Иннокентий Соколов - Бог из глины

• Название: Бог из глины
• Автор: Иннокентий Соколов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Аннотация:

Ты слышишь это каждую ночь, когда ложишься спать. Ты слышишь это каждую ночь, когда спишь. Ты слышишь это каждую ночь, когда вскакиваешь в своей постели, прижимая одеяло к груди, пытаясь хоть как-нибудь защитить себя от этого кошмара. Это ночной ветер поет призрачную колыбельную, и луна подпевает ему серебряным голосом. Это существа, замурованные в толстых стенах дома, пытаются разговаривать с тобой. Это неведомый бог, живущий в подвале, зовет каждую ночь к себе. Вскакиваешь с постели, и некоторое время смотришь в темноту, пытаясь судорожно глотнуть, пытаясь пустить воздух в легкие, ослабевшие от крика. Молча стоишь в темноте, вслушиваясь в голоса, которые шепчут тебе о том, что они хотели бы сделать с твоим телом, твоей кровью и плотью. Ты стоишь в темноте и пытаешься услышать знакомые, привычные звуки — тиканье будильника, потрескивание обоев, печальную песню сверчка за окном. Ты почти убеждаешь себя, что слышишь эти звуки, и больше ничего. Это происходит каждую ночь, и это беспокоит тебя. Ты не знаешь, что происходит сейчас с тобой и твоей семьей. Ты ничего не делаешь — просто плывешь по течению, не предпринимая никаких попыток вырваться из этого дома. Ты пока не знаешь, что ожидает тебя — но если бы ты знал, если бы только знал…

---

Сейчас не так — запахов нет, они пропали, стали несущественными. Нет, конечно, ты иногда поводишь ноздрями, уловив запах жареного мяса, или почуяв запах пыли на темном чердаке, но это не идет, ни в какое сравнение с тем, что было в дни вечной весны.

Много чего осталось в том сказочном времени. Ты думал, что оно не закончится никогда — но оно пролетело, легким дуновением, опало осенними листьями, оставив только легкие воспоминания, которые словно в тумане. Вот они — были, и нет. Пропали, сгинули, оставив только зыбкое марево.

Звуки — ты слышал их все. Сейчас, когда ты разменял третий десяток, они кажутся ненужными. Ты не слышишь, вернее, стараешься не слышать, как шумит огромный старый тополь, растущий неподалеку от дорожки, что идет вдоль путей, ты не слышишь, как высохшая трава шепчет о том, как было хорошо летом, тебе не интересен мир надоевших звуков, ты отгородился от него, и голоса в голове — единственные спутники.

Вспомни, как хорошо было тогда. И тебе казалось, что все так и должно быть. И будет вечно. Но детство ушло, растворилось в сумерках взрослой жизни, и что осталось тебе? Желудок, который ноет каждый раз, когда ты слишком обильно помажешь горчицей отбивную, камни в почках, и каждый раз, когда ты стоишь перед унитазом, не решаясь пустить первую струю, зная, что боль будет достаточной для того, чтобы стонать, стиснув зубы, зная, что это нужно перетерпеть. Зубы, которых стало немного меньше, морщины — их пока еще нет, но, малыш, время, которое казалось подобным желе, превратилось в бешено мчащийся поток, огибающий скалы. Оно мчится вперед, не оглядываясь, не делая попыток притормозить. Ему нет никакого дела до смутных терзаний такого неудачника, как ты.

Так скажи, парень — разве стоит все это того, что ты, когда-то не раздумывая, бросил на чашу весов, в своем неуемном старании вырасти как можно быстрее, чтобы стать, наконец, взрослым, и постичь все радости взрослых, которые на поверку оказались обманом. Пустышка, которую подсунули тебе — теперь она горчит, отдает во рту неприятным вкусом. Дни вечной весны. Они совсем близко. Близко, как никогда. Нужно только дойти до самого конца пыльного чердака. Добраться до маленького окошка, что притаилось с другой стороны. И когда ты откроешь его, и выглянешь в него, ветер донесет до тебя тихие звуки детства, и дыхнет прямо в лицо, принеся весну и запах сарсапарели.

Дни вечной весны — ты променял их на жалкое прозябание осени. Осень — она подобна смерти, и ты скоро вступишь в нее, чтобы подготовиться к пустым объятиям холодной зимы, вернее даже не так — она сама найдет тебя, заберет к себе, окружит золотым листопадом, маня мертвой красотой, обещая многое, но ничего так и не дав взамен. И когда опадут листья, ты поймешь, что голые ветки похожи на кости, с которых чья-то злая воля сорвала плоть. Но когда, до тебя дойдет, что ты крепко влип, будет поздно. Золотая (хотя какая она золотая — это просто дешевая позолота, чтобы сбивать с толку таких простаков, как ты) осень покажет свое истинное лицо. И когда дни станут короче, а ночи длиннее и холоднее, и первый снег закружится в воздухе — неужели тебе не захочется назад, туда, где весна встречает тебя ласковым ветерком, а лето готово согреть в жарких объятиях, нашептывая о том, как хорошо проснутся рано поутру и сладко потянутся в постели, зная, что тебе только восемь, и вся жизнь еще впереди, и можно не спеша пройтись по комнатам спящего дома, открывая ставни, впуская в окна сонное солнце, накинуть майку и шорты, умыться ледяной водой, выбежать на улицу, где друзья уже давно поджидают тебя, чтобы сорваться с места шумной, голосящей стайкой, вперед, туда, где много чего интересного и неизведанного.

Так скажи, парень, разве мертвые морщины осени дороже чудной весны? Разве снежная вьюга, что пытается забрать тебя в костлявые объятия лучше теплого летнего утра?

Нет, парень, и мы знаем это наверняка. Тебя просто надули. Обвели вокруг пальца. Сделали из тебя дурака.

И если, умываясь золоченой, осенней пылью, стоя в кромешной тьме (на самом деле солнце пронзает ее огненными стрелами, изо всех щелей, но тебе все равно — твои глаза закрыты) на старом чердаке, по колено в пыли, втягивая ноздрями, ароматы детства, что нахлынули ниоткуда, ты возразишь, что все это полное дерьмо, то я скажу тебе, малыш — ты пытаешься обмануть самого себя. Если же ты и дальше будешь стоять на своем — ты и вправду дурак!

Сергей покачнулся. Он улыбался, и голоса говорили с ним. Они убеждали, нашептывали в уши, а он слушал. Он улыбался и слушал.

И когда он, наконец, открыл глаза, то увидел, что тьма ушла. Из полумрака проступили очертания чердачной коморки. Сергей пошел вперед, углубляясь в прошлое, огибая кучи хлама, вообразившего себя чем-то важным и нужным. Он вошел в следующую комнатушку. Теперь он понял, почему дедушка разгородил чердак, сотворил некое подобие лабиринта. Каждая комната содержала в себе что-то нужное, присущее только лишь ей одной.

В следующей комнате стоял шкаф. Невероятно, как ему удалось попасть сюда? Кто сумел затащить на чердак это громоздкое чудовище. Шкаф был огромен, в рост Сергея. Он весь раздулся, словно вещи, его переполняющие так и норовили выбраться наружу, чтобы не тесниться в некогда лакированных стенках.

Сергей попятился. В голове зазвучали тысячи колокольчиков.

(Колокольчики висели над дверью, и каждый раз, когда кто-нибудь входил или выходил из дома, они звонили чистыми переливами серебра)

Потом колокольчики стихли, и в голове осталась только одна мысль:

— Нет, только не это, пожалуйста, не надо…

Дверь шкафа чуть дрогнула. Сергей отступил, и уперся спиной в фанерную стенку.

(Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…)

Нет, малыш, если уж ты вздумал пройтись по чердачным комнатенкам, придется немножко потерпеть. В самом деле, нельзя же перебирая четки, пропустить пару-тройку бусин. Вдруг они окажутся самыми нужными?

Что-то заскреблось там, в шкафу. Звук был тихий, настойчивый. Словно что-то ожило вдруг там, и теперь в нерешительности скребло длинным острым когтем дверку шкафа, раздумывая, стоит ли вылезти наружу, чтобы задать приличную трепку парнишке, что вжался в фанерную стенку, наивно надеясь на чудо. Надеясь, что его минет чаша сия.

(Наверно, мне все же придется выбраться ненадолго из этого уютного шкафа, не так ли, Сереженька?)

— Нет… — Прошептал Сергей.

(Нет?)

— Нет!!!

(Ну-ну, паренек. Не стоит так волноваться. Самое плохое, что может сейчас случиться с тобой — смерть. Долгая, мучительная, хе-хе…)

Словно решившись, существо, сидящее в шкафу, слегка толкнуло дверку шкафа. Та недовольно скрипнула. Существо повторило попытку. Дверь наполовину открылась.

Еще немного и…

(Смерть, страх, ужас — что еще пожелать тебе парнишка-Сергей?)

Огромная костистая лапа схватилась за краешек дверки. Существо выбиралось из шкафа. Оно недовольно сопело, путалось в вещах, чуть слышно бранилось, наполняясь чудовищной яростью, чтобы выплеснуть ее потом на молодое тельце, что испуганно жалось в угол.

Сергей закрыл глаза.

(Молодец парень, это лучшее что ты можешь сделать здесь и сейчас. Не думаю, что это сможет помочь, но что еще остается делать, когда страшило готово заполучить тебя на обед?)

Существо из детства. Вспоминая о тех славных деньках, было бы несправедливым умолчать о нем, существе из шкафа.

Оно ушло однажды, холодным осенним днем, (Сережка не помнил точно) чтобы никогда больше не возвращаться. Хотя нет — оно ушло после того, как гроб с дедушкой опустили в землю, и Сережка, до конца выполнивший свое обещание, заснул, наконец, спокойным детским сном.

Оно уходило и возвращалось. Вспомни, как однажды в один, приятный Новогодний вечер, оно скреблось рядом с тобой, царапая когтями неровную кирпичную кладку колодца.

(Сережа, Сереженька…)

Оно хрипло сопело, не решаясь протянуть лапы, словно было не готово прорвать тонкую пленку, что отделяет холодную, снежную реальность, от вязкой мути кошмара.

(О, Сережа, ты не забыл, благодаря кому, сумел выбраться из колодца? Мой голос помогал, заставлял двигаться, лезть вперед, не взирая на сумасшедшую боль в бедных, переломанных ножках…)

Существо ворвалось в его жизнь. Когда? Он не помнил точно.

(Не зли меня парень. Теперь самое время порыться в своей дырявой башке…)

Отец. Да, отец… Это было как-то связано с ним. Отец ушел однажды из Сережкиной жизни, покинул ее, оставив взамен существо.

Да, это существо — оно осталось вместо отца, чтобы вот так же мучить его, не давать нормально вздохнуть, каждый раз заставляя замирать от ужаса, когда, скрипнув, приоткрывалась дверка шкафа.

Существо жило в шкафу, и каждую ночь, Сережка ждал, что оно появится вновь.

Существо выбиралось. Сергей явственно слышал, как оно стряхнуло старое пальто, и выругалось вполголоса.