Павел Евдокимов - Женщина и спасение мира

• Название: Женщина и спасение мира
• Автор: Павел Евдокимов
• Жанр: Религия

Книга жившего во Франции русского христианского писателя и богослова Павла Евдокимова "Женщина и спасение мира" хорошо известна на Западе, где она впервые была опубликована в 1958 году на французском языке. К теме женщины русское богословие, к сожалению, обращалось и в прошлом и в настоящем довольно редко. Автор пытается осмыслить предназначение, роль и место женщины в историческом онтологическом и эсхатологическом контексте. Он пишет уверенными мазками, умело пользуется святоотеческим наследием и трудами современных православных и католических богословов. Несомненная эрудиция и хорошее знание источников, могут создать впечатление, что в его книге раскрывается церковное учение. Конечно же это не так. В замечательной работе "К вопросу о "Filioque" (СПб. 1913г.) наш выдающийся церковной историк Василий Болотов (f5 апреля 1900 г.) дает четкие критерии различения теологумена и частного богословского мнения и проводит их отличие от догмата. "Содержание догмата — истинное, — говорит он, — содержание теологумена — только вероятное, это — богословские мнения святых отцов единой неразделенной Церкви. От теологумена я различаю достаточно резко богословские мнения. Это лишь частные мнения тех... кто не более как только богословы... Каждый русский богослов является в сущности представителем только своего личного мнения... и если я свои частные мнения выбираю... из круга богословских мнений, я отвечаю за них как за свои собственные догадки".

С подобным частным мнением и догадками мы как раз и имеем дело у Евдокимова. А если это так, то с его идеями можно не соглашаться и полемизировать. Такая творческая полемика, думается, и стала бы важным и полезным результатом публикации на русском языке его во многом спорной книги.

Протоиерей Владимир Башкиров, г. Минск

---

Во время литургии, произнося анафору, священник возглашает: "Твоя от твоих Тебя приносяще..." Верный как носитель царственного священства продлевает, продолжает это действие за стенами храма: он служит литургию своей обыденной жизнью, отвечая на слова молитвы миропомазания: "Служить всяким делом и всяким словом". Миропомазание посвящает всякого верного и, согласно преданию .присоединяет его к священству как посредника между Церковью и космосом, Церковью и миром, лежащим вне ее. Элемент ы священства здесь присутствуют ясно: приношение, жертва и посвящение самог'о себя[213].

4. Пророческое достоинство

Пророк это не прорицатель, который предсказывает некие события. Пророком является тот. кто чувствует замыслы Божьи в мире и стро-го следует по пути Его благодати. Евсевий Кесарийскии в своем "Доказательстве в пользу Евангелия" пишет по поводу священнического помазания верных: "Мы воскуриваем пророческий фимиам на всяком местен и приносим Ему [Богу] благоухающий плод практического богословия"[214]. Вот прекрасное определение служения миряи-лаикон. его пророческого аспекта: воплощение догмата в повседневную жизнь, пророчество через истину существования. Как говорит также св. Экумений: "Мы — цари, потому что господствуем над нашими страстями; священники -— для того, чтобы принести в жертву наши тела; пророки — так как научены великим тайнам"[215]. И в том же смысле преп. Феофилакт говорит: "Пророк — потому что он видит то, что око не видело"[216], а это есть следствие подлинной, живой веры. Христианство — в величии своих исповедников и мучеников—имеет характер мессианский, революционный, взрывной. Пребывая в царстве Кесаря, мы получили повеление искать и найти то, чего там нет: Царствие Божье. Но это именно и означает, что мы должны изменить его образ, его преходящее лицо; а изменить мир означает: перейти от того, чего этот мир еще не имеет—и почему он и есть "мир сей", — к тому, во что он превращается, становясь другим, становясь Царствием Божьим. Дух Святой, говорит Николай Кавасила, сообщает нам "власть действовать во славу Божию".

*-*

Охотно говорят о священническом и о царском призвании верных, потому что эти понятия ни к чему не обязывают, — до такой степени их значение стало неопределенным, чисто риторическим; но очень мало говорят о пророческом призвании. Пророчество скомпрометировано в истории, и это вселяет беспокойство; когда оно подлинно, то судит просто своим присутствием и не позволяет благоустроиться во времени. Однако в библейских текстах дышет его дух. Оно является сердцем всеобщего священства, и если что-то в особенности дано верным, то именно эта харизма. Именно в этой чуткости к воле Божьей должна была проявиться сила чистоты и святости для Зачатия и Рождения Бога. Слово приходит "к своим", и "свои" Его принимают, они—Его служители. О них Господь говорит: "И оправдана премудрость чадами ее" (Мф. 11.19). Но Воплощение — это уже Парусия в своей силе, и чада премудрости являются также служителями Парусии. "Употребляющие усилие... восхищают Царство" и берут на себя обязанность созывать на мессианский пир. Евангелие сосредоточено не на индивидуальном спасении, но на Царствии Божьем. Трансцендентный эгоизм "собственного спасения" является церковным номинализмом; он искажает богочеловеческую действительность. Рядом с аскетическим усилием, направленным внутрь, происходит брань против сил зла в мире, проникновение в мир сил добра, пророческое воздействие справедливости и истины, неизвестное во времена отцов Церкви. Это создает разрыв онтологических уровней, на которых пребывает мир; между тем, согласно евангельским притчам, судьба мира — во взаимозависимости грешников и святых.

Христианское служение последних времен, христианская надежда относятся к священству верных. Это время предполагает переход от всякой объективности, от всего того, что является лишь знаком, образом, предполагает переход от грандиозного музея недейственных ценностей культуры к действительному изменению мира; оно ратует за просвещение человеческих существ и их взаимоотношений, за создание живых общин, органических ячеек Церкви, зародышевных клеток Святого Духа, пророчествующих своей жизнью о новом эоне. И именно здесь мы увидим, в чем состоят призвания и конкретные служения мужчины и женщины.

ГЛАВА VI ЦЕРКОВЬ В МИРЕ И ЭСХАТОЛОГИЯ

1. Церковь и мир

"Итак идите, научите все народы...", — говорит Господь (Мф. 28.19). Церковь озабочена индивидуальными душами, но также и национальными общностями. В силу исторических обстоятельств Церковь может находиться в центре существования, но может также быть отодвинутой на периферию народной жизни; однако она не может отказаться от своей теократической миссии, не изменяя своей собственной природе. Соль жизни — она солит все события, придает ценность каждой эпохе, обнаруживает ее скрытое значение. "Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое я говорил, оно будет судить его в последний день" (Ин. 12.48). Церковь и есть это Слово, которое пребывает в мире как его непосредственный суд.

Всякий народ усваивает себе некую миссию, строит себя в соответствии с ней, но эта миссия встречается с замыслом Божьим. Притча о талантах показывает, что никакой труд никогда не теряется в мире; если один из служителей отказывается исполнять дело, его поручают другому, но тогда происходит опасная задержка.

Всякая власть от Бога может быть извращенной, но существует только в отношении к Абсолюту. Это фундаментальное отношение сохраняется даже при сознательном его отрицании как неминуемый суд, который отвергает всякую нейтральность. Историческое явление не может освободиться от посылок, заданных его "предназначением"; трансисторический коэффициент уже сообщает ему положительное или отрицательное значение. Вот почему, несмотря на свою кажущуюся простоту, такие слова, как: Воздавайте Кесарю кесарево, а Божие Богу, требуют проявления непоколебимой веры.

Государство, общество, цивилизация или культура не становятся Церковью, но свершаются, исполняются в Церкви, рождаются в своей собственной истине. Всякий манихейский или несторианский дуализм, так же как и анемичное монофизитство, должны быть полностью и окончательно отвергнуты; иначе мы теряем живую нить библейской мысли и увязаем в песке еретических построений. Евангелие заявляет категорически, что человеческое существование во всей своей полноте подчинено единственной и единой цели: Царствию Божьему. Общественная жизнь может созидаться только на догмате: христианство есть подражание природе Божьей (св. Григорий Нисский)[217]. Когда служители добра ослабевают, за то же самое задание берутся силы другого рода, противоположного знака, и тогда возникает путаница. Евангельское повеление "искать Царствия Божия" секуляризуется и вырождается в утопии о земном рае. Грозный тоталитаризм апокалипсического зверя вырисовывается на фоне копошащихся человеческих коллективов. В настоящее время христианство уже не является действующим агентом истории, но беспомощным зрителем процессов, которые ускользают от его влияния и рискуют свести его к размерам и значению замкнутой секты, не участвующей в судьбах мира. Социальные и экономические реформы, освобождение и эмансипация народов и общественных классов осуществляется силами этого мира, далекими от Церкви.

* * *

В истории вопрос равновесия между духовной и светской властями разрешался по-разному. В средние века папа римский держал в своей руке оба меча; Реформация передала их в руку князя. Православие дало один меч патриарху, а другой императору, причем единство цели создавало единство обеих властей.

В этом заключается знаменитая "византийская симфония", о которой говорится в VI новелле Юстиниана (VI век). Духовная власть Церкви и светская власть государства представляет собой два дара одной и той же воли Божьей, тем самым предопределяется их согласие, симфония. Государство защищает честь Церкви, а Церковь вдохновляет начала общественной жизни; Церковь является компасом, который дает направление, а государство держит руль, управляя конкретной жизнью народов. В Эпанагоге XV века их соотношение уподобляется единству тела и души. Император управляет телом, а патриарх—душой. Педагогическая забота о христианизации народной жизни, проникновение света Христова во все ее области (проникновение — как следствие христианской веры) органически вытекает из христианской антропологии. С небывалой до сих пор силой священное наследие апостольской миссии тяготеет над исторической реальностью настоящего времени. Православные народы получили в Крещении внутреннюю форму — душу, вышедшую из купели, и они уже не могут, хотят они этого или нет, избавиться от нее; за исключением случаев чудовищного перерождения, структура самой души атеиста остается мистической. Трагическим образом, в силу недавних событий, церковное Благовестие оказалось приостановленным; но возможно это совершилось именно для того, чтобы в близком будущем лучше выразить то, что никогда еще не говорилось, и то, что уже не зависит от исторических форм; чтобы сказать это с такой мощью, которая может порождаться только свободой[218]. Современная ситуация значительно изменила исторический контекст проблемы. В силу обстоятельств почти везде Церковь живет в отделении от государства. Она приспосабливается к этому новому положению, внутренне не утрачивая своей вселенской, всеохватывающей миссии, не отделимой от ее природы. Но ее теократизм все больше интериоризируется. Церковь видит себя вездесущей как совесть, голос которой звучит свободно и обращается к свободе, помимо какой-либо секулярной необходимости. Если она теряет возможность непосредственного участия в жизни общества, не располагая эмпирическими средствами государства, то она в свою очередь выигрывает в моральной силе благодаря полной независимости, которую обрело ее Слово.