Иван Куц - Годы в седле

• Название: Годы в седле
• Автор: Иван Куц
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Гражданская война, Советский Туркестан во вражеском кольце. Связи с Москвой нет, не хватает хлеба, оружия, топлива... Среднеазиатские большевики твердо отстаивают дело революции. Ряды бойцов за власть Советов день ото дня растут. В них вливаются и революционно настроенные военнопленные. Среди бойцов-интернационалистов много мадьяр. Сражаясь против врагов Советской республики в России, они тем самым боролись и против врагов трудовой Венгрии. Автор книги не претендует на широкие исторические обобщения. Как участник и свидетель событий, он правдиво описывает суровые бои и походы в горах и пустынях, на живых примерах показывает могучую силу интернационализма. Начав службу в Красной Армии рядовым бойцом, он вырос до командира корпуса. В годы гражданской войны командовал конным дивизионом, большинство бойцов в котором были венгры. Иван Федорович Куц по достоинству оценивает революционную сознательность, боевую доблесть и душевную красоту своих товарищей по оружию. В период Великой Отечественной войны ему довелось в должности заместителя командира 6-го гвардейского кавалерийского корпуса участвовать в боях за освобождение Венгрии.

---

К нам подошел Валлах. Он слышал, о чем говорил Крыжин.

— Так почему же нас здесь задержали? — возмутился он. — Почему не бросили по горячему следу?

— Не кипятись, — успокоил его Крыжин. — Вы тоже помотались немало. На таких лошадях разве догонишь? Преградить путь эмиру командующий фронтом приказал частям Первой Туркестанской кавалерийской дивизии, которая освободила район Китаб — Гузар — Шахрисябз. Вам же предстоит вернуться в Катта-Курган. Попутно очистите от разбежавшихся сарбазов полосу между Зеравшаном и железной дорогой.

— А Старая Бухара? — поинтересовался Пал Валлах.

— Как! Вы еще ничего не знаете?

Крыжин встал и громко, чтобы слышали все, объявил:

— Товарищи, Красная Армия и революционные  войска восставшего народа сегодня полностью овладели столицей ханства — Старой Бухарой!

На какое-то мгновение установилась мертвая тишина. Потом она взорвалась дружным «ура». Со всех сторон к кострам устремились бойцы, чтобы узнать причину ликования. Возник импровизированный митинг. Крыжин кратко информировал о положении на фронте, о героизме частей, взявших штурмом Старую Бухару и освободивших ряд других городов, поздравил всех с победой бухарской народной революции.

Допоздна возбужденные красноармейцы обсуждали важное известие. Наконец костер постепенно угас. Из-за гребня Зерабулакских высот выкатился диск луны. Люди разбрелись по облюбованным для ночлега местам.

Бивак затих. Только дневальные и часовые, борясь со сном, чутко прислушивались к шорохам ночи.

Наутро отряд выступил в Катта-Курган.  

В украинских степях

1

10 сентября 1920 года М. В. Фрунзе подписал свой последний приказ и стал готовиться к отъезду. Он получил назначение на должность командующего Южным фронтом. Вместе с ним убывала и наша Отдельная интернациональная кавалерийская бригада. Спустя два дня она погрузилась в железнодорожные составы и покинула Катта-Курган.

Потянулись однообразные эшелонные будни. Мимо нас замелькали города, кишлаки, полустанки. Проехали Самарканд, Ташкент... После цветущих оазисов Узбекистана перед нами открылись необозримые пустыни. Под скрип ветхих вагонов, перестук колес на избитых стыках бойцы грустили по оставленным родным и близким, вспоминали недавние бои и походы, заглядывали в будущее. Хотелось верить, что с разгромом черного барона Врангеля наступит наконец долгожданный мир.

На станции Аральское Море задержались дольше обычного: пополнялись топливом.

Я прошел к паровозу, который стоял рядом с огромным пакгаузом. В нос ударил резкий запах тухлятины. Чертыхаясь, бойцы дробили лопатами плотные пласты вяленой рыбы, набивали ею тачки, носилки, мешки.

— Какое добро загубили, — возмущался Габриш. — Народ голодает, а тут горы леща гниют. Расстреливать за это надо!

— Ишь прыткий какой! — возразил горячему венгру кладовщик. — Для людей и берегли. В Россию собирались отправить. Да война кругом. Дороги, мосты порушены. Вот и пролежала, пока не испортилась.  

Крыши-то худые, чинить нечем. Грузите уж, а то скоро и в топку паровозную не сгодится.

О таком использовании пропавшей рыбы я слышал. Но самому видеть, как она горит, не приходилось. Вскарабкался в будку машиниста.

— А, начальник! — встретил тот. — С чем пожаловали?

— Посмотреть хочу, чем вы тут жеребца своего кормите.

— Это можно. Как раз этим сейчас и занимаемся. Генеральная чистка была...

Откуда-то вывернулся с охапкой сухих поленьев чумазый парень. Сложил их под котлом. Потом облил чем-то черным.

— Нефть?

— Масло хлопковое. Порченое...

Затрещали дрова, взялись жаром, и тогда в топку полетело слежавшееся рыбье гнилье.

Прикрыв тяжелую дверцу, кочегар прислушался.

— Эк, гудит как! Антрацит, да и только...

Аральского «антрацита» хватило до Оренбурга. Здесь удалось запастись старыми шпалами. В дальнейшем жечь стали все, что попадалось под руку, — старые сараи, заборы, погрузочные помосты, отжившие свой век деревья. Поиски и заготовки топлива иной раз занимали больше времени, чем сама езда.

В Самаре узнали, что с 22 по 25 сентября в Москве проходила IX партконференция. Жадно читали доклад В. И. Ленина. Понимали: с Польшей скоро договоримся. Значит, останется один враг — Врангель. Добить его звали агитплакаты, расклеенные на всех станциях.

Кужело высказал предположение, что нас, имеющих опыт борьбы с басмачеством, могут использовать против отрядов Махно. А раз так, надо подготовить к этому красноармейцев.

В политотделе отыскалась брошюра о махновщине. Эрнест Францевич поручил комиссару нашего полка Рудольфу Сабо пройти с этой книжицей по теплушкам, почитать бойцам и командирам, побеседовать с ними:

— Знать врага и его повадки очень важно...

Полтора месяца находились мы в дороге. Наконец 25 октября прибыли на станцию Синельниково. На перроне пустынно. Видать, холод всех загнал в вокзал. Лишь двое в ярко-красных фуражках идут навстречу. Это военный комендант железнодорожного узла и его помощник.

Я представляюсь:

— Начальник эшелона...

Старший из подошедших равнодушно роняет:

— Вам выгрузка, примите пакет.

Спешу в штабной вагон. Там все уже на ногах. Вручаю конверт командиру бригады. Пока он читает, я жестами показываю остальным: пути конец. Все довольны, что кончилась опостылевшая вагонная жизнь.

Хмурой, неприветливой погодой встретила нас Украина. Зло дул северный ветер. Он то нагонял снежные тучи, и тогда мокрые хлопья ложились на черную грязь, то разгонял их, и тогда проглядывало скупое на тепло осеннее солнце. К вечеру земля покрылась коркой льда.

Синельниково было забито войсками. Местные жители, многое повидавшие за последние годы, не обращали на нас внимания. Случалось, правда, что иной любознательный дед, заслышав незнакомый говор, спросит:

— З яких мест будете?

Кто-нибудь из охотников поговорить выпятит колесом грудь, отрапортует:

— Хатырчинской губернии, Гиждуванского уезда, Маликской волости, кишлака Янги-Базар!

Почешет старина затылок и пойдет восвояси, бормоча под нос, что вот принесло чертяк яких-то, и бис их знае откуда.

Еще в Харькове мы узнали неожиданную весть: Нестор Махно обратился к Советскому правительству с предложением сотрудничать в войне против белогвардейцев. Социально-политические причины, заставившие его перейти на сторону Красной Армии, В. И. Ленин объяснял тогда тем, что люди, группировавшиеся около Махно, уже испытали на себе режим Врангеля и то, что он им может дать, их не удовлетворило. «Здесь, — писал Владимир Ильич, — получилась такая же картина, как с Деникиным и Колчаком: как только они затронули интересы кулаков и крестьянства вообще, последние переходили на нашу сторону».

Центром махновщины было Гуляй-Поле, расположенное верстах в ста двадцати южнее Синельниково. Но «союзники» шныряли везде, держались развязно, хамили. Правда, до стычек дело пока не доходило.

Тылы 4-й армии, куда влилась наша бригада, располагались в районе Александровска (ныне Запорожье). Мне вскоре пришлось туда поехать: надо было раздобыть подковы с шипами. Наши, туркестанские, не годились для обледеневших дорог.

Попусту пробегав по различным учреждениям, я забрел в штабную столовую перекусить. В ней было полным полно народу. Кое-как отыскал стол, за которым сидело всего трое: два рослых, прямо репинских, запорожца и невзрачный пожилой мужчина. Бросились в глаза его длинные каштановые волосы. Выбиваясь из-под серой каракулевой папахи, они свисали до самых плеч.

Подумалось: это не иначе как из Гуляй-Поля дяди. Поздоровавшись, спросил:

— Разрешите присесть?

— Сидай, хлопчик, — ответил лохмач, видимо польщенный уважительным обращением. Его испитое лицо изобразило подобие улыбки.

Я тоже растянул губы и так повернул левую руку, чтобы собеседник увидел на рукаве командирскую эмблему — два скрещенных клинка с подковой под ними, а еще ниже — три серебряных квадратика. Намек был понят, и длинноволосый снисходительно поправился:

— Будь ласка, товарищ командир.

Мои случайные сотрапезники ели явно не столовскую пищу. На тарелках лежали сало, домашняя колбаса, яйца, куски жареного мяса. Больше всего поразил меня хлеб — пышный, белый. Уж сколько лет не то что есть, видеть такого не приходилось.

Расстегнув широкий каракулевый воротник своей синей венгерки, патлатый потянулся к тарелке. Подцепил кусок поджарки и, прежде чем отправить в рот, сказал по-русски, без всякого акцента:

— Богата еще Украина снедью. Многие старались, а все ж не успели разграбить.  

— Верно, батько, все тащили и теперь тянут кому не лень, — угодливо поддакнул один из «запорожцев».