Паулина Гейдж - Дворец наслаждений

• Название: Дворец наслаждений
• Автор: Паулина Гейдж
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01910-1

Новый роман известной писательницы Паулины Гейдж «Дворец наслаждений» — это история о красавице Ту (героине книги «Дворец грез»), в прошлом любимой наложницы фараона Рамзеса Третьего. Волею судьбы оказавшаяся в самом центре дворцовых интриг, косвенно принявшая участие в заговоре против фараона, Ту была сослана в отдаленное селение, где когда-то родилась. Именно здесь она пишет трагическую историю своей жизни. А на ее долю выпало немало испытаний, и самое страшное — это разлука с единственным сыном, плодом страсти прекрасной Ту и могущественного фараона. Но двадцать лет спустя ее обворожительные синие глаза все так же сверкают.

Что уготовано ей судьбой? Есть ли надежда на обретение сына? Не останутся ли глухи боги к женщине, чьей путеводной звездой стала любовь?

Драматичная история любви и предательства, где богатство соседствует с нищетой, а нежность и страсть могут стать губительными, не оставит читателей равнодушными.

---

— Да, — прошептал он. — Да, Каха. Я уже играл один раз. И слишком стар, чтобы проиграть в этой игре в кости, второго случая у меня не будет. — Он выпрямился и хлопнул в ладоши. Все, кроме Паиса, зашевелились. — Она умрет, — громко объявил прорицатель. — Мне очень жаль, но у нас нет иного выбора. Вы согласны?

— Зачем вам нужно наше согласие, господин? — спросил я. — Вы с генералом ее давно приговорили.

— И Камен, — добавила Гунро. — Как хороший сын, он должен разделить судьбу матери. Он уйдет вместе с ней.

— Я по-прежнему считаю, что в этом нет крайней необходимости, — сказал Паибекаман, — а мы рискуем навлечь на себя беду, если Ту и Камен снова избегут смерти.

— То есть ты хочешь сказать, если я снова провалю все дело, — сказал Паис, садясь на ложе и приглаживая волосы. — Разумеется, если нас схватят, то на суде нам припомнят многое, но это произойдет только в том случае, если мы будем бездействовать. Нет, все решено. Я пошлю на поиски Ту и Камена своих солдат, а ты, Гуи, попробуй что-нибудь узнать через своих высокопоставленных пациентов. — Он кивнул в мою сторону. — Если Камен по глупости вернется домой, немедленно сообщи мне. Я знаю, как ты привязан к Камену, Каха, но подумай, что будет, если твои сантименты встанут у нас на пути. Нужно действовать, и побыстрее. — Генерал встал. — Если Ту сейчас находится в Пи-Рамзесе, значит, она сбежала из ссылки, и власти Асвата должны прислать запрос правителю нома. Мы будем не единственными, кто станет ее преследовать. Харшира, вели подать мой паланкин.

Все встали и начали собираться. Харшира пошел распорядиться насчет паланкинов, слуги стали вносить господские плащи. Пройдя темный зал, мы вышли из дома. Глядя на ночное небо, я всей грудью вдыхал свежий воздух. Луна превратилась в тонкую серую щепку, и широкий двор перед домом прорицателя был освещен только светом звезд, который терялся во тьме деревьев, растущих за небольшими воротами.

Паис отбыл первым, пожелав всем спокойной ночи и что-то резко бросив своим носильщикам. За ним уехал Паибекаман. Гунро взяла Гуи за обе руки и поцеловала в губы.

— Ты наш повелитель, — прошептала она. — Мы боготворим тебя.

Харшира помог ей сесть в паланкин, и скоро мерная поступь ее носильщиков затихла вдали. Гуи вытер рот.

— Ядовитая гадина, — сказал он. — Семнадцать лет назад она была полна огня и энергии, танцевала в гареме, очаровывая фараона своей гибкостью и пылом. Стать подругой Ту для нее было всего лишь игрой, и она прекрасно справилась со своей ролью, но когда Ту не удалось отравить Рамзеса, притворяться уже не было смысла. Живость Гунро стала проявляться лишь время от времени, и то в виде судорожных вспышек. Оптимизм юности сменился вечным чувством обиды. Мне бы хотелось, чтобы это ее преследовали, а не Ту. — Прорицатель устало улыбнулся. — Мы с тобой знали Ту лучше, чем остальные. Для них она всего лишь опасность, от которой нужно поскорее избавиться, но для нас она словно память об ушедших днях, когда мы еще были полны надежд.

В голосе прорицателя не было привычного цинизма. Он звучал грустно и устало.

— Тогда оставьте все как есть, — сказал я. — Зачем вам нужна смерть фараона, Гуи? Кто бы ни занимал Престол Гора, вы всегда останетесь прорицателем, целителем. Ваш брат ввязался в заговор ради интересов армии и своей собственной карьеры. А Маат? Разве боги не заговорили с вами, когда Ту схватили? Камен достойный юноша. Он должен жить!

— Вот как? — спросил прорицатель, и в его голосе вновь зазвучала усталость, но теперь к ней примешивались насмешливые нотки. — А кто из нас сидит и раздумывает о том, что ценнее — жизнь царского выродка или уникальный дар прорицателя, не говоря уже о всесильном генерале? Ты все такой же идеалист, Каха. Только раньше твой идеализм выражался в яростном порицании плачевного состояния Египта, а теперь он распространяется на судьбу одной-единственной женщины и ее ребенка. Маат тут больше ни при чем. Теперь вопрос в том, как нам сохранить свою жизнь. И твою, между прочим.

Я поклонился.

— В таком случае, доброй ночи, господин, — сказал я. — И тебе, Харшира, — добавил я, поскольку слуга молча стоял за спиной своего хозяина.

Я так устал, что дорога от дома прорицателя до берега озера показалась мне бесконечной. Мне не хотелось уходить из дома Гуи. Может быть, броситься назад и умолять его снова взять меня к себе? Но я понимал, что это желание вызвано лишь стремлением вернуться в то чрево, где когда-то мне было так хорошо. Прежний Каха ушел навсегда, растворился в кислоте самопознания и зрелости, которые разрушают миражи юности. В темноте надо мной возвышались огромные, как башни, пилоны. За ними в свете звезд переливалась поверхность воды. Я свернул направо и по пустынной дорожке направился к дому Мена.

Глава восьмая

Никем не замеченный, я зашел в свою комнату, разделся и повалился на постель, но уснуть так и не смог, несмотря на усталость. Снова и снова я прокручивал в голове события сегодняшнего вечера, вспоминая людей, взгляды, которые они бросали друг на друга, слова, которыми они обменивались, свое волнение. После нашей встречи у меня осталось одно чувство: это конец. Все эти годы история нашего заговора оставалась словно без завершения. Теперь настало время взяться за перо и совершить последнее действие, как делает ткач, когда отрезает от готового полотна лишние нити. Только вместо нитей у меня двое людей, а последние иероглифы моей записи будут написаны кровью. «А чего же еще ты ожидал, когда обращался к Гуи? — спрашивал я себя, глядя в темный потолок. — Неужели ты думал, что он не отреагирует? Ты же не слишком удивился, когда узнал, что они уже начали действовать и без твоих предупреждений, что генерал Паис уже пытался убить Ту и Камена, а Гуи знал, кто такой Камен. Ты был прав, когда надеялся, что от тебя ничего не потребуется. Ну разве что самая малость — совершить предательство. Если Камен вернется домой, на папирусе останется лишь несколько кратких слов». Предательство? Это слово неумолчно звучало в моих ушах. Кто ты, Каха? Что ты должен и кому?

Я повернулся на бок и закрыл глаза, почувствовав внезапный приступ тошноты, который был вызван вовсе не количеством съеденной пищи и выпитого вина. Все эти годы я старался отрезать себя от того, что сделал, вот только нож оказался грязным и в мой ка попала инфекция. Я не знал, что мне делать.

Наступило сияющее утро. Я встал и позавтракал; Камен так и не вернулся. Это меня ничуть не удивило. Я ел и пил без всякого аппетита, но тут, допивая козье молоко, я увидел, что ко мне идет Па-Баст. В руке он держал распечатанный свиток папируса, выражение его лица было серьезным.

— Доброе утро, Каха, — сказал он. — Из Фаюма пришло послание. Семья выезжает домой. Они намереваются приехать завтра, если только не решат заехать в Он, в чем я сомневаюсь, — Па-Баст присел рядом со мной. — Я не стал посылать им ответ. Что я могу сказать? Слуги готовят хозяйские спальни, но что будем делать с Каменом? — Он заглянул мне в глаза. — Я сообщил о его исчезновении начальнику городской полиции, он организует тщательные поиски. Как ты думаешь, мы сделали все, что было в наших силах?

Городская полиция — до чего же это на руку генералу Паису! Теперь он легко сможет разделаться и с Ту, и с ее сыном, сделав так, что их тела с ножевыми ранами будут обнаружены в озере или каком-нибудь переулке, и тогда все подумают, что они стали жертвами грабителей. Мен захочет узнать, каким образом Ту оказалась в городе в компании с его сыном. То же будет интересовать и семью Ту из Асвата.

Внезапно меня словно что-то кольнуло — я вспомнил о подарке, который сделал Ту отец в День получения имени. Она тогда жила в доме Гуи. Отец прислал ей статуэтку Вепвавета, которую сам вырезал; статуэтка была сделана просто, но с большой любовью, а потому смотрелась очень красиво. Ну конечно, конечно же! Я глубоко вздохнул от волнения. Теперь эта статуэтка стоит возле ложа Камена. «Ну и дурак же ты, Каха! — обругал я себя. — Ну как ты сразу не догадался? Он любил ее. И ее брат, Паари, тоже ее любил и часто писал ей. А ты, трусливый писец, разве ты не был к ней нежно привязан? Считал, что любишь ее, а сам будешь стоять и смотреть, как ее арестуют и поведут на казнь, испытывая лишь праведное сожаление?»

— Да, думаю, что все, — наконец ответил я на вопрос Па-Баст. — Когда вернется Мен, я ему все расскажу. Нам все равно этого не скрыть, Па-Баст. Я думаю, что Камен сбежал из-за того папируса. Сообщи мне, когда придет начальник полиции.

Па-Баста поднялся и ушел, а я еще некоторое время сидел в саду, на прохладной траве.

Пустые блюда, стоявшие передо мной, начали привлекать голодных мух. Одни, покружившись над остатками еды, уселись на кружку; их жирные черные туловища поблескивали на солнце. Другие опустились на хлебные крошки и кожуру от фруктов и принялись жадно насыщаться. Глядя на них, я вдруг понял, что мне надо делать. Мы просто высосали из Ту все жизненные соки. Я лопался от гордости, видя, какой я замечательный учитель и знаток истории. Для Паиса она была просто женщиной, которую он с удовольствием затащил бы к себе в постель. Гунро всегда считала ее презренным существом и в этой ненависти возвышалась в собственных глазах. А Гуи? Гуи поглотил ее. Он опустошил ее. Сломил ее, подчинил себе, сделал своим вторым «я». Он прожевал ее ка и выплюнул его, но уже в другом виде. И в довершение всего влюбился в нее, но не в саму Ту, какой она была на самом деле, а в ту девушку, что вылепил по своему образу и подобию, в Ту-двойника.