Олег Малевич - Поэты пражского «Скита»

• Название: Поэты пражского «Скита»
• Автор: Олег Малевич
• Издательство: Росток
• Жанр: Поэзия
• Год: 2005
• ISBN: 5-94668-038-2

Центрами русской литературной эмиграции были не только Париж и Берлин. С ними пыталась соперничать и Прага. «Скит» — русское эмигрантское литературное объединение, существовавшее в Праге с 1922 по 1940 г. Его бессменным руководителем был выдающийся русский литературовед и критик Альфред Людвигович Бем (1886–1945?). В книге «Поэты пражского „Скита“» на основе архивов Праги, Москвы и Санкт-Петербурга и эмигрантской периодики впервые широко представлено стихотворное творчество участников этого объединения. В нее целиком включены также выходившие за рубежом поэтические сборники В. Лебедева, Д. Кобякова, Э. Чегринцевой, А. Головиной. И. Бем.

Научно-популярное издание для широкого круга читателей.

---

«Как хорошо бывает знать…»

Алле Головиной

Как хорошо бывает знать.
Что нам дано воображенье,
Чтоб целый мир в себе рождать —
Самим себе на удивленье.

И в этот мир входить, как в лес.
Где все как в сказке неизвестно,
Где столько всяческих чудес.
Что с непривычки прямо тесно.

И в этой страшной тесноте —
Все слаще — встреча вслед за встречей.
Все, все земное… Но не те —
Земли наскучившие речи.
…………………………………
А после — снова пустота.
(Где больше: в сердце или в мире?)
И словно сразу прожита
Жизнь целая — вот тут в квартире.

13 апреля 38 «Евреи в культуре русского зарубежья». Т. V

ПОЭТУ

Все те же мы. Нам целый мир чужбина,
Отечество нам — Царское Село.

Пушкин

Проходит молодость бесследно —
И нитка крови на платке,
И облик сумрачный и бледный,
И грош последний в кошельке.

А критик хлестко подсчитает
Все обольщения и ложь:
Все то, чем горе нас прельщает.
Чем ты на рыцаря похож.

И все?.. Почти ценою жизни —
Нет, не бессмертье и не рай.
А то, что целый мир отчизна:
Закрой глаза и выбирай.

Ах, все просторы мировые —
Не царскосельский стройный мир!
Тебя земные всеблагие
На роковой не звали пир.

Ноябрь 1938 г. (28-го в Ските)

«Страшна любовь, когда надежды нет…»

Страшна любовь, когда надежды нет,
А все яснее в глубине ночей,
Что ничего не стоит целый свет
В сравненьи с грустью дорогих очей.

Еще страшней свободы пустота,
Когда остыл губительный недуг,
И не ревнует больше лучший друг,
И больше не волнует красота.

«Евреи в культуре русского зарубежья». Т. V

СЛЕЗА

Алисе З.

Одна тяжелая слеза
На черную тетрадь упала,
И ты, раскрыв свои глаза.
Слезу мою поцеловала.

Моей беспомощной мечты
В ней жизнь мгновенно отразилась.
И страшно верить мне, что ты
Слезою этой отравилась.

СУМЕРКИ

Алисе З.

Вещи к сумеркам ты уложила
И, в усталости и тишине,
Об отъезде словно позабыла.
Словно стала близкою вдвойне.

Будет в поезде темно и тесно.
Но зачем об этом вспоминать?
Может быть, еще не все известно,
И всерьез теперь и начинать…

Мы еще успеем волноваться,
Тяжесть в сердце сразу забывать, —
Даже пред тобою забываться
И как в детстве ссоры затевать.

Сгоряча ты, может быть, откроешь
Тот источник горести своей,
Что закружит как живой водою
Нас с тобою до скончанья дней.

Право, радости не больше было,
Чем из зеркала улыбок — тех,
Что в усталости ты скрыть забыла,
Позабывши, кажется, про всех.

НА ОКРАИНЕ

Сегодня небо близкое,
Как на краю земли.
Вон двое с гимназисткою
Мечтательно прошли.

Моя задача трудная:
Тебя не вспоминать.
На улицу безлюдную
Я вышел погулять.

Погода ли удачная?
Но все — как на подбор:
И поэтичность дачная,
И тихий разговор.

И резкость театральная:
Тут свет — там сразу тьма.
И все — первоначальное.
Ну хоть сойди с ума.

Девичьи плечи — узкие.
— Ах, первая любовь!..
А липы, словно русские,
Уже волнуют кровь.

4 апреля 40

Нина МЯКОТИНА*

«Когда хрустит дорога под ногами…»

Когда хрустит дорога под ногами,
Белеет небо в вышине,
Вся даль укрыта синими снегами
И с сосен хлопьями свисает снег,
Деревья подымают к небу ветки, —
Не говорить, не думать ни о чем,
Стоять одной, вдыхая воздух редкий,
Над замороженным ручьем.
Пройдут года, и осени, и зимы,
Исчезнут в пустоту века,
Умрет земля, любовь к тебе, любимый,
Как в первый раз, послушна и ярка.

1929–1932

«Мои глаза тебе подарят мир…»

Мои глаза тебе подарят мир,
Зеленые, деревьев зеленее.
Сегодня снится нам обоим ширь
Лазури и зеленая аллея.
Нас делят длинные, зеленые поля,
Мы вспоминаем друг о друге на закате,
Когда нам некого увидеть и обнять
И сердце бьется, беспричинно плача.
Умолкнул мир. И умирает вечер.
Моя рука не ждет другой руки.
В деревнях замелькали огоньки,
Вдали звучит невнятная мне речь.

1932

«Меня уводят за собой…»

Меня уводят за собой
Идущие сквозь город тучи
В леса, где сцепленные сучья
И где земля покрыта хвоей,
Где пахнет мокрою листвой
И осени печальным тленом,
Где спутались дубы и клены,
Ко мне склонившись головой.
И серый свет осенних дней
Окрасил землю нежной тенью
И освещает в отдаленьи
Дорогу тонких тополей.

«Скит». IV. 1937

«На далеких отрогах гор…»

На далеких отрогах гор
Отражается в солнце снег.
По долинам, по полю лег
И с отлогих сползает гор.
Завтра утро опять зажжет
Вдоль дороги верхушки дерев,
И распушит косматый мех
Облаков, бегущих вразброд.
И синей, впереди синей
Каждый день, что за днем растет,
И когда настанет черед —
Все проснется сквозь зелень ветвей.

«Скит». IV. 1937

«Приходила утром радость…»

Приходила утром радость
Вместе с солнцем через окна,
И дрожала, и смеялась.
Преломляясь через стекла,
Рассыпаясь по обоям.
Разбегаясь вдоль по полу
Разноцветною резьбою,
Зайчиков толпой веселой.
А потом углом загнутым
Исчезали солнца сети.
Уходили — и в минуту
Радость таяла на свете.

1937 г., март

RILKE

Он по камням спускался меж кустов.
Хватаясь за цепляющие ветви,
Неверною ногой ища опоры
На выступе обломанном скалы.
Путь труден был и долог, но отраден.
И сердце утомленное стучало,
И пальцы рук дрожали, и колени,
Когда предстал он пред Царя Теней.
Всю скуку долгой одинокой ночи,
Весь мир любви и нежности любовной
Он перелил в трепещущие струны
И песней возвратить молил жену.
Когда ж утихли струны и когда
Он услыхал спокойные движенья
И тихое дыханье за собою
Той, для кого он в этот мир пришел, —
Он двинулся назад, согнув колени,
И снова путь томил его усталость,
И плечи опускались, — не под силу
Ему казался медленный восход.
А та, что сзади шла спокойным шагом,
Вдруг стала и чужда, и безразлична —
Ее душа уже не ощущала
Ни трудности пути, ни счастья встречи.
Он проклинал тяжелую дорогу,
Шагая, спотыкаясь меж кустов.
И полное тоски недоуменье
Им овладело и стеснило грудь.
Он захотел в последний раз увидеть
То, что он в этом мире оставлял,
И, опершись рукою о колено,
Усталым поворотом головы
Он повернулся вспять, но там в ветвях
Стояло что-то белое, чужое,
Не человек и даже не душа,
Спокойное, неведомое людям,
Невиданное ими до сих пор…

1937 г., май

Ирина МИХАЙЛОВСКАЯ*