами и друзьями, Бонапарт тогда переживал период успокоения и мечтал о спокойствии, согласии и прогрессе для народов. Мармон представляет нам его таким, каким он был в то время: уверенным в своих взглядах, действиях, поступках, речах, когда он ничем не пренебрегал, чтобы удерживать и увеличивать расположение, уважение и даже подчинение всех. Но с близкими — со своей матерью, со своей женой, со своими братьями и сестрами, со своими адъютантами — он был добр, приветлив до фамильярности, любил шутить, но в его шутках никогда не было ничего обидного. Иногда он присоединялся к играм офицеров из своего окружения и даже побуждал присоединиться к ним солидных австрийских послов, высказывая при этом с редкой легкостью в речи и удивительной щедростью свежие и недюжинные мысли, в общем, в этот период «у него было море обаяния, и это отмечали все».

Что касается Жозефины, изящество и приветливость которой вызывали всеобщее восхищение, она пробовала, так сказать, играть свою будущую роль государыни. Самые заметные по положению, красоте и уму миланские дамы собирались вокруг нее. Неизменно она была исключительно приветлива, благожелательна, принимая с радушием гостей в своих салонах. При ее отъезде с Мартиники старая гадалка сказала ей: «Вы будете больше, чем королева». Уж не начинало ли сбываться это предсказание? Ее обожал человек, вызывавший всеобщее восхищение, ее окружало все то, что могло привести женщину в восторг, и ее чело еще не почувствовало тех зазубрин, которые обнаруживаются у короны.

Бонапарт продолжал быть влюбленным в свою жену, и рассказанный Арно анекдот подтверждает, насколько Жозефина имела власть над своим супругом. У нее была маленькая собачка, мопс, который откликался на кличку Фортуне и к которому она была очень привязана, несмотря на то, что он напоминал о трагических событиях. Во время заточения в период террора она была разлучена с виконтом де Богарне, который тоже томился в тюрьме. Ее детям было разрешено приходить со своей гувернанткой на свидания с ней в тюрьму. Но на всех свиданиях присутствовала охранница. Гувернантке пришла мысль принести с собой мопса Фортуне, который проник в камеру Жозефины и принес ей спрятанные в ошейнике послания с новостями. После 9 термидора Жозефина не захотела больше расставаться со своим маленьким другом. Однажды в замке Монтебелло он сидел на том же канапе, что и хозяйка. «Вы видите этого господина? — спросил Бонапарт, обращаясь к Арно и показывая ему пальцем на собаку. — Это мой соперник. Он был хозяином постели мадам, когда я женился на ней. Я захотел его прогнать — тщетное желание. Мне заявили, что нужно выбирать: или лечь где-нибудь, или согласиться разделить с ним постель. Это меня изрядно раздражало, но нужно было либо принимать все как есть, либо отступить. Я уступил. Фортуне менее сговорчив, чем я. Подтверждение этому я ношу на своей ноге». Как все фавориты, нахальный и агрессивный Фортуне имел большой недостаток: он на всех лаял и всех кусал, даже собак. Однажды в Монтебелло он имел неосторожность наброситься на злого сторожевого пса повара. Тот одним ударом клыков убил мопса. Жозефина была безутешна, и несчастный повар решил, что ему конец. Через несколько дней, столкнувшись в саду с прогуливающимся генералом, он испуганно побежал от него. «Почему ты прячешься от меня? — воскликнул Бонапарт. «Генерал, после того, что сделал мой пес…» — «Ну и что!» — «Я боялся, как бы мое присутствие было вам неприятно». — «А твой пес, разве его уже нет у тебя?» — «Простите, генерал, но он больше в сад ни ногой, особенно теперь, когда у мадам есть другой…» — «Пускай бегает в свое удовольствие, может быть, он освободит меня так же и от другого».

Самая ласковая, самая беспечная креолка пугала самого своевольного, самого властного из людей. Бонапарт мог прекрасно выигрывать сражения, совершать чудеса, создавать или упразднять государства, но он не мог выгнать за дверь маленького пса.

Глава XII 14 ИЮЛЯ В МИЛАНЕ

Среди успехов и побед Бонапарту не давали покоя и вызывали опасения постоянные нападки реакционных парижских газет. Салонные сплетни, сарказм эмигрантов, не-прекращающиеся заявления роялистского клуба с улицы Клиши как ничто другое выводили его из себя. С другой стороны, он опасался Реставрации, которую почти каждый эмигрант считал неминуемой в 1797 году, но которая произошла лишь семнадцать лет спустя. Ни за что на свете Бонапарт не желал быть на вторых ролях. Роль Монка не устраивала его ни на мгновение, и никакой титул, никакое богатство не заставили бы его работать на кого-нибудь другого, а не на самого себя. Не нужно забывать, что при всех его аристократических замашках и тяготению к светскому обществу старого режима, он командовал армией, состоявшей из самых искренних и экзальтированных республиканцев. С этими несравненными солдатами он совершал чудеса, и, конечно же, по меньшей мере внешне он разделял их политические убеждения, основу их энергии и энтузиазма. Их генерал всегда был для них героем 13 вандемьера, наводящим ужас на реакцию, убежденным республиканцем, подавившим роялистские очаги.