Жан Тьерио - Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов

• Название: Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов
• Автор: Жан Тьерио
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03275-0

Жан Луи Тьерио, французский историк и адвокат, повествует о жизни Маргарет Тэтчер как о судьбе необычайной женщины, повлиявшей на ход мировых событий. «Железная леди», «Черчилль в юбке», «мировой жандарм антикоммунизма», прицельный инициатор горбачевской перестройки в СССР, могильщица Восточного блока и Варшавского договора (как показывает автор и полагает сама Маргарет). Вместе с тем горячая патриотка Великобритании, истовая защитница ее самобытности, национально мыслящий политик, первая женщина премьер-министр, выбившаяся из низов и посвятившая жизнь воплощению идеи процветания своего отечества, и в этом качестве она не может не вызывать уважения. Эта книга написана с позиций западного человека, исторически настороженно относящегося к России, что позволяет шире взглянуть на недавние события и в нашей стране, и в мире, а для здорового честолюбца может стать учебником по восхождению к высшим ступеням власти и остерегающим каталогом соблазнов и ловушек, которые его подстерегают. Как пишет Тэтчер в мемуарах, теперь она живет «в ожидании… когда настанет пора предстать перед судом Господа», о чем должен помнить каждый человек власти: кому много дано, с того много и спросится.

---

Отцовское наследство

Когда 4 мая 1979 года королева назначит Маргарет Тэтчер премьер-министром, в первом же интервью, данном журналистам, она скажет: «Всем, абсолютно всем я обязана моему отцу». Стоит заметить, что как только Маргарет начала свое восхождение к вершине власти, ее в Грантеме больше не видели. Она плакала от ярости, когда лейбористы, победив в борьбе за мэрию в 1952 году, прервали политическую и общественную карьеру ее отца, занимавшего должность олдермена, хотя, по обычаю, старого первого городского советника от должности прежде не отстраняли. Альфред Робертс тогда высокомерно процедил: «Почти восемь лет я с честью носил эту мантию и полагаю, что сейчас я с честью от нее избавляюсь». Это было еще одно оскорбление, за которое она поклялась отомстить. Но вообще общалась она с отцом мало. Когда в 1970 году он умер, как гласит легенда, слушая в одиночестве по радио речь своей дочери, некоторые не слишком любезные биографы даже иронизировали над этим.

Но не следует преуменьшать влияние, оказанное бакалейщиком из Грантема на будущую «Железную леди». Он привил своей дочери любовь к труду, к экономии, научил ее понимать, что есть добро и что есть зло, и передал ей дух миссионерства.

На протяжении всей жизни Маргарет была неутомимой работягой. В то время как многие министры отдыхали, давая своему секретариату право предоставлять в их распоряжение цифры и выкладки, она долгие часы проводила в кабинете, изучая документы, чтобы сделать собственные подсчеты, которые позволяли все расставить по своим местам. Захлестнутые потоком приводимых ею цифр и деталей, многие ее противники не могли противостоять ее напору и компетентности. Она знала, что пощады дилетантам от политики не бывает, и потому работала как одержимая.

Разумеется, Мэгги не входила в число привилегированных. Она знала, что шиллинг — это шиллинг и что его надо заработать ценой пота. Она также знала, что государственные доходы — это результат труда и рабочих, и предпринимателей. Будучи родом из Грантема и выйдя из своей среды, она могла спокойно отослать к справочникам по марксизму тех «прогрессистов», что родились с серебряными ложками во рту.

Маргарет всегда будет пребывать в твердом убеждении, что политика и мораль связаны самым тесным образом. Наперекор умонастроениям эпохи, она возненавидит релятивизм. Для нее есть добро и есть зло, есть правда и есть ложь, есть истинное и есть фальшивое, есть черное и есть белое, и в ее палитре нет места серому. Она полагала, что если кто и думает иначе, то это потому, что это человек неискренний, непорядочный, а быть может, и злонамеренный. Вот откуда склонность видеть в сопернике врага, а вернее, воплощение темных сил и грядущего Армагеддона. Такая убежденность придавала огромные силы, но в то же время была и большим недостатком, так как лишала гибкости.

Наконец, Маргарет, как хорошая дочь пастора, всегда воодушевлялась идеей миссионерства. Каждое из ее сражений будет похоже на крестовый поход. С ее приходом на Даунинг-стрит, 10, к власти «пришла пасторская кафедра с Финкин-стрит», по словам Джона Кэмпбелла, автора книги о Маргарет Тэтчер.

Глава третья ОТ ОКСФОРДА ДО ФИНЧЛИ

Конечно, Саммервилл-колледж — совсем не Корпус-Кристи-колледж, не Бейллиол-колледж и не Крайст-Черч, самые прославленные и престижные колледжи Оксфорда, чьи стены украшены портретами премьер-министров. Это даже не Леди-Маргарет-холл, самый шикарный из женских колледжей, аристократический и в некотором роде англиканский. Саммервилл-колледж — это скромный колледж, более открытый в социальном плане, недавно созданный, а потому менее «патрицианский», чем другие, и менее религиозный.

В Оксфорде — питомнике элиты

Однако и здесь Маргарет не чувствовала себя комфортно. Она была всего лишь скромной провинциалкой, оказавшейся в гуще молодых девушек, гораздо более бойких, чем сама. В колледже она жила в такой холодной комнате, что ее можно было назвать ледяной, и жизнь ее скрашивали лишь воспоминания о доме. «Я тосковала по дому, и мне там ужасно не нравилось», — пишет она, но не говорит о том, что чувствовала себя плохо от обилия комплексов. Соученицы смеялись над ее чопорным видом, одеждой, безупречной по качеству тканей, но отвратительного покроя; хихикали они и над ее акцентом уроженки Средней Англии, и над ее внутренней напряженностью, и над ее твердостью дочери пастора, что ей, семнадцатилетней девушке, придавало вид школьной учительницы. Одна из соучениц вспоминает о ней, как о «юной девушке, немного излишне пухленькой, всегда безупречно причесанной, аккуратно одетой, церемонной <…>; когда она говорила, создавалось впечатление, что она только что вышла с урока риторики». Другая вспоминает, что Маргарет была стеснительной и чувствовала себя неловко: «Этой девушке всегда было не по себе, и она постоянно задавалась вопросом, что можно делать и чего нельзя». Разумеется, Маргарет несла на своих плечах всю тяжесть полученного ею воспитания.

Во время еженедельных торжественных обедов в колледже, куда участники должны были являться в смокингах и длинных вечерних платьях, она всегда мучилась. В столовой было три стола для студенток. Один, стоявший ближе всех к столу «для высокопоставленных особ», где сидели профессора и преподаватели, предназначался для студенток-иностранок, второй — для студенток, не получавших стипендии и обучавшихся на платной основе, третий, самый скромный, — для стипендиаток. Оксфорд постоянно напоминал ей о ее происхождении. Ее сотрапезницы были столь же нелюбезны. Правда, она постоянно надоедала им своими бесконечными разговорами об отце, которого представляла едва ли не выдающимся деятелем, хотя он был всего лишь главным городским советником в маленьком промышленном городке.

В этом университете, выглядевшем еще более ужасно из-за отсутствия молодых людей, ушедших на фронт, у Маргарет были лишь ее «старые спутники», скрашивавшие ее жизнь: прогулки в одиночестве, учеба и религиозное сообщество. В первые месяцы ее пребывания в Оксфорде, в 1943 году, общественная жизнь там была довольно бедной. Маргарет часто одна бродила по городу, вокруг Крайст-Черч-Медоу или по берегам Темзы. Ее властно влекли к себе здания, выстроенные в романо-норманнском стиле. Готическая архитектура Модлин-колледж (Колледжа Магдалины) приводила ее в восторг. Ничего общего с Грантемом! Но она сама по-прежнему оставалась в изоляции от студенческого сообщества.

Маргарет посещала Уэсли-Мемориэл-черч (Уэслианскую мемориальную церковь), коллективные уроки по катехизису и пила чай с членами методистского кружка, воодушевляемыми пастором Джильсоном. Ее даже направляли произносить проповеди в соседние приходы. Маргарет также примкнула к некоторым сообществам любителей хорового пения, стала принимать участие в спевках Хорового общества Баха и объединенного хора двух колледжей, Саммервилл и Бейллиол; она исполняла вместе с хором «страсти по Матфею», «Мессию» Генделя, «Немецкий реквием» Брамса. Короче говоря, она оставалась девушкой с Финкин-стрит.

Правда, оставалась еще учеба. Увы, химия ее уже не увлекала: наука оказалась слишком теоретизированной, осуждавшей на одиночество, слишком безликой, то есть не способствовавшей проявлению личности. Чем дальше, тем больше Маргарет понимала, что изучение естественно-научных дисциплин ее никуда не приведет. «Королевская дорога» — это ПФЭ (политика, философия, экономика). Но было слишком поздно! Вино было уже налито в бокал, надо было его выпить. И она работала, упорно, тяжело, методично, серьезно, как всегда, и добивалась хороших результатов, но ничего более. Итак, химия станет для нее всего лишь обязательным трамплином. Преподавательница, бывшая ее тьютором, то есть научным руководителем, госпожа Джанет Вом, придает своим воспоминаниям о Маргарет привкус желчи: «Она была превосходным химиком второго класса». Правда, эта мисс Вом всегда была ярой лейбористкой. Более объективна Дороти Ходжкин, получившая Нобелевскую премию в 1964 году: «На Маргарет всегда можно было положиться, если требовалось написать умную, взвешенную статью <…>, но я никогда не думала, что она будет интересоваться химией». В 1947 году Маргарет закончила Оксфордский университет с весьма достойным дипломом, посвященным протеиновой структуре грамицидина В, недавно открытого антибиотика.

А как обстояли дела с любовными интрижками? Ведь учеба — это обычно годы флирта, первых сердцебиений, опрометчивых клятв в любви навеки, которая кончается на следующий день. Но, похоже, Мэгги была исключением из правил. Прямая, жесткая, чопорная, холодная, робкая… Любовные похождения были ей чужды. Ее единственной любовью оставались жажда успеха, честолюбие, амбиции. Однако не следует забывать, что шел 1945 год, война закончилась, и победный колокольный звон предвещал возвращение воинов-освободителей.