Михаил Герасимов - Пробуждение

• Название: Пробуждение
• Автор: Михаил Герасимов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1965

Это — книга воспоминаний о первой мировой войне и революционных событиях 1917 года. Выходец из мелкобуржуазной среды, М. Н. Герасимов направляется в школу и попадает в дружную, на первый взгляд, офицерскую семью одного из многих полков царской армии. Однако затянувшаяся война порождает у офицеров много недоуменных вопросов, а у солдат — явное недовольство. «За что воюем?» — эта мысль сверлит голову молодого прапорщика. Солдат большевик Голенцов и врач полкового лазарета, вскоре удаленный из полка как революционер, открывают ему глаза на истинный смысл войны. Автор описывает крах юношеских иллюзий. Вопрос, куда и с кем идти, штабс-капитан Герасимов решает окончательно и бесповоротно: туда, куда идет народ, вместе с ним. В рядах Красной Армии автор прошагал по трудным дорогам гражданской войны, за боевые отличия был награжден двумя орденами Красного Знамени. В Великую Отечественную войну генерал-лейтенант М. Н. Герасимов командовал корпусом, армией, был заместителем командующего фронтом. Его записки, несомненно, привлекут внимание широкого круга читателей.

---

Если у солдат, да что скрывать, и у офицеров, хотя и не всех, и раньше были сомнения в искусстве нашего командования, то теперь они еще более подкрепятся: ведь от «солдатского вестника» не скроешь того, что  произошло с Воронежским, Тамбовским и другими полками.

Как же быть? Где выход из этого положения, ведущего к еще более серьезным последствиям, чем трагические атаки воронежцев и тамбовцев? Бездарность действий нашего фронта невольно сравнивалась с блистательными победами Брусилова, перевернувшего устоявшиеся понятия военного искусства и сказавшего свое новое, уверенное слово.

Стояли жаркие дни, чередующиеся с проливными дождями. Немцы беспрерывно вели по ночам пулеметный и минометный огонь и не давали нашим соседям убирать убитых. Тысячи трупов быстро разлагались, и воздух был заражен отвратительным сладковатым запахом, доносившимся с участка воронежцев, особенно когда оттуда дул ветер в нашу сторону, напоминая всем о происшедшей бойне.

Муромцев, несмотря на всю свою выдержанность, был хмур и неразговорчив. Ввиду того что разведка пока не проводилась, он каждый день уезжал куда-то с утра и возвращался только вечером.

Я решил проведать Голенцова.

В лазарете направился прямо к Беку. Словоохотливый хирург сказал мне, что Голенцов в приличном состоянии и я хорошо сделал, что приехал, так как сегодня ночью его эвакуируют в тыл. По мнению Бека, Голенцову предстоит длительное лечение в госпитале, ноги у него сохранятся, и хромать он не будет, хотя от болей гарантии дать нельзя. В строй он уже не вернется.

— Ты хорошо знаешь своего унтера? — испытующе глядя на меня, спросил Бек.

— Я дважды был с ним в поисках. Он отважный и надежный разведчик.

— Ну а что он представляет из себя как человек? Знаешь ли ты его с этой стороны?

Я подумал. Чем живет Голенцов, к чему стремится, чего хочет? Об этом я ничего не знал.

— Приходится сознаться, что как человека я Голенцова плохо знаю, — ответил я Беку.

— Я так и думал. Знаешь, Герман, этот унтер очень интересный человек, с интересными взглядами и мыслями. Ко мне он почему-то почувствовал расположение  и откровенно рассказал о своей жизни, о работе, дал определение войне и — о ужас! — перешел Бек на свой обычный шутливо-насмешливый тон, — высказал нелестное мнение о самых высоких начальниках. Ты порекомендуй ему быть менее откровенным с людьми, которых он плохо знает, — опять серьезно продолжал Бек. — Знаешь, ведь слово не воробей: вылетит — сам не поймаешь, а кто-нибудь вдруг и поймает.

Я в некотором замешательстве смотрел на Бека: что за околесицу несет, все это так не похоже на него.

— Ты что-нибудь особенное нашел в моей внешности? — спросил, кокетливо охорашиваясь, Бек. — Ничего? Ну хорошо. Только вот что, мой маленький Герман, — продолжал он, глядя на часы, — посетить своего разведчика ты сможешь только через два часа. Порядок нарушать нельзя даже для приятелей: сейчас идет обед, потом будет отдых. Пойдем ко мне, тоже пообедаем, ты отдохнешь, а потом со свежими силами пройдешь к интересному унтеру. Если, конечно, не предпочтешь навестить некоторых других знакомых. — Голос Бека, сохраняя шутливо-насмешливый тон, приобрел какую-то мягкость. Он положил мне руку на плечо: — Ну как? — Я встряхнулся от мыслей, пробужденных словами Бека.

— Согласен, Бек! Корми обедом, потом будем посещать и навещать.

Обедали мы в. комнате Бека. Я бывал в ней не раз. И сегодня так же, как и до этого, с любопытством и интересом, осматривал ее. А смотреть было на что. Во-первых, поражало огромное для фронтовика количество различных, книг. Я позавидовал Беку, имевшему..возможность возить их с собой. Тут. была художественная литература, специальная медицинская, несколько книг Шекспира и Гёте в подлиннике, учебник арабского языка, а кроме того, Милль, Рикардо и другие неизвестные мне авторы — экономисты или что-то в этом роде. На столе стояли банки, баночки, разные склянки с какими то насекомыми, рыбками, жучками и частями тел мелких земноводных. В углу по крайней мере шесть разных удочек с непонятными для меня приспособлениями, сачки, острога. На полочке над кроватью — с десяток трубок всевозможных размеров, форм, материалов и цветов. В головах кровати, где уважающему  себя христианину полагается повесить образок, на маленькой полочке стояла небольшая рамка с портретом очаровательной девушки в восточном костюме. Бек уверял, что это простая репродукция с картины, но я подозревал другое. Лицо девушки, ее грациозная непринужденная поза — полулежа на подушках, разбросанных на ковре, — привлекали внимание. Особенно лицо. Мне всегда хотелось смотреть на него долго-долго. Оно как-то умиротворяло, отрывало от действительности, влекло к мечтам, на душе становилось почему-то легче, все казалось хорошим, милым, близким. Когда я подолгу смотрел на портрет, Бек никогда не насмешничал и не прерывал меня.

Мы обедали не торопясь: времени было много. Денщик Бека, принеся блюдо, сейчас же уходил, и мы могли говорить обо всем, не прерывая разговора. Беседа вертелась вокруг последних событий, наступления наших соседей и под Барановичами. Бек понимал в военном деле гораздо больше, чем можно было ожидать от врача. Во всяком случае, он не в пример мне отлично разбирался в делах высшего командования. Так, он говорил, что наступление на Барановичи не могло и не может кончиться удачно, потому что это направление очень сильно укреплено немцами на большую глубину, к нему подходят удобные пути подвоза резервов по железным дорогам и шоссе. Наступать на одном только направлении нельзя, нужно рассредоточить силы немцев. Одновременное наступление с Юго-Западным фронтом вопроса не решает, так как там в основном находятся австро-венгерские, а не немецкие войска. Отвлечь немцев так, чтобы это было чувствительно для нас, могло только большое наступление на фронте наших союзников на Западе. И многое другое говорил Бек.

Я смотрел на него широко раскрытыми глазами. Сегодня он открылся еще с одной стороны, неизвестной мне до сих пор. Я не мог удержаться и спросил:

— Извини меня, Бек, но, откровенно говоря, ты меня удивил, я не знал, что ты так силен в стратегии. Для чего тебе эти знания в твоей профессии?

— Дорогой Герман! Откуда мы знаем, что нам предстоит в будущем? Быть может, эти знания пригодятся. А кроме того, разве плохо понимать кое-что  хотя бы и в стратегии, как ты выразился? Нужно, по-моему, отдавать себе ясный отчет во всем, что совершается вокруг нас, оценивать это с определенной точки зрения и уметь делать соответствующие выводы. Возьмем войну. Явление отвратительное и тем не менее проходящее через всю историю человечества. Задумывался ли ты когда-нибудь о том, почему мы воюем? За что? Что даст война даже в случае победы тебе, мне, твоему Голенцову и всем миллионам крестьян и рабочих, призванным в армию? Кресты и медали? Ну а что они дадут человеку, у которого нет ноги или руки? Ведь он калека, работать не может так, как работал. Что ему даст война? В лучшем случае богадельню, а обычно — нищету. Вот и ответь мне, за что мы воюем? За веру? На нее никто не посягает. За царя? Его немцы не думают лишать трона. За отечество? А ты спроси большинство солдат, что это такое? Для них это пустое место, дорогой мой Герман, отвлеченное понятие. Вот я и хочу во всем происходящем разобраться, а в первую очередь в событиях и людях. — Бек сделал ударение на последнем слове.

Я сидел ошарашенный не тремя рюмками коньяку, а совершенно для меня новыми понятиями, новым отношением к окружающему. Я старался хотя бы немного осмыслить сказанное Беком. Вспомнился мне и разговор с Николаем Петровичем, сожалевшим о недостатке у наших солдат патриотизма. У того и другого в словах было что-то общее, но и различное в то же время. А что — я пока не определил. Подумал: быть может, Бек что-нибудь подскажет, и рассказал ему о разговоре с Муромцевым. Бек выслушал меня с большим вниманием.

— Муромцев — честнейший человек, умный и опытный офицер, с широким образованием, безусловный патриот. Я его неплохо знаю и уважаю. Но посмотри на себя и на него. Кто ты? Интеллигент со средним образованием и мелкий конторский служащий. Твое будущее тебе самому неясно, но оно не будет чем-нибудь особенным в сравнении с тем, что ты представляешь сейчас. Военная служба для тебя исключена, будешь служить по-прежнему в своем Иванове. Ты способный человек и дослужишься до солидного жалованья, добавим, у своего хозяина только. Наплодишь кучу детей  и дальше мещанского довольства ничего не приобретешь, ибо будешь жить в определенной среде с определенными, свойственными ей интересами. От этого никуда не уйдешь. Это закон. Второй вариант. Ты станешь после войны учиться. Будешь инженером. Но опять определенная среда и определенные интересы. Что тебя привлекает? Ты, видимо, еще сам в этом не разобрался. Ну а если после одного из твоих поисков ты возвратишься без ноги или правой руки? Что ждет тебя тогда? Со всеми твоими орденами, господин подпоручик военного времени? А Муромцев? Единственный сын генерала, богатого помещика к тому же. Во всех случаях он ничего не проиграет, а его награды сослужат ему большую службу: будет он военным — быстро продвинется по лестнице чинов, будет ученым — быстро сделается профессором. Он, дружище, не нам чета, он аристократ. Даже без руки и ноги он будет обеспечен и заслужит еще немало чинов и орденов. Вот и подумай над этим. Поразберись. Быть может, к какому-нибудь выводу и придешь. Ну а теперь давай перейдем на другие темы. Нину Петровну хочешь повидать?