Генри Мортон - Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара

• Название: Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-32420-0

Как и едва ли не для каждой страны, для Испании существует свой стереотип: коррида, фламенко, вино, Кармен… И, разумеется, этими образами Испания не только не исчерпывается, но даже и не начинается. Она удивительно красива и многолика, эта страна между Пиренеями и морем.

Неутомимый путешественник Генри Мортон приехал в Испанию не за стереотипами — он хотел увидеть страну изнутри, окинуть ее взглядом «доброжелательного постороннего», чтобы понять, принять и восхититься. «Испания» Мортона — книга такая же разноликая, контрастная, солнечная и сумрачная, величественная и карнавальная, чинная и вольная, как и страна, которой она посвящена.

---

Через семнадцать миль по дороге на Сан-Себастьян я приехал в очаровательную деревушку под названием Ирурсун, где заметил маленький деревенский трактир, ослепительно белый, с деревянными балками и красными ставнями — того оттенка, в какой у нас красят почтовые ящики. Дюжины цветочных горшков, расписанных разными цветами, были закреплены на железном балконе во всевозможных железных скобах и подставках. Увы! Трактир был полон из-за Сан-Фермина, но для меня нашлась комната в бакалейной лавке почти напротив. Так я очутился в большом помещении с двумя огромными кроватями, умывальником, отдраенными добела досками пола и несколькими религиозными картинами.

Я прогулялся до трактира, чтобы поужинать, и разделил столик с очаровательной французской семьей: отец, мать и два образцовых маленьких ребенка с идеальными манерами. Мужчина пришел в восторг от возможности поговорить по-английски: он учил язык по граммофонным записям, планируя эмигрировать в Австралию. Но его план провалился из-за любви к семье. Ему сказали, что придется ехать одному, а жена и дети не смогут последовать за ним, пока он не устроит для них жилье; и эта разлука показалась ему невозможной. Он поведал, что оказалось дешевле приехать на своей машине из Франции и прокатиться по всей стране, чем провести отпуск на родине. Этот француз был aficionado и намеревался встать в пять утра и ехать в Памплону, чтобы посмотреть на быков. Он, как мог, убеждал меня ехать с ним, но к тому времени я уже решил вместо бега быков почитать хемингуэевскую «Фиесту» и посмотреть открытки.

Меня разбудил звон колокольчиков, надтреснутых коровьих и звонких козьих, — выглянув в окно, я увидел утренний туман, сквозь который вели на пастбище коров, а коз выгоняли пастись мальчишки с длинными палками и маленькими медными рогами. Вот мальчик поднес рожок к губам и выдул ноту, на которую немедленно ответил козел, степенно вышедший со двора в сопровождении свиты из нескольких козочек и козлят — и вместе они удалились в туман летнего утра.

Я оделся и пошел в трактир завтракать. Мужчины во дворе напротив заплетали гриву жеребцу, который, видимо, отправлялся на лошадиную ярмарку, а зал в трактире был заполнен пастухами в беретах и вельветовых жилетах, сжимавшими толстые посохи. Перед каждым стояла дымящаяся чашка с какао и большой ломоть хлеба с хрустящей коркой. Они ломали хлеб, крошили его в какао и ели все это ложкой. Некоторые из пастухов пропускали стаканчик anis, многие доставали кисеты и скручивали себе сигареты. От пронзительного звука автомобильного клаксона комната внезапно опустела: коренастые суровые баски похватали посохи и сбежали по лестнице вниз, где их ждали два грузовика с лошадьми.

Какао — видимо, сдобренное корицей и увенчанное взбитыми сливками — было превосходно. По всей Испании какао хорош, что в кружках, что в пакетах, — и этот напиток, который привезли в Испанию конкистадоры из дворца Монтесумы, лишь недавно сдал позиции кофе в некоторых областях страны; а чай, как известно всем, кто пытался заказать его вне гостиницы, все еще считается в Испании одним из самых отвратительных растительных лекарств. Форд говорит, что в его время кофе только «вползал в моду», поскольку арабам Испании он был, конечно же, неизвестен — и в самом деле, арабский мир принял кофе уже после изгнания мавров.

К тому времени солнце встало и туман рассеялся. С нескольких маленьких запертых сараев сняли засовы, и они явили взору самодельные сельскохозяйственные орудия: грабли, деревянные вилы и достаточное количество метел, чтобы экипировать всех ведьм в мире. Как ни желал я остаться в этой славной деревушке, я все же чувствовал, что не осмелюсь посмотреть в глаза своим друзьям в Мадриде, если не увижу хоть что-нибудь из праздника Сан-Фермин. Когда я доехал до Памплоны, город уже протрезвлялся от возбуждения и готовился узреть торжественную процессию, текущую по улицам со статуей святого покровителя — самого Фермина. Теперь у меня сложилось впечатление, что я в средневековом городе. Колокола звонили, мужчины на деревянных лошадках, вооруженные пузырями на палках, гонялись за всеми встречными девушками и скакали за стайками восторженных детишек, которые уворачивались от них, но не раньше, чем получали удар пузырем по головке. Модно одетые женщины собирались на балконах общественных зданий, городские сановники в парадных костюмах и офицеры в орденах и медалях пробирались сквозь толпу. В боковой улочке я наткнулся на одного из великанов, крючконосого вельможу, выряженного в великолепный костюм из старинной парчи, — его голова из папье-маше была, я совершенно уверен, карикатурой на герцога Веллингтона. Всех Cabezudos и Gigantones вытащили из собора, и они шествовали по улицам. Сначала я не видел великанов, но Cabezudos попадались везде и пугали куда больше, чем любой великан, потому что были слишком живыми пародиями на человеческие существа. Люди, наряженные этими «большеголовыми», носили костюмы восемнадцатого века, а лица огромных масок либо были совершенно лишены выражения, либо застыли в ужасных усмешках. В узкой улочке я столкнулся с восемью великанами Памплоны: великолепно раскрашенные и одетые, они ковыляли вереницей, неуклюже поворачиваясь из стороны в сторону, медленной семенящей походкой, будто человек внутри плетеного каркаса делал обычные человеческие шаги. Великаны изображали Фердинанда и Изабеллу, четырех мавров и двух южноамериканских индейцев. Лицо у Фердинанда было кирпично-красным, волосы и борода — цвета воронова крыла, а корона золотой. Поверх голубой формы блестел серебряный нагрудник панциря, король сжимал серебряной латной рукавицей рукоять огромного меча. Изабелла красовалась в желтокрасном — цветах Испании — и кружевной мантилье размером с ковер. Мавры выглядели свирепо в своих тюрбанах; один был султаном, другой — султаншей, а остальные два — воинами, завернутыми с головы до пят в белые бурнусы; индейцы оказались эбеново-черными, с перьями в волосах. Толпа встретила эти фигуры воплями восторга: мальчишки восхищенно бежали перед ними, а те малютки, которые видели их впервые, преисполнились удивлением. Насколько хорошо средневековые люди знали, как впечатлять тех, кто не умеет читать!

Я занял место на краю мостовой и в ожидании святого Фермина прочитал его некролог в специальном выпуске утренней «Arriba España». Это свежайшая новость в Памплоне каждый июль! Святой жил во времена правления императора Деция (201–251) в Испании, тогда полностью римской. Он был сыном известного сенатора Памплоны — точнее, Помпейополиса, как город в те времена назывался, — и после крещения его послали миссионером в Галлию. Фермин стал первым епископом Амьена, где его до сих пор почитают и где он принял мученичество — вероятно, во время Дециевых гонений.

Я услышал приближающийся оркестр и увидел, как из-за угла медленно появляется процессия, призванная раскрыть и воплотить любовь испанцев к церемониям и формальностям, а также, необходимо добавить, культ достоинства: я ни разу не видел события подобного рода, настолько лишенного юмора и пафоса, часто вкрадывающихся в торжественные ритуалы. Первыми шли восемь великанов под предводительством Фердинанда и Изабеллы — собственной неофициальной процессией, окруженной маленькими мальчиками, бьющими в барабаны. Было восхитительно смотреть на этих испанских родственников Гога и Магога, ковыляющих в солнечном свете, и мне иногда удавалось разглядеть внутри куклы мужское лицо, глядящее сквозь проем в каркасе чуть ниже пояса великана. Перед началом настоящей процессии образовался перерыв; к этому времени великаны свернули в узкий переулок, и видно было, как они неуклюже поворачиваются из стороны в сторону, словно отвечая на приветствия людей на балконах, стоящих на одном уровне с их головами.

Маршируя под музыку духового оркестра, вышел отряд юношей в полной форме кавалерийского полка: короткие тяжелые кожаные сапоги, лосины, голубые куртки с белыми поясами, ремни наперекрест и золотые аксельбанты, золотые шлемы, из которых поднимались изумруднозеленые плюмажи из петушиных перьев. Толпа, смеявшаяся и отпускавшая шуточки, пока проходили великаны, сделалась серьезной и торжественной — средневековый переход от комедии к обряду. За эффектными солдатами шествовала группа юношей в белых костюмах, отделанных красным кантом. Они напомнили мне великолепно разряженных танцоров морриса. Двубортные жакеты заканчивались на уровне талии, а бриджи с зубчатым краем — под коленками, и каждый юноша нес короткий жезл, обернутый спиралями желтой и белой ткани. Мужчина из толпы сказал мне, что это баскские танцовщики в традиционном наряде; похожесть этих юношей на танцоров морриса напомнила мне о распространенном воззрении, что на самом деле «моррис» значит «мавританский», а сам танец пришел в Англию из Испании — как утверждают некоторые, благодаря Джону Гонту. Деревянные лошадки и шуты с пузырями, танцоры с жезлами, которые ударялись друг о друга во время танца, суть элементами английского праздника Майского дня, и я смутно помню их из собственного детства. Но интересно, сколько времени прошло с тех пор, как в Англии слышали настоящий моррисовский барабан — то есть тот, в который бьет простой деревенский житель, а не член фольклорного кружка?