Сергей Смирнов - Тот, кто сидит в пруду

• Название: Тот, кто сидит в пруду
• Автор: Сергей Смирнов
• Жанр: Научная Фантастика

---

И они пошли по немощёной центральной улице села. Учитель сердито постукивал посохом по накатанной колее, вздымая облачка пыли, которые долго висели в воздухе, потому что ветра внутри Сферы не было, шел, молчал, сокрушенно покачивал головой, что-то бормоча себе под нос. Андрей разобрал только «окаянные дни», как ему показалось.

— О чем вы, Виктор Александрович?

— Понимаешь ли, Андрюша, всё происходящее напоминает мне события первых лет революции, как, впрочем, и последующую советскую историю. Недавно я прочел в «толстом» журнале дневниковые записи Ивана Бунина. Так вот в них он описывает такой случай. Крестьяне разорили барскую усадьбу. Помещик был большим любителем живности и помимо прочего держал в вольерах трёх павлинов. И крестьяне со смехом и гиканьем носились по двору за бедными птичками, поймали, выдрали перья из хвоста и оставили истекать кровью… Тоже мне эстеты, любители прекрасного!.. Да, многого мы не знали, о многом лишь догадывались, и сейчас тёмные тайны советской истории всплывают наверх… — Учитель снова замолчал, а Андрей и Игорь переглянулись у него за спиной и понимающе кивнули друг другу, богатые той мудростью юности, которая жизни совершенно не знает, а пополняется лишь чтением книг и газет, а то и просмотром телеящика, и почему-то позволяет себе судить других.

— И эти места знали нечто подобное, как я уже рассказывал, — начал Андрей, а потом их подхватило… понесло… Они барахтались в волнах времени, имеющих почему-то столь знакомый им теперь зловещий фиолетовый оттенок. Ощущение было такое, будто они попали в воздушную яму. Или, подумал Андрей, как будто летишь на качелях вниз, и все внутри замирает. И сладко, и страшно одновременно!.. Вынырнули они почему-то ночью, в тех же местах, но совершенно в другом времени.

Тревожная ночь была освещена неверными языками горящих факелов, мечущихся по господскому саду. Шли молча, шепотом переругиваясь.

— А не боязно? — дрожал ломающийся юношеский голос.

— Чаво уж там! — отвечал ему густой баритон старшего спутника. — Они, мироеды, веками из нашего брата кровь сосали! Довольно!.. Власть нынче переменилась. Слыхал последний лозунг? Вся власть — Советам! Вот это я понимаю, вот это дело!

— Вегно гассуждаете, товагищ, — картавил рядом писклявый голосок обладателя кожаной тужурки и блеснувшего в пламени факелов пенсне. — Кгасного петуха им подпустить, а самих по мигу пустить, — тихонько хихикнул он в ладошку, довольный удачно сложившимся каламбуром.

— Чаво уж там! Запаливай, робяты! — откликнулся обладатель густого баритона, разбив окно барского дома и швырнув внутрь факел.

— Как же так? — изумлялся его молодой спутник. — Ведь у него там жена, дети! Они-то в чем виноваты?

— Все барское отродье — под корень! — орал его старший спутник, размахивая очередным факелом, заботливо переданным ему кожаным.

И пошла огненная потеха! Угол барского дома быстро занялся, озарившись красным, потрескивая и роняя искры во тьме.

— Князь! Князь! Уезжайте! — кричал Андрей не своим голосом. Но, похоже, обитатели усадьбы уже заранее позаботились о путях отступления, потому что от парадного подъезда вскоре, скрипнув рессорами, спешно отъехал груженый экипаж, унося князя и домочадцев от взбеленившихся крестьян, некогда их верных подданных.

— Жги-гуляй! — визжал кожаный, распаляя разошедшихся мужиков, и в стеклышках его пенсне зловеще плясали красные отсветы. — Бгатва! — горланил он позже, — айда цегковь ггабить! Ведь они, попы-нахлебники, тоже тгудовой нагод обигали! Айда, за мной, газживёмся поповским золотишком!

— Стойте! Или креста на вас нет?! — кричал Андрей, выходя из-за кустов красной смородины наперерез беснующейся толпе. Вдруг в голове его снова поплыл фиолетовый туман, и он очнулся, слегка потеряв равновесие и покачнувшись, на центральной улице многострадального села, поддерживаемый заботливой рукой Метиса.

— Спокойно, Андрюха, всё уже позади. По-моему, мы просто побывали в прошлом… Как вы считаете, учитель?

— А ты вообще помолчи! — взвился Андрей, разгоряченный зрелищем ночного пожара. — Тебе-то что, ты, небось, мусульманин? Все вы одним миром мазаны!

— Ну, что ты, Андрюха… — со слезами на глазах начал оправдываться Игорь. — Я же тебе говорил, что недавно мама тайно от отца свозила нас с сестрой в Серпейск и окрестила. Да и в паспорте я запишусь русским… — Игорь шмыгнул носом и отвернулся.

— Спокойно, ребята, — урезонил их учитель. — Ты не прав, Андрей. Как можно? Жаль, что раньше мы не имели возможности побеседовать о религии. Ты, я подозреваю, из неофитов, новообращенных, а им всегда свойственны нетерпимость и фанатизм. Я хоть и атеист, но Библию тоже почитывал. Вспомни, что там говорится: «Не судите, да не судимы будете». Да и вообще, истинному христианину, как я понимаю, должна быть присуща терпимость к иноверцам и инородцам… Опять же из Библии: «Для Господа нет ни эллина, ни иудея…»

— Простите, Виктор Александрович, Метис, извини, — сокрушенно мотнул головой Андрей. — Я был неправ, погорячился. Просто уж больно меня бесчинства прошлых лет за душу взяли. Да еще этот, в пенсне и кожанке… Чёрт картавый… Простите…

— А что касается твоего вопроса, Игорь, — начал после недолгой паузы Папа Карло, — то, конечно, с точки зрения нынешнего развития науки и техники путешествия во времени невозможны. Но здесь, в Сфере, всё поставлено с ног на голову, и мне уже довелось побывать в своем личном прошлом, на поле битвы под Москвой в Великую Отечественную… Удовольствие, доложу я вам, ниже среднего… Похоже, Существо продолжает экспериментировать и забавляться, на этот раз проводя темпоральные опыты над людьми.

39. Вне Сферы. Капитан Воронин

Не успел затихнуть в ушах капитана Воронина грохот выстрела, как он услышал позади какой-то шум и звук шагов. Обернувшись, он увидел входящих в зал начальника дежурного расчета и нескольких солдат с карабинами. Старший лейтенант подошел и, представившись, сказал:

— Товарищ капитан, командир части приказал изъять у вас оружие. Прошу!

— Оружие я отдать не могу, так как пока дежурю, с дежурства не снят. Пистолет я получал у дежурного по части под роспись и обязан вернуть его после сдачи дежурства. Если этот самый командир хочет снять меня с дежурства, пусть звонит наверх, все согласовывает, и после того, как придет мне замена, и после команды вышестоящего дежурного я могу сдать дежурство. Ясно? А, впрочем, патроны можете взять.

Воронин вытащил из кобуры снаряженную обойму, затем из пистолета — вторую и, передернув затвор, из патронника — досланный туда после выстрела патрон, обернулся к старлею:

— Вот моя рабочая тетрадь. Пиши: по приказу командира части изъял у оперативного дежурного капитана Воронина 15 (в скобочках прописью — пятнадцать) боевых патронов калибром 9 мм от пистолета Макарова. Написал? Внизу время — смотри на часы. И распишись. Вот и молоток! Да не волнуйся ты, не дёргайся. Я ведь и то не дёргаюсь. Ну, пока! Не мешай мне дежурить дальше. На тебя я не в обиде, знаю, что командир приказал.

После дежурства Воронин долго стоял на перекрестке, выбирал дальнейшую путь-дорогу. Направо, в сторону речки и парка, он уже дважды ходил. Но там совсем как в сказке: и вода его не принимает, и ветки деревьев под ним ломаются. Потом, подняв глаза, посмотрел на ненавистную Сферу, расплывшуюся над Рыжовскими прудами и окрестностями, и решительно пошел туда через Лесной городок. Почти в центре этого сотворенного солдатскими руками парка, вправо, за Оврагом, за Ручьем, бегущим в пруды, за плотной стеной молодого ельника была полянка диаметром метров десяти-двенадцати. По периметру ее обступали высокие ели с сухими ветвями почти до половины ствола, а посередине стояла высохшая до костяной белизны коряга, бывшая когда-то крупным можжевеловым кустом. Сейчас же она превратилась в природную абстрактную скульптуру, очень уместную здесь. Капитан Воронин несколько раз спасал ее от разрушения на растопку. Ведь валежника кругом полно, да вот и сухие еловые ветки над головой загораются, словно порох, от одной спички.

Воронин прошел через полянку к стоящей немного поодаль самой крупной ели и, осмотревшись кругом, начал руками раскапывать сухую лесную прель между корнями. Опавшие еловые иглы, листья, шишки и мелкий мусор не слежались и раскидывались легко. На глубине двадцати-тридцати сантиметров в норке, бывшей ранее убежищем какого-то лесного зверька, он нащупал пластиковый пакет и потянул его наружу. В пакете виднелось несколько стеклянных банок с закручивающимися крышками, а в них — и россыпью, и в коробочках, и в пакетиках, и в бумажках — разнообразные патроны. Это был клад капитана Воронина. То, что когда-то покладено-положено-схоронено здесь.

История этого клада началась несколько лет назад, в послеучилищные холостяцкие времена. После выпуска лейтенант Воронин по распределению попал в эту часть вместе с Иваном Мартяшкиным, его однокурсником, курсантом его же отделения, и жили они в одной комнате офицерского общежития. Был Иван сыном офицера-капитана, участника Великой Отечественной войны, так что ему всю сознательную жизнь, до поступления в училище, пришлось скитаться по военным городкам, от нескольких гарнизонов в Белоруссии, через Север и Горьковскую область к заливу Кара-Богаз, где, по его собственным словам, у него от ослепительного солнца даже глаза выцвели. Там отец и закончил службу, причем ему не дали дослужить до полной пенсии четырех месяцев. Обосновались Мартяшкины в небольшом городке Пензенской области, куда Иван ездил в отпуск уже на последнем курсе училища. Кроме отца Василия Николаевича, в семье была мать, полная рыхлая женщина, которую Воронин видел однажды в городке, куда она приезжала по пути в столицу, и ещё младшая сестра Ивана, ей в то время исполнилось четырнадцать или пятнадцать лет.