Ирэн Фрэн - Желания

• Название: Желания
• Автор: Ирэн Фрэн
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02558-Х

«Желания» — магический роман. Все его персонажи связаны друг с другом роковой судьбой и непостижимыми тайными страстями. И все они находятся в плену желаний. Главный герой романа, молодой биолог Тренди желает любви покинувшей его Юдит, юной художницы. Та, в свою очередь, желает разгадать тайну Командора, знаменитого кинопродюсера. Командор и оперная дива Констанция Крузенбург желают власти. А еще персонажи романа пытаются избавиться от страха, порожденного предсказанием конца света.

---

— Ты молод, — сказала она, снимая с него шарф.

Из суеверия Тренди надел сегодня тот же шарф, что был на нем в резиденции нунция. Констанция безжалостно бросила шарф на паркет. За шарфом последовало остальное. Тренди покорился. В комнате было тепло и приятно. Певица подвела его к маленькой кушетке и некоторое время любовалась им.

— Ты молод, — повторила она. — У тебя красивые волосы.

Констанция взлохматила его прическу. Сама она не разделась. На этот раз от нее не пахло духами. И вдруг ему показалось, что она стоит перед ним обнаженная. Но дива усмехалась, похоже, наслаждаясь ситуацией. Тогда, все еще боясь ее холодного взгляда, он набросился на ее губы. Почему-то ее глаза напомнили ему какую-то рыбу. Но вот Крузенбург сделала недвусмысленный жест. Охватившее его желание рассеяло страхи. Тренди закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел затуманенный взгляд Констанции. Она раздвинула полы пеньюара. Через слуховое оконце в комнату проникал зимний свет. Снег падал на крыши и таял. Во внутренних двориках по водостокам стекали с легким металлическим звуком струйки воды. Констанция была стройной, с небольшим животиком, несомненно, признаком возраста, но это не оттолкнуло Тренди. Была ли она когда-нибудь ребенком, молодой девушкой? Нет, никогда. Она всегда была зрелой, властной, опьяняющей женщиной. И в уголках глаз у нее всегда таились эти едва заметные морщинки — единственное, что придавало ей человечность. И еще эта улыбка, которой она уже улыбалась ему за карточным столом.

— Я нуждаюсь в тебе, — сказала Констанция, но не припала к нему, как к желанному источнику.

Она была спокойной, очень спокойной. Тренди решил, что, вероятно, ошибся в прошлый раз, подумав, что она волнуется. Констанция предлагала себя с той же холодной властностью, с которой пела, она была хозяйкой всех своих чувств, руководила своим ртом и руками. Она была медлительной, изысканно медлительной. Наконец она опрокинулась на обитую бархатом кушетку. Сетка соскользнула с ее волос, и на паркет одна за другой посыпались шпильки. Остальные звуки потонули в томной неге наслаждения.

Придя в себя, Тренди испытал одновременно и счастье, и разочарование. Констанция в любви была молчалива. А он-то представлял себе какую-то лебединую песню, да и гримерную ее воображал своеобразным будуаром, красным с золотом. Ну, во всяком случае, он ею обладал. Тренди успокоился, его охватило очень приятное ощущение. «Все уже позади, — говорил он себе, — окончательно позади; и так просто стереть любовь, я был прав в тот день в резиденции нунция — надо просто затушить один огонь другим».

Констанция отдыхала рядом с ним. Свое бледное тело она прикрыла складками пеньюара. В конце концов эта поза показалась ей неудобной, и она встала. Перед тем как сесть за туалетный столик, она послала Тренди улыбку, которую он уже видел однажды на «Дезираде» во время игры, когда певица поняла, что выиграла у Анны. Но сегодня Тренди показалось, что жертвой является он сам.

Он не решался пошевелиться и чувствовал себя смешным. Крузенбург не выказала ни малейшего признака нежности. Она произнесла одну лишь фразу и с теми же презрительными интонациями, что и в адрес Анны:

— Ты молод.

Слово «молод» прозвучало с неожиданной страстностью, как если бы она собиралась съесть его. И тут же с насмешливым выражением уставилась на себя в зеркало.

Снег кончился. Через круглое окошко было видно, что небо прояснилось и обрело тот же холодный цвет, что и в начале этой ранней зимы. Тренди торопливо оделся. Констанция гримировалась перед зеркалом. На миг ее измазанные румянами пальцы задержались на горле, словно она заметила в зеркале что-то, ее обеспокоившее. Она повернулась к Тренди. Тот уже стоял у двери. Певица встала:

— Уходишь?

Тренди посмотрел на нее:

— А разве стоит остаться?

Он усмехнулся, Констанция тоже. Но выглядела она удивленной.

— Возможно, — сказала дива.

— Я должен, — решительно ответил Тренди.

Он рассердился, сам не зная, откуда у него взялись силы.

— Ты будешь там сегодня вечером…

Крузенбург не спрашивала, она продолжала приказывать:

— …Ты будешь там, на том месте, которое я для тебя оставила, и будешь думать о том, чем мы занимались. Ни о чем другом, слышишь? Только о том, чем мы занимались.

Слушая ее слова, Тренди думал только об одном — повторить все сейчас же. Но взгляд Констанции потемнел, ее губы, как ему показалось, надулись, а что это было — желание или зарождающийся гнев или страх — он сказать не мог.

Певица прикоснулась к его руке. Это был жест прощания. Тренди вспомнил слова Нюманса. «Почему я? — спросил он себя. — Я еще молод, у меня ничего нет — ни богатства, ни власти…»

Его взгляд упал на красно-черный букет, присланный Командором. Крузенбург напряглась:

— Ты меня не слушаешь! Запомни, когда я буду петь…

Она стиснула его запястье, становясь все более строгой, но Тренди чувствовал, что она волнуется.

— Да, — сказал он. — То, чем мы занимались.

— Помни, — повторила дива, отпуская его руку. — Только об этом…

— Ты боишься? — спросил Тренди. — Эта партия, в самом деле, такая трудная?

Она побледнела:

— Я никогда не боялась.

— Ты волнуешься. Ты волнуешься, как в тот день…

Констанция отвернулась и, сев перед туалетным столиком, принялась втыкать в пучок шпильки. Теперь ее голос дрожал.

— Я волнуюсь за свою красоту, которая должна быть сегодня вечером ослепительной. Я всегда волнуюсь только за свою красоту.

То, что Констанция волновалась, показалось Тренди подарком небес. Он положил руки ей на плечи, выскользнувшие из атласного пеньюара.

— Поговори со мной, — попросил он. — Поговори со мной о пении. О твоем пении.

В это мгновение Крузенбург непроизвольно поднесла руку к горлу, и ее глаза потемнели.

— Я никогда не говорю. Я пою. Замолчи. Уходи. — И, смягчившись, добавила: — Помни о нашем договоре.

Слово «договор» вызвало у Тренди дрожь. Певица подтолкнула его к двери:

— Теперь уходи.

— Когда я тебя увижу?

— Сегодня вечером. Ты получил приглашение?

— Нет, когда я тебя увижу… как только что…

— Я дам тебе знак.

— Когда?

Она повернулась к нему спиной:

— Посмотрим. Посмотрим позднее. После.

— После чего?

— Разумеется, после премьеры! А теперь уходи.

Прежде чем закрыть дверь, Тренди посмотрел в большое зеркало на собственное отражение. Он выглядел уставшим и похудевшим. Но не это беспокоило его больше всего. У него был тот же вид побитой собаки, что и у Анны, когда та проиграла певице в карты.

Ему захотелось в последний раз взглянуть на Констанцию. Она сидела перед туалетным столиком. Он немного успокоился. У нее не был вид победительницы. Тренди медленно закрыл дверь. Он не прошел по коридору и десяти шагов, как из гримерной полился дивный, торжественный голос. Это были не вокализы, а жалобная песня, которой он удивился — такой прекрасной и чистой она была.

В коридоре никого не было. Букеты так и стояли неубранные. Тренди присел среди цветов и прислушался.

Ему не пришлось долго гадать. Голос теперь сопровождала скрипка. Голос звучал с пластинки, запись была старой и немного хриплой. Несмотря на плохое качество записи, даже тому, кто ничего не понимал в музыке, было ясно: это чистый и бесподобно красивый голос. Звучала ария Турандот. Это мог быть только голос Ирис Ван Браак. Ее голос — без жизни, без дыхания, без дрожи плоти, ее голос — законсервированный, на старой пластинке, ее голос единственная память о минувшем времени. Он вырывался из дверей, наполнял собой коридор. Ирис вновь пела в Опере. Она пела в храме, но бог уже покинул его. Какой бог? Какой дьявол?

Тренди нащупал в кармане стеклянный амулет. Он был на месте, что было удивительно после недавнего порыва страсти. «Я стал суеверным, Нюманс оказал на меня влияние, — подумал Тренди. — И я сейчас опоздаю на встречу в музее». Он бросился бежать. И только снаружи, на холоде заметил, что забыл свой шарф у Крузенбург, и на этот раз действительно испугался.

Глава 22

Самое неприятное было то, что, оставшись без шарфа, Тренди потерял уверенность в себе. Он не помнил, как давно появилась у него эта причуда, но ему казалось, что если он пойдет в музей без шарфа, то непременно проиграет Дрогону. Более прозаическая причина заключалась в том, что Тренди боялся простудиться. Когда Берениса рассказала ему о болезни, он не придал этому большого значения. Ему эта болезнь не грозит. Теперь он уже не был в этом уверен. Тренди посмотрел на часы. Он опаздывал. Времени зайти домой не было. Он поймал такси. В машине Тренди думал о Констанции. Свидание закончилось плохо, но в целом впечатление было приятным. Неизвестно почему он сравнил ее с Рут. Откуда у него это влечение к зрелым женщинам? Но разве не был он, пусть и недолго, влюблен в мать Юдит? И не потому ли он обратил внимание на Анну, что та была ее подругой?