Иннокентий Соколов - Бог из глины

• Название: Бог из глины
• Автор: Иннокентий Соколов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Аннотация:

Ты слышишь это каждую ночь, когда ложишься спать. Ты слышишь это каждую ночь, когда спишь. Ты слышишь это каждую ночь, когда вскакиваешь в своей постели, прижимая одеяло к груди, пытаясь хоть как-нибудь защитить себя от этого кошмара. Это ночной ветер поет призрачную колыбельную, и луна подпевает ему серебряным голосом. Это существа, замурованные в толстых стенах дома, пытаются разговаривать с тобой. Это неведомый бог, живущий в подвале, зовет каждую ночь к себе. Вскакиваешь с постели, и некоторое время смотришь в темноту, пытаясь судорожно глотнуть, пытаясь пустить воздух в легкие, ослабевшие от крика. Молча стоишь в темноте, вслушиваясь в голоса, которые шепчут тебе о том, что они хотели бы сделать с твоим телом, твоей кровью и плотью. Ты стоишь в темноте и пытаешься услышать знакомые, привычные звуки — тиканье будильника, потрескивание обоев, печальную песню сверчка за окном. Ты почти убеждаешь себя, что слышишь эти звуки, и больше ничего. Это происходит каждую ночь, и это беспокоит тебя. Ты не знаешь, что происходит сейчас с тобой и твоей семьей. Ты ничего не делаешь — просто плывешь по течению, не предпринимая никаких попыток вырваться из этого дома. Ты пока не знаешь, что ожидает тебя — но если бы ты знал, если бы только знал…

---

(Да малыш, похоже небольшое приключение на чердаке слегка повлияло на тебя — добавило твердости, наполнило уверенностью, как садовую бочку водой, глядишь, из тебя что-нибудь и получится…)

Вспомнив неприятные мгновения, Сергей слегка поморщился — все это ерунда, мало ли чего может привидеться там, в пыльном полумраке, где пыль не дает вздохнуть, и шепот вещей перекрывается стуком сердца. Не было никакого существа — ничего такого. Да, старый шкаф действительно стоял в одной из каморок (нужно будет еще разобраться, какого черта дед наделал там комнат, не иначе старик любил поиграть в прятки), да он был до отказа набит разным тряпьем, но кто сказал, что в нем было что-то еще, помимо вещей?

Не было там никого (и ничего), не было и все тут.

А что касается голоса, что поселился в голове, то Сергей пришел к выводу, что это просто его собственные мысли, которые в последнее время стали более… отчетливыми, правильными.

Когда существо схватило его (вернее ему на миг представилось что так оно и есть) этот хриплый, каркающий голос зазвучал так отчетливо, будто кто-то со стороны пытался говорить прямо в уши. Голос разбросал мысли в стороны, подменил их своей змеиной сущностью. Он вещал, переполняясь самодовольством, сочась наглой уверенностью, словно его обладатель (а это, скорее всего ты сам, малыш) знал что-то такое, что не было известно никому.

Сергей пришел в себя, обнаружив, что валяется прямо у выхода. Засохший голубиный помет неприятно царапал шею. Некоторое время Жданов лежал, пытаясь привести в порядок застоявшиеся мысли.

Последнее, что он помнил — страшная погоня, от которой он так и не сумел оторваться. Воспоминания обрывались сразу же за тем мгновением, когда существо схватило его, вернее ему показалось, что схватило.

Сергей подвигал руками и ногами. Вроде бы все в порядке. Руки на месте, ноги целы. Вот только все вокруг приобрело странные оттенки. Мир потускнел, привычные краски сменились неприятными полутонами.

И запах. Сергей потянул воздух ноздрями — какой-то странный запах. Он витал повсюду, им, казалось, была пропитана каждая щель. Запах чего-то паленого.

Этот запах был смутно знаком. Вызывал неприятные воспоминания.

Сергей покрутил головой. Этот запах обычно означал, что мир сдвинулся. А мир начинал сдвигаться после двух-трех бутылок пива. К сожалению, за пивом зачастую следовали другие напитки, покрепче…

И каждый раз, когда Сергей брел домой, нащупывая ногами путь, словно на включенном мини-автопилоте, проклятый запах паленого преследовал его всю дорогу. И лежа в постели, широко раскинув ноги и руки, чтобы непослушная кровать не смогла сбросить его на пол, слушая неприятный монотонный гул, похожий на отдаленный звук работающей турбины, он время от времени пробовал воздух, чтобы убедиться, что запах еще здесь, никуда не делся. А потом, когда гул усиливался до такой степени, что казалось еще немного, и барабанные перепонки разорвутся, и кровь толчками начнет выбегать из ушей, запах становился все противнее и злее, забирался в нос, чуть ли не царапая, заставляя морщиться в темноте спальни; Сергей вскакивал, из последних сил успевая добраться до унитаза, чтобы преклонить колени перед холодным фарфором, изливая душу, пропитанную желчью, в безразличное жерло.

И запах обретал новые оттенки, наряду с неприятным жжением в горле. Сергей вновь вцеплялся руками и ногами, изо всех сил стараясь удержаться на кровати, и шум неохотно стихал, растворяясь в полночной тиши, но запах еще долго держался в носу, пока измученный разум не проваливался в темный, без сновидений омут.

Вот и сейчас, запах упорно напоминал о себе, притом, что Сергей уже давненько не прикасался к спиртному. С того самого момента, как раскрыл глаза, однажды зимним утром, и первое, что услышал, было тихое пиканье кардиографа. Потом были недели реабилитации. Бедные косточки — они срастались с трудом. Левая нога срослась неправильно — врачам пришлось снова ломать кость. Еще боль — она надолго стала непременной спутницей. Было больно ходить, лежать, даже дышать. Каждый вздох отдавался острой болью, словно кто-то стоял над ним, вонзая острое шило под ребра, каждый раз, когда грудь судорожно поднималась.

Это оказалось достаточным стимулом для того, чтобы больше не попадаться. Выпитое спиртное притупило внимание, и, заглядевшись на звезды, Сережка угодил прямо в расставленную ловушку. Голодное жерло колодца с радостью приняло в свои объятия, и Новогодняя ночь, проведенная в бесплодных попытках выкарабкаться из всего этого дерьма, как ничто другое способствовало тому, что он теперь даже и думать забыл о выпивке.

Боже, сколько времени уже прошло! Сергей давно позабыл ощущение неземной тоски, когда мир сдвигался, и что-то потустороннее касалось души ледяными пальцами, и откуда-то приходило понимание чего-то важного, пускай оно рассеивалось как дым рано поутру.

Сергей поднял голову, с трудом, словно после приличной попойки, поднялся на ноги. Он стоял, покачиваясь, а в его глазах плескалось веселое безумие. Он перевел взгляд с покрытых голубиным дерьмом полок, на светлый прямоугольник дверного проема, обернулся, отметив зовущую темноту, с противоположной стороны. Темнота звала, так же, как звал струящийся, переливающийся тысячами золотых искорок пыли, свет.

Свет или тьма — выбор за тобой, малыш.

Сергей потянулся к свету. Тьма неохотно уступила, хотя кто знает, возможно, она уже просто получила, что хотела, и теперь расставание стало для нее лишь пустой забавой (ты еще вернешься малыш, я обещаю, с головой окунешься в спасительную муть чердака, ведь здесь еще так много разных чудес, мимо которых ты прошел, так и не удосужившись взглянуть); тьма всегда уступает свету, чтобы потом, набравшись сил, вернуть свое.

Он вывалился наружу, рассматривая землю, до которой было почти десяток метров. Расстояние, которое можно преодолевать, натужно пыхтя, сопя от усердия, считая перекладины, цепляясь руками в прогнившее дерево лестницы, а можно просто перелететь одним махом, широко раскинув руки, от которых в полете будет не больше пользы, чем от простого школьного ранца, при прыжке с самолета.

(Вся разница только в направлении движения, парень. Спускаться всегда легче, чем подниматься, да и намного приятнее. Прекрасное ощущение полета, пускай и краткое, как миг между двумя взмахами ресниц, но поверь, оно того стоит!)

В последний момент, Сергей схватился за косяк, и замер, дрожа от волнения и испуга.

(Черт, да что происходит с тобой, парень — ты только что чуть не вылетел из проема. Еще немного, и ты бы шлепнулся вниз мешком дерьма!)

Осторожно, стараясь не делать лишних движений (голова кружилась, и к запаху паленого добавились рвотные позывы, — ну совсем как в старые добрые времена!), Сергей выглянул наружу.

Действительно высоко. Когда Сергей забирался на чердак, как-то не хотелось думать о том, как он будет спускаться. Злость и азарт полностью захватили его, и теперь, когда путь вниз был заказан, остались легкое сожаление и раздражение собственной дуростью и упрямством.

(Ну и как ты теперь собираешься спускаться, крошка-Сергей?)

Сергей улыбнулся. Что-то произошло под выцветшей от солнца шиферной крышей, что-то изменилось в мироощущении маленького человечка, что барахтался в сумерках, не зная где выход из того кошмара, начало которого ознаменовалось победным скрипом старой дверки шкафа, невесть каким образом попавшей на чердак. Это что-то придавало странный горелый аромат всему, что окружало Сергей, это поселилось маленьким зернышком где-то в глубине сознания, чтобы в один прекрасный момент прорасти, полностью показав свою сущность.

И именно это что-то подсказывало ему, что нет ничего неосуществимого, нет ничего, что бы он не смог преодолеть.

(Как я собираюсь спуститься на грешную землю?)

Это что-то вполне могло быть отголоском его прежнего "Я", когда не было всех этих ненужных проблем и забот, и любимая женушка не допекала своей непроходимой тупостью, становясь в позу каждый раз, когда что-нибудь шло не так, как привыкли ее маленькие, похожие на половинки грецкого ореха, мозги.

(Как я собираюсь, мать твою, спуститься на эту гребаную землю!!?)

Это что-то могло быть тем самым, давно ожидаемым ощущением свободы. Осязанием истины. Утверждением справедливости. И если каждому воздастся по делам его, то, как быть тем, чьи намерения черны как сажа, но дела белее снега?

Сергей осклабился, кривая улыбка поползла из уголка губ, перекашивая лицо в жуткую гримасу ненависти. Он яростно зашептал под нос, отчего задрожали губы. Потом с силой схватился за дверной проем так, что на руках выступили и задрожали вены.

— Я РАССКАЖУ ВАМ, КАК Я СОБИРАЮСЬ СПУСТИТЬСЯ, ЧЕРТ ВАС ВСЕХ РАЗОРВИ!!! — Прокричал он в сумерки наступающего вечера.

Жданов развернулся, осматривая каморку, в которой некогда ворковали голуби, обсуждая свое голубиное счастье. Он вцеплялся взглядом в каждую мелочь, которая могла бы помочь ему разрешить маленькую проблему.