Тамара Уманская - Граница. Таежный роман. Пожар

• Название: Граница. Таежный роман. Пожар
• Автор: Тамара Уманская
• Издательство: Олимп : АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-013235-2

Как перепутано все в этой жизни! Он — известный и знаменитый певец, окруженный поклонницами, избалованный успехом. У него есть все. Кроме любви. И вдруг он встретил ее — нежную и чуткую, верную и любящую. Увел от мужа, увез далеко-далеко. Но счастье лишь мелькнуло для них во всей своей полноте и… растаяло. Ведь слаб человек, и страх — особенно страх перед смертью — часто бывает сильнее любви.

Но чего стоит жизнь, если она потеряла смысл? Зачем жить, когда впереди — пустота и одиночество? И два любящих человека преодолеют обман, обиду, зло и снова, назло всем и вся, будут вместе…

Произведение создано на основе телесериала «Граница» (авторы сценария: А.Н. Митта, 3.А. Кудря).

---

Иван торопливо достал из пакета несколько ярких пластмассовых шариков, уточек и рыбок, потряс их и сообщил:

— Погремушки!

Потом полез в карман и извлек оттуда пустышку. Сунул пустышку в рот, надул щеки, прошепелявил:

— Шошка!

Потом повертел в воздухе этой пустышкой и стал давить ее, тискать, уверяя:

— Говорят, пищит!

Но соска не пищала. Иван приуныл, обиженно сдвинул брови.

— Эх, обманули, черти! — Он вдруг заметил ледяной Маринин взгляд и спросил огорченно: — Что, не то купил?

Его огорчение было столь искренним, что Марина не могла не улыбнуться. И тут же ее улыбка, как в зеркале, отразилась на лице Ивана. Он бросил провинившуюся соску в пакет.

— Мариша, я тебе обещаю быть самым лучшим в мире отцом!

Стараясь не смотреть на него, Марина прошептала:

— Поздно, Иван…

Она знала, что если посмотрит, то не выдержит, забудет все свои мудрые решения. Но Иван словно не слышал ее слов.

— Я вас буду любить! Я вас баловать буду! — Он обнял ее колени. — Я… я вам соломку постелю, чтобы вы не ушиблись!

— Перестань! — вскрикнула Марина и попыталась освободиться.

Но Иван удержал ее, обнял теснее и нежнее, заговорил еще горячее и неудержимее:

— Подожди, Мариша! Ведь ты же моя! А этот маленький человечек — в тебе. Значит, все в тебе — мое! Понимаешь, все, все, все! По-другому не бывает!

Ему казалось, что он говорит очень убедительно. Да он и говорил убедительно. Нелепая, смешная, несокрушимая логика любви.

— Я тебя даже слушать не хочу, — прошептала Марина пересохшими губами.

А рука ее — сама собой, бессознательно, без ведома своей умной хозяйки — погладила его по голове, перебирая волосы, скользнула по щеке… Иван прижался лицом к ее руке, жмурясь от радости, поцеловал ладонь, а потом пальцы — каждый отдельно.

— А ты и не слушай… Это только слова… Словами я не могу все объяснить. У меня в душе такое… Я когда узнал… Мне Альбина сказала, знаешь? Ты на нее не сердись, она умница, она просто прелесть, прямо сразу так и сказала, она понимает, что важнее этого ничего на свете нету. Ты… и я… и наш ребенок! Ну, я сначала хотел письмо написать. Писал, писал, две тетрадки исписал… в клеточку… — Он засмеялся. — Потом позвонить хотел. А потом понял — я должен тебя увидеть, потрогать… Я тебя всегда любил, ты пойми, я это точно знаю, даже когда еще не знал тебя и не видел, все равно я тебя любил, всю жизнь. Но теперь… Даже не могу объяснить, как я к тебе отношусь. Совсем по-другому. Самому удивительно. И страшно… Ну посмотри на меня.

Марина посмотрела сверху вниз на его запрокинутое лицо. Сейчас она ему скажет, сейчас… Вот, вздохнуть поглубже, держаться, не подавать виду. Сказать — коротко, спокойно и…

— Иван, я не хочу этого ребенка.

Он не понял.

— Ты боишься? Я знаю, это больно и… страшно, конечно. Но мы уедем, мы уедем. Не здесь же тебе рожать. Надо хорошую больницу и самых лучших врачей. Мы уедем в большой город…

Марина закрыла ему рот ладонью и тихо произнесла:

— Иван, я хочу избавиться от ребенка. Не будет его, понимаешь?

Он убрал ее руку со своих губ, сжал ее, сильно сжал, так, что она поморщилась.

— Как — не будет? Он же есть!

Он осторожно прижался щекой к ее животу:

— Он — есть… Живет там… Ма-аленький еще, да?

Марина оттолкнула его, вскрикнула отчаянно:

— Да что ты, в самом деле! Не понимаешь? Зачем ты приехал? Мучить меня? Я тебя не звала! Я не хотела тебя видеть! Я забыть хотела! Ты… Я аборт сделаю. Вот. Все.

Она откинулась на спинку стула, совершенно обессиленная этим взрывом, закрыла лицо руками. Иван вскочил, побежал к двери, вернулся, заходил по кабинету большими шагами.

— Я тебе не позволю! Я тебе даже думать запрещаю! — выкрикивал он отрывисто, задыхаясь.

— Запрещаешь? — переспросила Марина, прищурившись. — А какое право ты имеешь мне что-либо запрещать? Ты мне никто. Я тебе не жена.

Ей было больно и хотелось сделать больно ему, и еще больнее… Зачем он приехал? Зачем терзает ее?

— Жена! Ты мне больше жена, чем… чем все жены на свете! Я… я тебя не пущу, я с тобой пойду, побегу за тобой, я в этой больнице все разнесу и врачей поубиваю… Я кричать буду, что это мой ребенок! Они не посмеют!

Марина горько усмехнулась. Это был бред, отчаянные вопли обиженного на весь свет мальчишки. Я вам устрою, вы все еще пожалеете!

Иван внезапно умолк. Будто выдохся. Он сел на пол возле ее ног, положил голову ей на колени и тихо сказал:

— Ты думаешь, вот дурачок, мальчишка, несет невесть что…

Марина вздрогнула — он словно услышал ее мысли. Она поняла, что Иван видит ее насквозь, чувствует все, что чувствует она, и знает все ее мысли. Она поспешно отогнала это понимание, запретила себе думать об этом — так страшно ей стало от этой близости, этой соединенности, сплетенности с другим человеком.

А Иван продолжал говорить тихо, почти шепотом, уткнувшись в ее колени. Ни Обиды, ни угрозы не было в его голосе, в его словах, но этот прерывистый горячий шепот звучал для нее громче надрывного крика и страшнее всяких проклятий.

— Я же понимаю, что не могу тебе запретить. Если ты так решила — не устережешь, не отговоришь. Ну, я умру… Мне даже подумать об этом больно. Ведь я его уже люблю. Я его чувствую. Родня как-никак… — Иван попытался улыбнуться, но улыбка вышла бледной, кривой. — Вот и знай. Станут они его убивать… резать… мне больно будет. Как мне после этого жить? Зная, что я такое с тобой сотворил… с маленьким…

— Ну почему же ты? — слабо запротестовала Марина. — Я сама так решила.

Иван покачал головой:

— Нет. Всегда виноват мужчина. Значит, не сумел тебя защитить, успокоить. Значит, не думаешь ты, что я надежный, что со мной вам хорошо будет. Выходит, недостоин…

Иван до крови прикусил губу, но короткий мучительный стон все-таки вырвался наружу, ударил ей в грудь, ранил. Марина схватила голову Ивана, прижала к своей израненной груди и зашептала, целуя его волосы:

— Ванечка, милый, не надо, не думай так! Я тебе верю! Я тебя люблю! Один ты у меня, один на всю жизнь. Прости меня. Испугалась я, за себя испугалась… Прости. Не будет ничего этого. Пусть уж как есть… Видно, судьба моя такая.

Он поднял голову и закрыл ей рот поцелуем… Не надо было никаких слов. В сущности, не словами он убедил ее, и не словами она ему отвечала.

Она тоже соскользнула со стула на пол. Они целовались до самозабвения, и Марина плакала и не понимала, как она могла жить без него столько пустых несчастных дней…

Жгут сидел на ступеньках больничного крыльца. Галина нервно ходила по тропинке. До боли стиснув руки, повторяла:

— Ой, что будет! Что будет!

— Дождь к вечеру пойдет — это точно, — флегматично отозвался Алексей.

Галина резко повернулась к нему, чтобы уничтожить взглядом, но не успела. Дверь протяжно скрипнула, и на крыльцо вышел Иван.

— Ну что? — мрачно спросила Галя. — Едем в больницу?

Иван помотал головой, широко улыбнулся и объявил торжественно:

— Поездка отменяется!

А потом перевел дух, как после длинного изматывающего подъема на высокую гору, и устало опустился на ступеньку рядом со Жгутом.

— Ну слава богу! — выдохнула Галя и присела на ту же ступеньку, прислонившись к Алексею с другой стороны. — Одну жизнь спасли.

Ее трясло. Алексей обнял ее, прижался щекой к ее щеке, прошептал чуть слышно:

— Ничего… ничего… все хорошо.

Дверь опять распахнулась. Марина вышла на крыльцо, прислонилась к стене и произнесла устало, но радостно:

— Альбина проснулась! — Глаза ее засияли. — Грушу просит!

Галина вскочила и всплеснула руками:

— Да хоть ведро! — И посмотрела на Алексея.

Жгут засуетился:

— В саду у Сердюка во-от такие груши! Отличные! Я сейчас… я мигом… Вы меня здесь подождите!

Он оглянулся — Марина и Иван целовались, забыв обо всем на свете, ни на что и ни на кого не обращая внимания. Жгут даже засмотрелся на них.

Галя покачала головой и горестно вздохнула:

— Что у них впереди? — И тут же, дернув мужа за рукав, скомандовала: — А ну, быстро к Сердюку за грушами! Чего стоишь? Давай!

Алексей послушно кивнул, спрыгнул с крыльца и исчез.

Галина посмотрела ему вслед. Трудный был лень. Мучительный, опасный… Но в этот день никто не умер. И вечер пришел тихий, ясный, умиротворяющий. Как прозрение — так просто быть счастливым, добрым, никому не желать зла, любить и быть любимым…

Иван и Марина целовались, шептались, смеялись тихо. Столбов подхватил ее на руки и закружил. Галя отвернулась. Пусть хоть несколько минут побудут одни… Что еще ждет их, какие испытания? Но сегодня они заслужили свои пять минут безмятежного счастья, они дорого заплатили за эти минуты.

Жгут перемахнул через забор сердюковского сада и пошел плутать среди деревьев, разыскивая грушу. Наконец он учуял запах и пошел на него. Нашел дерево, ухватил толстую ветку, пригнул и стал перебирать, отыскивая среди листьев плоды.