Артём Корсаков - Обратная ночь

• Название: Обратная ночь
• Автор: Артём Корсаков
• Жанр: Ужасы и Мистика

Люди не меняются - это незыблемое правило. Рушатся империи, гибнут нации, отбрасывается идеология и только человеческий характер остаётся неизменным. Люди лысеют, обрастают жиром, женятся, а затем разводятся, богатеют и разоряются, рожают детей и стареют, но зачастую внутренне остаются такие же, какие сформировались в период полового созревания. Люди могут прятаться за масками, лгать себе, что изменятся, могут подстраиваться под обстоятельства или просто закрываться в себе. Странно, но зачастую даже те жизненные катаклизмы, что выбивают нас надолго из колеи и оставляют глубокие шрамы, на лице ли, на теле, не приводят к каким-либо серьёзным изменениям в наших душах. Характер может выдержать любые нагрузки. Люди не меняются - чёрта с два! Этот постулат рухнул в тот миг, когда я, стоя на коленях, смотрел в зеркало. Чтобы измениться, чтобы возненавидеть себя и всё, чем раньше жил, мне хватило десяти ночей; лучших - теперь это можно сказать с уверенностью - ночей в моей жизни.

---

   Я проснулся на заднем сидении джипа и повернулся на спину. Воспоминания - Денис даже их у меня отнял. На крыше машины играли оранжевые блики заката. Солнце зашло, начиналась очередная беспокойная в поисках правды ночь.

Ночь седьмая

Ты не можешь увидеть очевидное, так как не веришь в подлость...

   Я выпрямился на сидении и облокотился руками на согнутые в коленях ноги. Седьмая ночь, как их нет со мной. Неделя. Чем больше я вспоминал, тем сильнее вновь влюблялся в Диану и проникался отеческой заботой к Лизочке. И от этого становилось ещё больнее. Моя душа вновь наполнялась чувствами, которые были во мне: любовью, заботой, ответственностью, и которые должны были появиться после убийства родных, но не появились из-за потери памяти: скорбью, страданием, отчаянием. Время лечит - не существует более лживого утверждения. Я был абсолютно уверен, что ни через год, если выживу, ни через сто лет не смогу избавиться от чувства пустоты и беспомощности. Время никогда не сможет меня излечить, наоборот, оно лишь усугубит душевную травму. То ли чувство боли всколыхнуло память, то ли ещё что-то, но мне вспомнился эпизод из прошлого, наполненный душевной тревогой и страхом.

   Лизочке тогда было всего четыре годика. Она лежала, укутавшись в три толстых одеяла, но, несмотря на это, её знобило. Температура подскочила до тридцати девяти с половиной и держалась на этом уровне уже несколько часов. Приходили три врача, но никто из них не мог сказать ничего дельного. Один раз девочку чуть не забрали, но доктору удалось сбить температуру до тридцати восьми, и он, чуть потоптавшись на месте, неуверенным голосом сказал, что в стационаре нет смысла. У девочки ничего не болело, горло не жгло, но температура... Вот уже третий день напряжённого ожидания и бесконечных молитв о том, чтобы она хотя бы на пару градусов спала. Это уже потом можно будет надеяться на выздоровление, а сейчас... хотя бы опять до тридцати восьми, но только не эти ужасные тридцать девять с половиной. Ведь ей ещё только четыре годика, хоть бы Господь сжалился над нашей девочкой. Минуты тянулись, как часы, а часы - как дни. И казалось, что это никогда не закончится. Жизнь замерла на одной отметке, страшной отметке.

   Лизочка капризничала, она не любила ни докторов, ни таблеток, ей хотелось скакать, кричать и беситься. Этот маленький дьяволёнок не желал понимать, как важно сейчас вести себя так, как говорят родители. Девочке хотелось гулять и, что самое ужасное, лопать мороженное. Попытаться утихомирить этого бесёночка было сложнее, чем научить танцевать слона. Лоб Лизочки накалился до предела, пик наступил. Выносить это с каждой секундой становилось всё сложнее...

   ...Когда температура опустилась до тридцати восьми, Диана заплакала, а я почувствовал, как с моих плеч свалилась гора. Ещё сутки на такой отметке температура и продержалась, но мы с Дианой ходили возле девочки с такими лицами, будто она заново родилась. Так, пожалуй, и было. Лизочка, сама того не осознавая, прошла самый тяжёлый период своей жизни. И не обратила на это ровно никакого внимания, если не считать затаившуюся обиду за то, что она так и не получила мороженного. А мы с Дианой ещё долго в страхе вспоминали о тех днях. Конечно, если бы наша девочка так много не капризничала и относилось к процессу выздоровления более серьёзно - хотя понимаю, как глупо требовать это от четырёхлетнего ребёнка - то возможно температура так бы не скакала.

   Странно: даже сейчас, зная, что Диана и Лизочка мертвы, я с содроганием вспоминаю о той болезни, словно Лизочка опять лежит передо мной и вся горит, а мы бегаем вокруг, готовим растворы для полоскания горла, пытаемся сбить температуру, натираем девочку спиртом и закутываем в три одеяла. И всё ради того, чтобы она выздоровела, чтобы она жила... жила...

   Я плакал, одинокий в своём горе, не переставая. Их больше нет, моё сердце опустело, и что самое страшное - я больше их никогда не увижу. А ведь всего неделю назад, Диана и Лизочка были живы. Пусть Лизочка капризничала, пусть всегда всё делала по-своему, пусть лопала мороженное на улице в мороз втайне от родителей - не важно, главное, она была рядом. Непослушная, но живая и невредимая моя маленькая доченька. Казалось, что я больше не смогу сделать ни одного шага, что прямо здесь, на заднем сидении машины умру. Почему они не забрали меня? Зачем Денис оставил меня страдать?

   Мне вспомнился ещё один эпизод из прошлого, случившийся буквально через несколько дней после выздоровления Лизочки. Мы тогда с Дианой очень сильно разругались. Сказалась накопившаяся усталость. Замученные, разозлённые и вымотанные мы получили очередную посылку с билетами на поезд. Не дав мне к ней прикоснуться, Диана схватила посылку и выкинула в окно. Как я тогда рассвирепел, как кричал на неё, вспомнил все её прошлые прегрешения и слабости. Знаю, был не прав, и, Боже, как мне стыдно за тот день, но я взорвался и не мог остановиться, мне всё надоело: бесконечное бегство, болезнь дочери, игра в прятки, наше кочевое положение. Эмоции переполнили чашу и полились через край, плотным потоком смывая всё на своём пути.

   - Ты с ума сошла, из-за твоей глупости мы погибнем. Ты о дочери подумала? - вопил я.

   - Ну ударь меня, ударь, - крикнула в ответ Диана.

   - Никогда я тебя не ударю!

   - Да, потому что ты слизняк, ты даже не можешь защитить свою семью.

   - Я не могу? Да, я всё для вас делаю, я живу ради вас, я ради вас отказался от бессмертия...

   - И что? Может тебе памятник поставить или поклон отвесить? - Диана, описав в воздухе рукой замысловатое движение, отвесила поклон.

   Я стоял, покраснев от гнева. Мне хотелось бросить всё и сбежать.

   - Лизочке скоро в школу, куда мы её отдадим? - продолжила кричать Диана, махнув рукой в сторону перепуганной дочери, сидевшей на диване, подобрав ноги под себя, и прижимавшей любимого плюшевого зайчика. - Сколько школ мы должны будем поменять, пока она учится? Пятьдесят, сто?

   - Нет, Тень...

   - Вот именно, - воскликнула Диана, тыча пальцем прямо перед моим носом. - Решения за тебя принимает кто-то другой, а сам ты ни на что не способен, только выполнять чужие приказы. Так тебя воспитывал Наследник, пока ты был его рабом. Тебе давно пора повзрослеть.

   - Ты несправедлива ко мне!

   - Хватит, я так больше не могу, - покачала головой Диана, - я ухожу от тебя.

   - Ты... что?

   Я был так поражён услышанным, что замер на месте. Нет, она не может уйти, я же люблю её, я просто не представляю своей жизни без неё. И как это возможно, чтобы Диана взяла и ушла?! Ведь у меня, кроме неё и Лизочки, никого нет, совершенно никого. Как же я без них?! Я стоял, не двигаясь, всё то время, пока Диана собирала чемодан. А так как мы уже поджидали посылку, а значит, готовились к очередному переезду и практически все вещи уже уложили, то времени на сборы у неё ушло мало.

   - Ты... уходишь от меня? - еле выговорил я, когда Диана вернулась в комнату за Лизочкой.

   - Извини, но так будет лучше для нас, - ответила она, стараясь собираться так, чтобы я не попадал в поле её зрения. - Лиза собирайся, - прикрикнула она дочери.

   Лизочка вскочила с дивана и побежала в свою комнату. Диана направилась следом. Как только дверь за ней закрылась, послышались приглушённые крики. Я стоял на месте и не мог пошевелиться, никак не желая верить в то, что всё кончено. Моя семья - то, что всегда казалось мне нерушимым, - развалилась.

   Диана вытащила большой чемодан в коридор, ещё раз бегло осмотрела комнаты в поисках забытых вещей, стараясь не смотреть на меня, и вернулась в коридор.

   - Вот так и уйдёшь?

   Диана не ответила.

   - Что ты намерена делать?

   Она посмотрела на меня, вздохнула и села на чемодан.

   - Неужели у нас всё так и закончится? Неужели это всё?

   Диана смотрела на пол стеклянными глазами и не двигалась. Все негативные эмоции были выплеснуты. Она закрыла лицо руками и зарыдала.

   - Мамочка, - крикнула Лизочка, бросаясь к матери, обняла её и тоже зарыдала.

   Я подошёл к ним, опустился на колени и обнял. Тишину нарушали лишь тихие всхлипывания.

   - Я не отпущу вас, я ни за что никогда вас не отпущу, так и знайте!

   Тишину разбил неожиданный звонок в дверь.

   - Открою, - прошептал я.

   Диана успокоилась, лишь покрасневшие глаза выдавали пережитое. Лизочка продолжала всхлипывать и держаться за мать.

   За дверью я никого не обнаружил и в первое мгновение подумал, что это балуются соседские мальчишки, но тут мой взгляд опустился и я увидел под ногами грязную, но ещё целую, столь ненавистную посылку. Голубая картонная коробка с одной стороны была помята, а один из углов - вогнут. С тихим стоном я поднял посылку, положил её на тумбочку и открыл.